Это началось как самый счастливый день в нашей жизни. Девять месяцев ожидания, трепетного подготовки к встрече, узи, на котором мы разглядывали крохотный профиль, выбор имени… Все это должно было увенчаться чудом. Но чудо обернулось кошмаром, последствия которого навсегда разделили нашу жизнь на «до» и «после».
Роды принимали в современном перинатальном центре, который хвалили все знакомые. Мы с мужем Максимом были уверены, что находимся в надежных руках. Ведшая мою беременность врач Анна Петровна была спокойна и доброжелательна. Все шло по плану: схватки, плавное раскрытие, малыш в головном предлежании. Казалось, ничего не предвещало беды.
Потом все изменилось. На смену дневной смене пришла ночная. Анестезиолога не было, он был занят на экстренной операции. Акушерка, молодая и, как показалось, уставшая женщина, постоянно куда-то спешила. Дежурный врач, представившийся Олегом Викторовичем, лишь изредка заглядывал в палату, бросая короткие фразы: «Все хорошо, продолжайте в том же духе».
Потуги начались глубокой ночью. Я была измотана до предела, но мысль о скорой встрече придавала силы. Акушерка велела тужиться изо всех сил. Я старалась, как могла. Но что-то шло не так. Олег Викторович, наконец, появился у кресла. Его лицо стало сосредоточенным и напряженным.
— Головка не продвигается, — услышала я его бормотание. — Плечико застряло.
Дистоция плечиков. Это страшное словосочетание я узнала гораздо позже. А в тот момент в комнате запаниковали. Вместо того чтобы аккуратно освободить плечико, помочь ребенку, Олег Викторович, надавив мне локтем на живот, стал изо всех сил тянуть ребенка за голову.
Боль была адской. Я закричала не от родовой боли, а от животного ужаса и нечеловеческого давления. Максима оттеснили в сторону. Я видела его бледное, испуганное лицо. Прошла вечность. Раздался тихий, слабый писк. Это был не крик новорожденного, а стон.
Мне на грудь положили синеватого, вялого мальчика. Он не плакал. Его правую ручку неестественно выворачивало. Он не шевелил ею. Мое материнское сердце сжалось в ледяной ком.
— С ребенком все хорошо, — бросил Олег Викторович, избегая моего взгляда. — Просто роды тяжелые, он устал. Отдыхает.
Но он не отдыхал. Он тихо лежал в кювезе, его поврежденная рука безжизненно лежала на пеленке. Наши вопросы игнорировались. Нам говорили о «временном отеке», о «последствиях гипоксии». Только на третий день, когда в палату зашла невролог из другого отделения, прозвучала правда.
Она осмотрела малыша, которого мы назвали Львом, с невероятной осторожностью и грустью в глазах. —У ребенка акушерский парез правой верхней конечности, — тихо сказала она. — Травма плечевого сплетения. Скорее всего, повреждены нервы. Вам срочно нужна консультация детского нейрохирурга.
Мир рухнул. Тихая палата, пахнущая антисептиком, стала моей тюрьмой. Максим, обычно сдержанный, вышел в коридор и, как потом рассказала медсестра, бил кулаком по стене. Мы чувствовали себя преданными, обманутыми, раздавленными.
Последующие недели превратились в хаос. Бесконечные очереди к врачам, МРТ, электронейромиография (ЭНМГ), которая подтвердила самый страшный прогноз — отрыв корешков нервов С5-С6 от спинного мозга. Наш сын, наш Лев, никогда не сможет поднять свою правую руку. Она будет висеть плетью. Он не сможет хлопать в ладоши, держать ложку этой рукой, застегивать пуговицы, бросать мяч.
Вина врачей была очевидна. Независимая экспертиза, на которую мы подали заявление, дала однозначное заключение: травма была вызвана грубым механическим воздействием — тракцией за голову при фиксированных плечиках. Примененное давление на дно матки было чрезмерным и недопустимым. Врач не использовал стандартные и безопасные методики для решения ситуации.
Мы подали в суд. Олег Викторович отрицал свою вину, ссылаясь на «стечение обстоятельств» и «анатомические особенности родовых путей». Клиника предлагала мизерную компенсацию в обмен на отказ от претензий. Но какие деньги могли компенсировать будущее нашего ребенка?
Самое страшное было не в суде. Оно было дома. В ежедневной борьбе. В слезах моего сына от болезненного массажа. В его недоумении, почему его ручка «не слушается». В горьком осознании, что другие дети ползают, опираясь на две руки, а он — на одну. В бесконечных ортезах, гипсованиях, поездках на реабилитации.
Гнев был всепоглощающим. Я ненавидела того врача всеми фибрами души. Я представляла, как кричу ему в лицо, показываю видео, где мой трехлетний сын пытается одной левой рукой построить башню из кубиков, пока его правая беспомощно лежит на коленях.
Но однажды ночью, глядя на спящего Льва, я поняла, что моя ярость пожирает меня, а не его обидчиков. Она отнимает у меня силы, которые нужны моему сыну. Мы не могли изменить прошлое, но мы могли бороться за его будущее.
Мы продолжили судиться, но уже без ожесточения, с холодной решимостью. Полученные по решению суда деньги мы направили не на игрушки, а на лучших реабилитологов, на операции, на современные тренажеры. Мы нашли родителей таких же детей, создали чат поддержки. Мы праздновали каждую, даже самую маленькую победу: первый раз, когда он смог пошевелить пальчиками, когда удержал этой рукой легкий мячик, когда смог придержать им лист бумаги, пока левой рисовал.
Сейчас Льву семь. Он идет в первый класс. Его правая рука значительно тоньше левой, он не может поднять ее выше плеча. Но он научился делать практически все одной левой — завязывать шнурки, писать, застегивать рюкзак. Он прошел через несколько сложнейших операций по пересадке нервов и мышц. Он самый сильный человек, которого я знаю.
Тень той врачебной ошибки будет сопровождать нас всегда. Она в каждом неловком вопросе сверстников, в каждом взгляде посторонних на его руку, в каждой ноющей боли на погоду в его поврежденном плече.
Но я научилась направлять свою боль не в ненависть к прошлому, а в борьбу за будущее. Я борюсь за то, чтобы мой ребенок никогда не чувствовал себя неполноценным. Чтобы он знал, что его сила — не в том, чтобы быть как все, а в том, чтобы, имея слабость, все равно побеждать.
И да, мой ребенок получил травму во время родов по вине врачей. Это навсегда часть нашей истории. Но это не вся наша история. Наша история — это история мужества, любви и бесконечной борьбы, которая началась в тот день, когда безответственность одних людей сломала жизнь другим, но не смогла сломать наш дух.