Политическая пропаганда не является изобретением нашего времени. Уже тысячи лет назад все без исключения народы изображали себя единственным очагом культуры и цивилизации, а своих соперников называли немытыми варварами. Не были исключением и греки с персами, участники одного из наиболее эпичнейших противостояний в истории человечества.
Учитывая, что все европейцы в той или иной степени считают себя наследниками Древней Эллады, мы склонны смотреть ее глазами на события греко-персидский войн. Но кто был прав, а кто виноват в этой истории? И действительно ли персы были такими ужасными и жестокими дикарями?
Греческие колонии на побережье Малой Азии существовали еще с допотопных времен. Ввиду своего уязвимого стратегического положения политически они подчинялись тем или иным восточным державам, но в культурном плане тяготели к родственникам с той стороны Эгейского моря. В этническом смысле это были, в основном, ионийцы, представители одной из крупнейших эллинских народностей, к которой относились, в том числе, и афиняне.
Крупнейший замес в древней истории начался с маааленького предательства. В 500-м году до н.э. в Милете, крупнейшем из ионийских полисов в Азии правил тиран по имени Аристагор. В то время демос изгнал олигархию на соседнем острове Наксос, и хитрый грек решил воспользоваться этим случаем для укрепления своего влияния.
Он отправил послов к персам, как к своим сюзеренам и уговорил их предоставить войско – те снарядили сильный флот. Но Аристагор поссорился с командующим походом, и завоевательная кампания была провалена. Владыка Милета должен был выплатить деньги на содержание армии и объясниться о причинах своей неудачи.
Понимая, что ему, скорее всего, не сносить головы, он позвал на помощь родственников-ионийцев из «континентальной» Греции и сделал все, чтобы малоазиатские города подняли всеобщий мятеж.
Впрочем, персы легко подавили восстание. Именно желанием покарать тех, кто поддерживал их врагов объясняется серия их вторжений в Элладу – если бы афиняне и прочие не поддержали предателя и лжеца, то ничего бы этого не было.
Но это было еще не все. После восстания ионийцев Афины и прочие греческие морские державы буквально сорвались с цепи и погрузили в хаос Восточное Средиземноморье. Они атаковали и разрушили многие приморские города, которые являлись данниками империи Ахеменидов.
Поэтому у персов имелось по крайней мере три причины, чтобы начать большую войну: экономическая, политическая и моральная. Вы все еще думаете, что греки были правы в этой ситуации?
Теперь давайте о «дикости», якобы, свойственной персам. Их империя была величайшей державой древнего мира и всегда возрождалась после того, как была захвачена внешним врагом. Прежде всего, потому, что ее цари знали, как править многими народами и исповедовали политику мультикультурализма.
Манифест Кира Великого, составленный им вскоре после бескровного подчинения Вавилона, даровал его подданным свободу вероисповедания. Все подчиненные страны пользовались высокой степенью самоуправления – лишь в редких случаях к ним назначался персидский сатрап.
Кир и его потомки постарались исправить зло, причиненное вавилонянами и ассирийцами – снизили подати, отпустили евреев на родину, спонсировали возведение множества храмов. В их армии могли служить все, т.е. государство Ахеменидов вовсе не являлось военной диктатурой сильного имперского центра над слабыми окраинами. Благодаря постройке знаменитой Царской дороги расцвела торговля.
Поэтому у ассирийцев, вавилонян, лидийцев, ликийцев, евреев, мидян, скифов, финикийцев, египтян и множества прочих народов имелось немало объективных причин быть довольными господством персов. Под их властью восток стал несказанно богатым и развитым в культурном отношении. Империя не отдавала предпочтения ни одному языку, но в качестве официальной использовала арамейскую письменность.
Поэтому нет, персы не были дикими – их государство было всемирным центром цивилизации, во всем превосходящим Элладу. Хотя, конечно, они были суровы к своим врагам на войне, но это считалось обычным делом в то нелегкое время. И, кстати, персы не были поклонниками «греческой любви»))