— Лёш, блин, ты это серьёзно сейчас? — Катя швырнула на стол пачку квитанций за коммуналку. — У нас просрочка по ипотеке третий месяц, Машке в школу через год, а ты мне про какую-то тётку в Сибири рассказываешь?
Алексей нервно теребил конверт:
— Кать, ну послушай... Трёхкомнатная квартира в Новосибирске! В центре! Нотариус говорит — минимум четыре миллиона стоит. Мы же можем...
— Что — мы можем? — Катя села напротив, устало потирая виски. — Продать нашу однушку, которая в залоге у банка? Или ты думаешь, коллекторы нас до Сибири не достанут?
Машка выглянула из-за двери:
— Мам, а мы переезжаем?
— Иди уроки делай! — рявкнули родители хором.
Алексей достал из конверта фотографии. Старая сталинка, лепнина на потолке, паркет...
— Кать, это наш единственный шанс. Продадим — все долги закроем, ещё и на жизнь останется. Ну что мы теряем? Съездим, посмотрим...
— На какие шиши съездим-то? — Катя уже сдавалась, он это видел.
— Я... я уже билеты купил. На последние. Завтра вылетаем.
***
Новосибирск встретил их мокрым снегом в середине апреля. От аэропорта ехали на какой-то развалюхе-"Жигулях" — на нормальное такси денег не было.
— Вот, приехали, — водитель кивнул на облупленную пятиэтажку. — Дом номер восемь. Только... вы это... осторожнее там.
— В смысле? — насторожился Алексей.
Мужик помялся:
— Да так... Нехороший дом. У нас тут все знают.
Квартира оказалась на четвёртом этаже. Дверь открылась со скрипом — массивная, сталинская, с тремя замками.
Внутри... Внутри было чисто. Идеально чисто. Как будто тётя Анна умерла не полгода назад, а вчера вышла в магазин.
— Пап, а почему тут так холодно? — Машка куталась в куртку.
И правда — в квартире было градусов пятнадцать, не больше. Хотя батареи были горячие.
— Сквозняк, наверное, — Алексей проверил окна. Все закрыты.
В дверь позвонили. На пороге стояла женщина лет семидесяти в телогрейке:
— Вы — Алексей? Племянник Ани?
— Да, а вы?
— Зоя Михайловна, соседка. Мы с Аней... дружили. Слушайте, — она понизила голос, — продавайте квартиру. Быстро продавайте и уезжайте.
— Почему? — Катя вышла в прихожую.
Старуха посмотрела на неё, потом на Машку:
— Ребёнок у вас... Нельзя тут с ребёнком. Аня потому и не приезжала пятнадцать лет. После того, что случилось...
— Что случилось? — Алексей начинал злиться. Что за загадки?
— Её дочка тут умерла. Вашей примерно ровесница была, — Зоя Михайловна кивнула на Машку. — В ванной утонула. Хотя... — она замялась, — воды в ванной не было. Сухая была. А девочка — синяя вся, как утопленница. Врачи сказали — сердце. Но Аня не верила. Говорила — ОНО её утопило.
— Что — оно? — Катя прижала к себе дочку.
— А вон, — старуха ткнула пальцем в угол коридора, где стояло большое зеркало в резной раме. — Аня говорила — в зеркале кто-то живёт. Бред, конечно. Но после смерти Светочки она его занавесила и больше не открывала.
Действительно, зеркало было закрыто плотной чёрной тканью.
***
Ночевать остались в квартире — денег на гостиницу не было. Легли все вместе в большой комнате, на старом диване.
Катя проснулась от того, что Машки рядом не было.
— Маш? Маша!
Девочка стояла в коридоре перед зеркалом. Ткань валялась на полу.
— Мам, смотри, там девочка...
Катя дёрнула дочь на себя. В зеркале... В зеркале отражалась не прихожая. Там была ванная комната. И в ванной, полной воды, плавало что-то...
— Это Света, — спокойно сказала Машка. — Она говорит, что одиноко ей. Хочет со мной играть.
Алексей выскочил из комнаты, схватил табуретку:
— Отойдите!
Он размахнулся и ударил по зеркалу. Стекло треснуло, но не разбилось. Из трещины потекла вода. Обычная вода, пахнущая тиной.
— Папа, не надо! — закричала Машка. — Ты Свету обидишь!
Вода лилась всё сильнее. Уже по щиколотку натекло.
В дверь забарабанили:
— Вы что, потоп устроили?! Нас заливает!
Алексей бил и бил по зеркалу, но оно не разбивалось. Вода поднималась. Машка плакала, тянулась к зеркалу:
— Света! Света, не уходи!
И тут в квартиру ввалился мужик — здоровенный, в робе слесаря:
— Какого чёрта тут... А, блин!
Он увидел зеркало, выматерился и побежал куда-то. Вернулся с ломом.
— Отойдите все! Щас я эту дрянь!
Он ударил ломом в центр зеркала. Раздался звук, похожий на детский крик. Зеркало рассыпалось на тысячи осколков. Вода исчезла. Как не было.
Только на полу остались мокрые следы маленьких босых ног. Они вели от зеркала к ванной.
— Вот же старая дура! — мужик утёр пот. — Зоя Михайловна! Сказала же ей — нафига людей пускать? Теперь опять начнётся...
— Что начнётся? — Катя держала рыдающую Машку.
— Да утопленница эта, Светка. Она через зеркало приходит. За детьми. Аня после смерти дочки зеркало занавесила, вроде успокоилось. А теперь вы его разбудили. Оно новую подружку ищет.
***
— Никакую квартиру мы не продаём! — Алексей орал на нотариуса по телефону. — Отказываемся от наследства!
— Но вы уже вступили в права...
— Мне плевать! Делайте что хотите, мы уезжаем!
Они сидели в аэропорту, ждали рейс. Денег на билеты заняли у Зои Михайловны — старуха сжалилась, дала десять тысяч.
— Пап, — Машка теребила отца за рукав, — а Света... она теперь одна останется?
— Маш, забудь. Это был сон, понимаешь? Страшный сон.
Но Машка знала — не сон. Потому что в кармане у неё лежала фотография. Старая, чёрно-белая. Две девочки на фоне той самой квартиры. Одна — тётя Анна в детстве. Вторая...
Вторая была точь-в-точь как Машка. Только глаза мёртвые. И подпись на обороте: "Аня и Света, 1978 год".
Машка не стала показывать фото родителям. Зачем их пугать? Они и так еле живые от страха.
В Москве их встретил пристав:
— Алексей Сергеевич? Вы признаны банкротом. Процедура реализации имущества начнётся через неделю.
— А квартира в Новосибирске? — устало спросил Алексей.
— Какая квартира? — пристав полистал бумаги. — У вас нет никакой квартиры в Новосибирске. Только однокомнатная в Подмосковье, обременённая ипотекой.
Алексей вытащил документы от нотариуса. Пристав посмотрел, хмыкнул:
— Это подделка. Видите печать? Такой нотариальной конторы не существует. Вас развели.
Катя истерически рассмеялась:
— Развели? Нас призрак девочки-утопленницы развёл?
Пристав покрутил пальцем у виска и ушёл.
А через месяц им позвонила Зоя Михайловна:
— Алёша? Слушай, тут такое дело... Квартира твоей тёти — её снесли. Весь дом снесли. Аварийным признали. Ещё пять лет назад. Я не знаю, где вы были, но... Нас всех уже расселили. Я в новостройке живу. А дом тот... его уже нет. Понимаешь? Нет его.
Алексей молча положил трубку.
Машка вытащила фотографию, посмотрела на неё. Изображение расплывалось, как будто снимок попал в воду. Скоро совсем исчезнет.
— Пока, Света, — шепнула она.
И ей показалось, что девочка на фото улыбнулась.
Их однушку забрали за долги. Переехали к Катиной матери в Тульскую область. Алексей устроился на завод, Катя — в школу учительницей. Долги выплатили через три года.
А Машка до сих пор хранит ту фотографию. Точнее, то, что от неё осталось — пустой глянцевый квадратик. И иногда, когда никто не видит, она смотрит на него и думает: а был ли дом? Была ли Света? Или это правда был сон?
Но мокрые следы маленьких ног она помнит до сих пор. Холодные. Пахнущие тиной. Ведущие в никуда.