"Раскольников", " Коляда-театр". В описании спектакля на сайте театра написано примерно следующее: Раскольников сделал то, что сделал ради хайпа.
Ну да. Разве вот эта статья нашумевшая его – не желание хайпа? Статья про то, что существуют обыкновенные, низшие люди – их, понятное дело, много; и люди которые двигают мир, Наполеоны. В русской классике с подачи Льва Толстого Наполеон – это убийца по-крупному, и всё.
В общем, Родион (Константин Итунин) мог бы молча думать об этом делении на разряды, своей статьи вовсе не писать или не публиковать, но сделал это. Хайп. И, разумеется, чёткое подспудное причисление себя к Наполеонам, а то опять же ради чего стараться?
В начале спектакля он сбрасывает с себя цепи – как он думает, обыденной морали, пригодной лишь для обыкновенных людей. Далее эта же цепь играет роль заклада, подаяния…
Но дополнительно создаётся впечатление, что его ведут больше, чем сам он идёт. На его шее красная жертвенная лента. Перед старухой он служит, как собачка. На лице будущей жертвы (её и всех героев играют Владислав Мелихов и Евгений Чистяков, который сегодня он выходил на сцену в этой роли впервые; и процентщицы выходит две: одна семенит и суетится, а другая наблюдает) – выражение жестокое и даже зловещее.
Зачем бабка (обе) такая неприятная? Думаю, чтобы у зрителя и читателя был повод мысленно оправдать его – и, поймав себя на этом, мы бы устыдились. Да, он убил отвратительную жадную старушонку (тем более ростовщиков никогда не любили), «вошь», но разве его преступление от этого стало меньше? И разве он стало бы ужаснее, если бы он убил милейшего человека, всеобщего любимца? А кстати, он и убил – Лизавету. И оказалось, что пролитую кровь нельзя просчитать наперёд и трудно, решившись на убийство, остановиться.
Когда Раскольников приходит к старухе в тот решающий день, в спортивной куртке а-ля девяностые, он сначала Алёну Ивановну и сестрицу её убивает (игриво приговаривая: чпоньк), а потом ведёт с ними диалог. Дальше настроение его меняется, он испуган, не может поверить, что совершил – он, однако от этого мальчика до того человека, который потом поймёт: «Да разве я старуху убил? Я себя убил!» - ещё огромный путь.
Убегает он из квартиры голый и всё с той же алой лентой на шее. Он чувствует себя раздетым, его преступление обнажило его и сделало незащищённым.
Далее, как и в романе, герой Константина Итунина общается с разными людьми. С текстом режиссёр обошёлся очень бережно, однако невозможно уместить всех героев в текст двухчасовой пьесы, чтобы она при этом каждую минуту держала в напряжении. Пожертвовать пришлось несколькими героями – мать и Дуня появляются на сцене в виде письма, Разумихина и Мармеладова, как и его семейство мы не видим вовсе. Зато Натальи, служанки, две штуки: мелочная, злобненькая, и простая тётка, жалеющая. «Тут дьявол с богом борется, а поле битвы - сердца людей" – это, правда, из братьев Карамазовых, но очень перекликается с постановкой. Вот у Лужина нет двойника, потому что и заблуждений, к какому полюсу он принадлежит, нет.
Мне нравится, с каким выражением при этом монологе смотрит Раскольников на Лужина (в данном случае опять-таки Евгений Чистяков): мальчик прямо на глазах взрослеет, он начинает прозревать и глядится в Петра Петровича, как в кривое зеркало. И, кстати, то, что он там видит, ему совсем не нравится.
И по всему выходит, что все, с кем он встречается после убийства – это тоже он, Раскольников, только разные его стороны, селфи в разном антураже. И ему неуютно, он пытается найти себя настоящего. И понимает, насколько это мелко – хотеть быть сверхчеловеком.
А вот свидание с Соней – все трое артистов, открыв старое издание Достоевского по штуке на каждого, приплясывая и очень бодро, читают притчу о воскресении Лазаря. Раскольников - балуясь, как подросток на уроке литературы. Даже не потому для поколения Z религия не является путеводной звездой. Просто они не слышат и не воспринимают готовых рецептов «воскрешения», им самим надо пройти этот путь… Или не пройти.
Получив смс от Сони – «встань на площади, покайся», он смеётся. Он же мастер по перекладыванию ответственности на других! А по проясняющимся и испуганным глазам видно: мысль принята и он понимает, что это надо сделать. Ещё подсмеивается – но уже понимает. И сразу же думает, как он будет смешно выглядеть в глазах других и что про него скажут. Примерно то же самое будет и на каторге. Форменная жизнь напоказ, как в любой соцсеточке.
Он делает полушаг к пробуждению: цепи эти он снова на себя наденет, даже намотает, снова принимая по отношению к себе общечеловеческую мораль; ну и, конечно, это символ кандалов каторжанина.
Когда он открывает глаза к жизни, к Богу, что бы ни иметь в виду под этим словом? Когда он видит человека (Соня ночью смотрит на окна больницы, где он лежит), чувствует человека и сопереживает ему. Она его воскрешает к жизни этой своей любовью и верой в то, что он живой, а не просто аватарка.
«История постепенного обновления человека» - это всегда боль, подвиг на грани возможностей и всё-таки всегда источник света, которым является другой человек. Вот так я поняла постановку «Раскольников» в «Коляда-театре».
Спасибо Константину Итунину за Раскольникова, часть зала плакала вместе с ним. Спасибо Владиславу Мелихову, он глубоко и точно сыграл остальных персонажей. Евгению Чистякову спасибо в особенности за Порфирия Петровича, чересчур проницательного следователя, ловко прикинувшегося простодушным мужичком.
Вообще я ехала нынче в Екатеринбург ради неё. И ни на одну секунду не пожалела.
"Раскольников", " Коляда-театр". В описании спектакля на сайте театра написано примерно следующее: Раскольников сделал то, что сделал ради хайпа.
Ну да. Разве вот эта статья нашумевшая его – не желание хайпа? Статья про то, что существуют обыкновенные, низшие люди – их, понятное дело, много; и люди которые двигают мир, Наполеоны. В русской классике с подачи Льва Толстого Наполеон – это убийца по-крупному, и всё.
В общем, Родион (Константин Итунин) мог бы молча думать об этом делении на разряды, своей статьи вовсе не писать или не публиковать, но сделал это. Хайп. И, разумеется, чёткое подспудное причисление себя к Наполеонам, а то опять же ради чего стараться?
В начале спектакля он сбрасывает с себя цепи – как он думает, обыденной морали, пригодной лишь для обыкновенных людей. Далее эта же цепь играет роль заклада, подаяния…
Но дополнительно создаётся впечатление, что его ведут больше, чем сам он идёт. На его шее красная жертвенная лента. Перед старухой он служит, как собачка. На лице