Иногда мир затихал, и в этой тишине Дариус чувствовал, как нечто древнее, не принадлежащее времени, касается его разума. Видения вспыхивали, не спрашивая разрешения — не как сон, а как память, которой у него не могло быть. Он не знал, откуда это — но знал: то, что открывается ему, старше звёзд, глубже времени.
После того как тепло и свет обрели своё место, и Сварог увидел, как Хорс и Дажьбог наполнили мир сиянием и благодатью, воздух в Яви всё ещё стоял тяжёлый и неподвижный. Небо было ясным, поля залиты мягким теплом, камни напитаны светом, но сама Явь не дышала. Воздух застыл, как прозрачное стекло, и казалось, он никогда не придёт в движение. Никакой лёгкости не было в мире: дни были тихи, как застывшая вода. Ни дуновения не колыхало листьев, ни облако не бежало по небу без Перунова грома. Даже дождевые тучи стояли недвижно, как каменные плиты, и лишь медленно истекали дождём, если Перун их тревожил. Земля хранила влагу и плодородие, но им не было движения, чтобы смешаться, проникнуть всюду, разнести жизнь. Мир ждал дыхания, как человек ждёт вдоха после долгого затаённого безмолвия.
Сварог видел это. Его сердце сжималось от того, как великое творение оставалось без движения. Он вглядывался в даль горизонта и слышал только тишину. И тогда он задумал отпустить ветры. Не шквальный смерч и не беспорядочную бурю, что рушит и губит, но свободное дыхание мира, чтобы оно ходило всюду и наполняло собой Явь. Он поднялся высоко, туда, где не слышно птиц и даже молчание имеет звон, и взял свои великие кузнечные мехи. Они были сотканы из дыхания предвечного хаоса, сдерживаемого только волей творца. Поднявшись на вершину горы, Сварог водрузил мехи на самый высокий камень и начал накачивать ими воздух. Он вбирал в мехи всю неподвижность, всю застывшую тяжесть и выдыхал её обратно как движение.
Первый выдох Яви сорвался с горного пика и понёсся над равнинами лёгким бризом. Тёплый ветер пронёсся по полям, ласково шевеля пепел древних пожарищ и сухие жухлые стебли, что пережили огонь Дажьбога. В небе задвигались лёгкие облака, прежде недвижные, словно вырезанные из мрамора. Они поплыли, меняя очертания, и голубая высь ожила. Сварог улыбнулся: Явь начала дышать. Мир вздохнул, и этот вздох прошёл от востока до запада, от севера до юга. Листья дрогнули, впервые услышав шорох собственного движения, и трава слегка склонилась, принимая новый голос мира.
Но Чернобог не мог оставить новое явление без противовеса. Он почувствовал, как нечто в Яви вырывается из его тени, и вдохнул в рождающийся ветер своё холодное присутствие. Лёгкий бриз вдруг превратился в свистящий бурелом. Ветер набрал ярость, его тёплое дыхание обернулось ледяными порывами. Они больше не ласкали, а резали. Кроны деревьев застонали, тонкие ветви ломались, хрустя под неумолимой силой. Тёплые потоки обернулись обжигающей стужей, что срывала и разметывала всё на пути. Невидимый вихрь завыл над землёй, поднимая столбы чёрной пыли к небу, грозя унести с собой плодородный слой почвы и высушить влагу, подаренную Дажьбогом. Облака, только начавшие свой плавный ход, закрутились в дикие спирали, как разбуженные змеи, готовые жалить всё живое.
Сварог ощутил, как его дар оборачивается бедствием. Он встал против бешеного ветра, широко раскинув руки, пытаясь остановить поток, но хватать ветер руками бесполезно — он неуловим. Мехи Сварога выдыхали всё новые порции движения, но Чернобог гнал их всё сильнее, наполняя каждый выдох своей злой волей. Сварог пытался перенаправить потоки, чтобы они шли мягче, но Чернобог вновь и вновь сливал их в один поток, и вихри лишь умножались. Тогда воздух загудел тысячей голосов, и казалось, сама Явь стонет и вопиёт от натиска беспорядочного дыхания. Трава ложилась, не успевая подняться, волны на редких озёрах бились о берега с глухим стоном, и даже солнце казалось тусклым сквозь завесу поднятой пыли.
И вновь на помощь пришёл Велес. Он стоял внизу, среди качающихся стеблей и гудящей травы, прислушиваясь к ритму хаоса. Велес не пытался остановить ветер силой — он решил перехитрить его. Он нашёл у своих ног тонкий тростник, гибкий и ровный, сорвал его, очистил и изготовил простую свирель. Тонкий, чуть изогнутый инструмент засверкал в его руках, и Велес, поднеся его к губам, заиграл весёлую, лукавую мелодию. Звуки флейты вплелись в вой ветра, словно нити узора в тёмную ткань, и придали ему новый рисунок.
Бешеный рёв постепенно превратился в рваный танец. Ветры, доселе не знавшие порядка, начали подстраиваться под музыку Велеса. Один вихрь кружился, сбавляя скорость, другой сменил направление в такт, третий и вовсе стих, заслушавшись нежной мелодии. Музыка Велеса не была громкой, но в ней слышался ритм самой жизни, её пульс и дыхание, и ветер начал внимать. Пока Чернобог пытался вновь стянуть все потоки в единый ураган, Велес играл всё живее, добавляя в мелодию звуки растущих зёрен, шорох листвы, шелест дождя и отголоски первых песен, которые ещё не спеты в Яви.
Разрозненные ветры уже не хотели сливаться. Каждому нашлось своё место в мелодии. И тогда из сердца закрученного воздуха выступил образ нового бога. Стрибог явился не пламенем и не камнем, как Перун или Дажьбог, а движением. Он был словно сам воздух, обретший волю: высокий седобородый странник, чьё тело было соткано из дымки и облака, сквозь которое сиял бледно-голубой свет. Его плащ развевался, как грозовая туча в ветре, а глаза сверкали небесной синевой, глубокой, как безбрежные просторы неба.
Стрибог поднял руку — и музыка Велеса смолкла, уступая место свисту ветра в его пальцах. Но тот свист уже не был хаотичным рёвом — он был многоголосым хором всех ветров. Стрибог повелительно взмахнул рукой, и ветры разошлись по сторонам света. Вокруг него резвились сотни меньших ветерков, подхватывая каждый звук и запах. Стрибог разделил власть между четырьмя великими ветрами, а между ними родились и промежуточные: северо-восточные, юго-западные и прочие — для каждого нашлось своё дело и путь. Северный ветер принёс с собой холодную ясность и чистоту дыхания льдов. Южный ветер наполнил небо тёплой влагой далёких морей и запахами жизни. Восточный ветер добавил бодрящий порыв рассвета, звенящий, как первая песня утра. А западный ветер навеял спокойствие и задумчивость вечера, унося за горизонт усталость дня.
Вместо одного губительного урагана мир получил множество разных ветров. Они проветрили небеса, разогнали застой и принялись выполнять своё предназначение. Где-то ветер нёс облака к жаждущим полям, где-то сушил излишек болот, где-то приносил прохладу, а где-то разносил первые зёрна жизни, оставленные Дажьбогом, по земле. Стрибог распоряжался ими мудро: отныне каждый ветер знал своё время и место. Он установил им меру и черёд, чтобы не было больше безудержной бури.
Чернобог утратил былой контроль над стихией воздуха. Он всё ещё шепчет в бурях и вихрях, пытаясь посеять разрушение, — но Стрибог держит бразды ветров. Ветер заговорил на сотню голосов: он то нежно шепчет в траве, то гудит в кронах лесов, то свистит меж скал, то воет в пустынных степях. Так шум ветров стал голосом самого мира. Ветер стал и первым вестником: однажды он понесёт по кругу земли песни, слова и вести от живых существ, и станет хранителем их дыхания и памяти.
Так Стрибог, повелитель ветров, наполнил Явь дыханием. Исчезла прежняя мёртвая тишина: ветер зашевелил травы и свободно погнал по небу облака. Он обходит весь мир на невидимых ногах — всегда в пути и никогда не знает ни отдыха, ни покоя. Его не видит глаз, но ощущает каждая кожа, каждый лист, каждая вода. Многие поколения ещё будут вслушиваться в голоса ветра. В его ночном завывании у костров люди услышат отголоски древних сказаний, а в ласковом бризе — напевы добрых духов. Когда появятся люди, они будут взывать к Стрибогу о попутном ветре и прятаться от его грозовых бурь. Стрибог наполнит паруса их кораблей, заставит крутиться тяжёлые мельничные крылья, поможет птицам парить в небе и донесёт в самый дальний край запах родного очага. Сварог облегчённо вздохнул, впервые чувствуя на лице свежий ветер. Его мир ожил, задышал на все четыре стороны, и сердце творца наполнилось радостью. И если прислушаться к посвисту ветра в тишине, можно расслышать далёкий шёпот: «Да будет дыхание» — и оно уже наполнило мир движением.