Торговые договорённости, недавно заключённые Соединёнными Штатами и Европейским союзом в Шотландии, следует интерпретировать не как экономический компромисс, а скорее как акт геостратегической перебалансировки, неблагоприятный для Европы, пишут Паскуале Прециоза и Дарио Вело.
За видимостью консенсуса скрывается попытка укрепить главенство США над экономической и промышленной архитектурой Запада – как раз в то время, когда Европа выглядит разделённой, уязвимой и стратегически беззащитной.
Результатом стало асимметричное соглашение, симптом структурного подчинения Европы как с точки зрения переговорного потенциала, так и с точки зрения автономии в принятии решений. Такое толкование подкрепляется разъяснением самой Еврокомиссии о том, что соглашение не имеет обязательной юридической силы. Это открывает будущим администрациям США возможность инициировать сепаратные переговоры с отдельными государствами-членами, минуя Брюссель и подпитывая центробежные силы внутри Союза.
Не менее значим и стиль проведения саммита: по слухам, переговоры проходили в перерыве между двумя играми Трампа в гольф. Казалось бы, незначительная деталь, но она весьма красноречиво свидетельствует об уровне асимметрии в трансатлантических отношениях.
Технически содержание соглашения само по себе не сбалансированно, но, помимо него, важен политический и стратегический контекст, в котором оно разрабатывалось: продолжающаяся война на восточных границах ЕС, растущая зависимость от США в сфере обороны и разведки, а также структурная неспособность Европы действовать как единая геоэкономическая сила.
Отсутствие надёжной «системы реагирования» на односторонние манёвры Вашингтона сделало Брюссель предсказуемым и послушным. Он не готов использовать возможности, открывающиеся благодаря внутренней нестабильности Америки и растущей поляризации мирового рынка.
С геоэкономической точки зрения Евросоюз априори отказался от любых инструментов давления, например, от ответных мер против американских пошлин на сталь и алюминий, отдав предпочтение заморозке, которая фактически свела на нет его переговорный потенциал.
Мечты о режиме «нулевых пошлин» породили своего рода «принудительное приспособленчество», сводящееся к соглашению «в японском стиле» с избирательными пошлинами и большими нетарифными уступками.
Это явная капитуляция перед меркантилистским видением США, согласно которому любое соглашение должно утверждать американское стратегическое превосходство, пусть даже ценой системных искажений. Такая динамика не нова, но сейчас она развивается в контексте использования Вашингтоном инструментов геоэкономической конкуренции – субсидий, тарифов и ограничений на критически важные технологии – в качестве рычагов геополитического доминирования в отсутствие скоординированного и структурированного ответа со стороны Европы.
Евросоюз располагает единым рынком мирового значения. Однако он продолжает страдать от дефицита напористости и стратегического видения, усугубляемого отсутствием фискального, промышленного и военного союза, способного противостоять системным вызовам.
Соглашение выявило не только внешнюю уязвимость Европы, но и её внутренние расколы. Европейская комиссия, несмотря на провозглашение амбициозной программы экономических преобразований (доклады Марио Драги и Энрико Летта), не смогла мобилизовать необходимые ресурсы для её поддержки.
Отсутствие многолетнего бюджета, соразмерного амбициям, и разобщающее давление со стороны ключевых государств-членов, прежде всего Германии, подорвали внутреннюю сплочённость блока и ухудшили его международный имидж.
Это привело к скрытому кризису институционального доверия: Еврокомиссия воспринимается не как сильный геополитический игрок, а как технический орган, неспособный влиять на системный баланс.
Самый опасный аспект связан со стратегической автономией ЕС, которая сейчас выглядит более шаткой, чем когда-либо.
Структурная зависимость от американской защиты, усиленная конфликтом на Украине, сделала практически невозможным для Брюсселя вести переговоры с Вашингтоном на равных.
Европа предпочла уступить в торговле, но не ставить под угрозу трансатлантическую ось в условиях обострения международной напряжённости. Однако, поступив так, она в итоге усугубила своё положение, попав в более жёсткое стратегическое подчинение: военная солидарность сменилась на экономическое влияние, что лишь увеличило дисбаланс сил. Более того, шотландские договорённости не содержат механизмов укрепления промышленной и технологической автономии Европы, а напротив, облегчают выход США в стратегические области, препятствуя робким попыткам решоринга и континентальной реиндустриализации.
Также не достигнуто никакого прогресса в создании интегрированной европейской обороны. Рост военных расходов после 2022 года в значительной степени благоприятствовал оборонной промышленности США, закрепляя зависимость от зарубежных поставок, стандартов и оперативных подходов.
Соглашение между США и ЕС представляет собой историческое перепутье: либо Европа наконец признает свою геоэкономическую уязвимость и станет единым игроком с подлинной промышленной, военной и технологической автономией, либо продолжит придерживаться мнимого «партнёрства равных», которое в реальности всё больше превращается в асимметричные гегемонистские отношения.
Время иллюзий прошло. Системные вызовы – от конфронтации США и Китая до разрыва глобальных цепочек поставок, от энергетической безопасности до технологической гонки вооружений – требуют от ЕС перехода от тактической обороны к структурной стратегии.
Договорённости, заключённые в Шотландии, запомнятся не столько своим содержанием, сколько тем, что они демонстрируют насущную необходимость для Европы быть не просто рыночным пространством, а геополитической силой, осознающей свои интересы и способной самостоятельно защищать их даже в отношениях с союзниками.
#МировоеБольшинство_и_мироустройство #ЕС #США