В советском фигурном катании было немало сильных тренеров, но имя Станислава Жука всегда стояло особняком. Он умел воспитывать чемпионов, видеть в учениках потенциал там, где другие проходили мимо, и строить победные дуэты, которые восхищали весь мир. Но вместе с талантом у него был и характер, с которым было сложно жить — и ученикам, и коллегам, и, возможно, ему самому.
Его карьера начиналась блестяще. Он сам выходил на лёд, катался в паре с женой Ниной и трижды становился призёром чемпионата Европы. До золотых медалей международных турниров тогда не дошёл, но уже в те годы было ясно: главное его призвание — не личные победы, а создание победителей.
Революция на льду
Жук одним из первых понял: чтобы выигрывать, нужно ломать привычные шаблоны. Он поставил в пару высокого, сильного партнёра и миниатюрную девушку. Лёгкая партнёрша позволяла исполнять сложнейшие выбросы, подкрутки, поддержки, которые тогда казались невероятными. Первым примером такой «новой пары» стали его сестра Татьяна и Александр Горелик — серебряные призёры Олимпиады-1968.
Потом были легендарные Роднина и Уланов, а затем Роднина и Зайцев — дуэты, которые задавали планку мирового уровня на годы вперёд. Его одиночники — Елена Водорезова, Александр Фадеев — тоже писали историю. К середине 1980-х Жук создал, по сути, школу чемпионов, а его методы казались непробиваемой формулой успеха.
Тренер, которого боялись
Но формула эта имела и оборотную сторону. Жук был требовательным до жестокости. Он не терпел возражений, от учеников требовал идеала в каждом элементе и не признавал усталости. Ошибка могла стоить холодного разговора или резкой отповеди прямо на льду.
В советское время подобная «армейская» дисциплина считалась нормой, но выдерживали её далеко не все. Даже Роднина, которой он дал дорогу в спорт, в итоге ушла к Татьяне Тарасовой. Жук говорил, что сам отказался от своей звёздной пары, потому что они «и без него могли побеждать», но ученица вспоминала — она просто устала от его авторитарности.
К сложному характеру добавлялась и независимость, которая раздражала спортивное руководство. Жук мог открыто общаться с эмигрантами, вроде Протопоповых, или давать интервью западным журналистам без согласования с КГБ. Это копилось и, в конце концов, сыграло против него.
Алкоголь и удар по репутации
Постоянное давление, конфликты, зависть коллег — всё это выжигало. В какой-то момент Жук начал пить. Ученики вспоминали, что он приходил на тренировки нетрезвым, и врагам этого было достаточно, чтобы нанести удар.
В 1983 году его убрали из сборной СССР, официально обвинив в «аморальном поведении» и снижении уровня подготовки спортсменов. А ведь ему тогда было меньше пятидесяти.
Через три года он потерял и работу в ЦСКА. Поводом стало письмо в ЦК КПСС, которое подписали хореограф Марина Зуева, фигуристка Анна Кондрашова и ещё несколько известных спортсменов. Доказательств в письме не было, но обвинения выглядели серьёзно. Елена Водорезова написала ответ, пытаясь защитить наставника, но это ничего не изменило — Жука окончательно выдавили из элиты советского спорта.
Чужой среди своих
Он поехал в Японию — мог остаться, но отказался тренировать будущих соперников своих бывших подопечных. Вернувшись, предлагал реформы, разрабатывал систему оценки сложности элементов и даже запатентовал свои коэффициенты, но его разработки так и остались в тени.
В те годы он уже жил на пенсию, редко появлялся в прессе, а в спортивной среде всё чаще о нём говорили в прошедшем времени — как о человеке, «который был».
Последний день
Осенью 1998 года Жуку позвонили — предложили вернуться в сборную России. Он согласился. 1 ноября он ехал на встречу с болельщиками, но до места так и не дошёл. Сердце не выдержало.
Он умер на ступенях московского метро, в толпе спешащих людей, для которых это был просто ещё один человек, упавший на лестнице.
Тамара Москвина потом сказала:
«Он так и не успел написать книгу, оформить свои методики, передать опыт. Всё, что он знал, ушло вместе с ним».
Ученики Жука за карьеру завоевали 138 медалей на крупнейших турнирах. Но в финале своей жизни он оказался один.