В июне 1922 года после тяжелого инсульта Ленин был вынужден отправиться на долгое лечение в подмосковную резиденцию Горки. Рассматривался также вопрос отправки его для лечения на Кавказ, однако и сам Ленин, и его супруга Крупская сочли подобное долгое путешествие не безопасным для здоровья Ильича. В Горках Ленин пребывал в полной политической изоляции, однако иногда принимал гостей, которые с разрешения врачей посвящали его в политические вопросы. Одним из частых гостей Ленина был генеральный секретарь ЦК РКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин. Ленин сам продвинул его на эту должность, и надеялся, что Сталин сможет выстроить эффективную структуру партии, которая будет быстро и без лишних дискуссий принимать решения Ильича.
Во время своего очередного визита Сталин предложил Ильичу:
— Владимир Ильич, может нам просто убрать из Политбюро и ЦК тех товарищей, которые постоянно мутят воду, оспаривают ваши решения, на ровном месте создают дискуссии и споры.
— Не кипятись, голубчик, — отвечал Ленин, — убрать - это самое простое, а нам бы так нужно сделать, чтобы и оставить их, и послушнее сделать. Они старые партийцы, известные и в стране, и за рубежом, у них связи и в различных региональных структурах партии, и в Коминтерне, начнутся разговоры, что мы де зачищаем свои ряды, уничтожаем демократическую дискуссию внутри партии.
— Ну и пусть! Кому какое дело, что скажут немецкие социал-демократы или какие-то региональные партийные лидеры. С международными лидерами будем работать по линии Коминтерна, а на наших направим Феликс Эдмундовича.
— Всё у вас предложения как рубить с плеча, товарищ Коба. А надо ли нам сейчас ссориться с международным левым движением и заводить врагов в региональных партийных организациях? Не будет ли проще и во всех смыслах дешевле договориться с членами ЦК, чтобы они поумерили свои политические аппетиты, и не устраивали фракции внутри партии. Тем более, что соответствующим решением мы уже это запретили.
— Ни Троцкий, ни Бухарин, ни Зиновьев не согласятся на отмену внутрипартийной демократии, есть много вопросов, по которым у них есть собственное мнение, и по НЭПу, и по монополии внешней торговли, и по ГОЭЛРО, и по мировой революции. Они не будут просто принимать те решения, которые им навяжут сверху. Эти люди слишком любят и уважают себя, чтобы опускаться до такой роли.
— Это верно! А что если увеличить состав ЦК, ввести туда новых проверенных людей, партийную молодёжь, которая своими голосами перекроет дискуссии этих старых партийцев?
— Можно попробовать Владимир Ильич! Я посмотрю, что можно сделать. Но знаете, старые партийцы - люди тщеславные и высокомерные, они могут и не дать нам набрать новую поросль в ЦК.
— Работайте деликатно Коба, уверен, у вас всё получится.
Сталин кивнул и вышел из кабинета Ленина.
В течение следующих нескольких недель Сталин пытался выстроить четкую региональную структуру партии, назначал в областях и районах подконтрольных ему людей, пытался сделать так, чтобы влиятельные члены ЦК не могли опереться на мощные региональные структуры. Получалась довольно стройная иерархия, Сталин в целом был доволен своей работой.
Вторая встреча с Лениным
— Ну что, голубчик, как успехи? Что вам удалось сделать?
— Работа идёт, Владимир Ильич. В регионах уже практически везде наши люди, также удалось пополнить состав ЦК более покладистыми товарищами. Думаю, что на 80% мы смогли добиться нужного результата. Но смущает меня товарищ Троцкий.
— А что с Троцким?
— Да ничего, Владимир Ильич. Кроме того, что он не может быть вторым. Вы уверены, что Вы сможете держать его в узде? Во время Октябрьской революции он чуть не оттеснил Вас на второй план, когда в Вас стреляли, он рванул в Москву, и уже готов был принять власть. Уверен, что он не оставляет надежд подняться на самую вершину.
— А союзники у него есть? Кто готов пойти за ним?
— Антонов-Овсеенко, Сокольников, Радек, плюс молодёжь его очень любит, и в армии он невероятно популярен.
— А в ЧК? Там у него есть союзники?
— Нет, Владимир Ильич, в ЧК наш человек Дзержинский. Он Троцкого недолюбливает, считает его выскочкой и заносчивым.
— Это хорошо, но Троцкий опасен, конечно опасен. А можно ли его сместить с должности главы Реввоенсовета? Чтобы он потерял влияние на армию.
— Это будет сложно, Владимир Ильич, в армии помнят его вклад во время Гражданской войны. Так просто мы его не сместим, придётся идти на прямой конфликт как с Троцким, так и с популярными командармами. Стоит ли...
— Нет, нет, конечно не стоит. Это я так, рассуждаю вслух. Значит Троцкий остаётся не подконтрольным. А что Зиновьев, его можно приструнить?
— С ним будет по-проще, Владимир Ильич, он хотя бы на ваше место не метит. К тому же его актив - это только Петроградская партийная организация. С этим, я думаю, мы справимся.
— Хорошо, врачи меня скоро отпустят в Москву, тогда и займёмся важными вопросами. Я слышал, что в ЦК идут обсуждения по поводу монополии внешней торговли, я выскажу своё мнение перед товарищами, и надеюсь, что Вы меня поддержите, Коба. А дальше мы займёмся вопросом формирования нового государства, нужно будет придумать какую-то интересную конструкцию. Впрочем обо всём этом позже. Такие вопросы издалека не решаются, я должен быть в Москве. Прощайте, Коба, удачной дороги!
— До свидания, Владимир Ильич.
В октябре 1922 года Ленин с разрешения врачей вернулся в Москву. Он сразу же начал заниматься текущими делами, для начала он хотел продвинуть среди членов ЦК свою идею о монополии внешней торговли. Он настаивал, что монополия внешней торговли должна быть прерогативой государства, и нельзя давать разрешение частным советским компаниям вести зарубежную торговлю.
Ленин рассчитывал, что члены ЦК и региональной партийный актив с удовольствием поддержат его идею. Однако к своему удивлению Ильич обнаружил, что многие члены ЦК и руководители партийных организаций в регионах отвечали ему уклончиво, говорили, что многое зависит от позиции Сталина. Ленин был поражён.
Третья встреча Сталина и Ленина
— Что происходит, Коба? Я даю поручения партийным товарищам, а они отвечают, что ждут команды от вас? Как это понимать?
— Это недоразумение, Владимир Ильич. Молодые партийные товарищи привыкли подчиняться тому, кто их назначил. А формально назначил их я, как генеральный секретарь партии.
— Но почему же вы им не разъяснили, кто реальный лидер партии и государства? Я что должен через вас передавать им свои указания?
— Я им разъясню, Владимир Ильич, просто пока вы болели, я не хотел отпускать вожжи, хотел держать их под контролем.
— Хорошо! Что у нас по монополии внешней торговли? Я слышал, что вы агитируете товарищей в ЦК сохранить определённые торговые квоты для советских компаний, чтобы они могли напрямую торговать с иностранными компаниями. Разве вы не понимаете, товарищ Коба, что это разрушит монополию государства во внешней торговле, что подобных квот начнут требовать и Нэповцы. Мы вернёмся к господству частного капитала.
— Многие члены ЦК не видят ничего плохого, если Советские предприятия смогут напрямую закупать какое-то оборудование у иностранных предприятий. Самим предприятиям легче договориться, чем государствам.
— Это не марксистский подход, товарищ Коба. Нас не интересует удобство предприятий, нас интересует контроль государства над всеми предприятиями. А такой контроль не возможен, если предприятие самостоятельно может участвовать во внешней торговле. Я буду настаивать на своём Проекте в ЦК. Вы намерены противостоять мне?
— Нет, что вы, Владимир Ильич, я подержу ваш проект.
— Вот и хорошо, батенька, хорошо. Теперь по поводу объединения Советских республик. Вы с Дзержинским хотите присоединить все республики в состав РСФСР, не так ли?
— Всё так, Владимир Ильич, я назвал это проект автономизации, и собираюсь в ближайшее время вынести его на голосование в ЦК. Надеюсь вы поддержите.
— Ни в коем случае! Ваш проект, товарищ Коба, пропитан шовинизмом. Да, да, великодержавным шовинизмом!
— А как же иначе можно объединить республики? Я вас не совсем понимаю, Владимир Ильич.
— Союз Советских республик с правом каждой республики свободного выхода из Союза.
— С правом выхода? Вы уверены Владимир Ильич, что это хороший...
— Ну-ну Коба, не притворяйтесь, что не понимаете. С правом свободного выхода, которым никто не захочет воспользоваться, но зато будет и право свободного входа любой новой Советской Республики, допустим Советской Венгрии, Советской Польши, и наконец Советской Германии.
— Ах вот вы о чём, Владимир Ильич, по-моему гениальный ход, жаль, что я до этого сам не додумался. В таком случае конечно я за Союз.
— Хорошо, голубчик, хорошо. Основные вопросы я с вами обсудил, надеюсь на плодотворное сотрудничество. До свидания, Коба!
— До свидания, Владимира Ильич!
Плодотворная работа в рамках ЦК и Политбюро действительно продвигалась, и казалось, что Ленин постепенно возвращает себе рычаги власти. Однако 15 декабря 1922 года у Ленина происходит новый инсульт, на этот раз гораздо сильнее, и врачи снова запрещают ему политическую работу. Так как ситуация серьёзная, ЦК голосует за официальное отстранение Ленина от политической работы, и более того назначает Генерального секретаря Сталина ответственным за политическую изоляцию Ленина. Ленин в ярости!
Четвёртая встреча Ленина и Сталина
— Батенька, вы кажется зарвались! Почему вы диктуете врачам свои условия по поводу моей политической изоляции?
— С чего вы это взяли, Владимир Ильич? Просто врачи нам строго наказали не допускать вас к политической работе, ситуация очень серьезная, перенапряжение может вас убить.
— Вы меня отстранили от политической работы, даже не даёте газет читать, я не знаю что происходит в стране.
— Врачи нам говорят, что это для вашего же блага, Владимир Ильич. Когда вы поправитесь, вы сможете восстановить эти пробелы, и снова возьмёте руководство страной в свои руки.
— Я не так сильно болен, Коба, чтобы делать из меня инвалида!
— Простите, Владимир Ильич, я не считаю вас инвалидом, но есть предписание врачей. Я не могу судить о вашем здоровье.
— Эти врачи - тупицы. Ничего не смыслят!
— Но мы вызвали лучших специалистов из Германии, не беспокойтесь, Владимир Ильич, они поставят вас на ноги, и вы снова сможете возглавить Совнарком.
— Я написал письмо к съезду.
— Простите, какое письмо к съезду?
— Дал характеристику членам ЦК, и некоторые рекомендации по поводу вашей работы.
— А что не так с моей работой?
— Скажу вам откровенно, Коба. На должности Генсека вы взяли слишком много власти, и мне это не нравится.
— Но я выстраиваю властную иерархию для вас, Владимира Ильич. Чтобы когда вы вернулись к работе, вы могли принять управление партией на себя.
— Нет, Коба, вы выстраиваете эту иерархию для себя, а меня решили отстранить.
— Да, кто вам такое сказал Владимир Ильич, вы слушаете этого межрайонца Троцкого? Это он интригует?
— Никто не интригует. Надежда Константиновна сказала мне, что вас назначили ответственным за мою политическую изоляцию.
— Это решение ЦК! Я пытался отказаться, но я не могу игнорировать решение высшего партийного органа.
— Товарищ Коба, запомните одно - меня ещё хоронить рано!
— Мы все ждём вашего выздоровления, Владимира Ильич!
— До свидания, Коба!
— До свидания!
Сталин ушёл с этой встречи, прекрасно понимая, что это конец его политической карьеры. На ближайшем съезде Ленин его уничтожит. Разве что... Врачи говорят, что ему станет хуже, надежд на полное выздоровление уже практически нет. Но он боец, настоящий боец, может и выкарабкается.
Через несколько недель Сталин узнал, что Крупская допустила к Ленину Троцкого, и они вели долгую политическую беседу. Ленин склонял Троцкого к тому, чтобы Троцкий выступил на ближайшем съезде против Сталина, обвинив Сталина в великодержавном шовинизме. Таким образом они смогут сместить Сталина с должности Генсека. Сталин был в ужасе, теперь это коалиция Троцкого и Ленина, двух Вождей Революции, которые полны решимости его уничтожить.
Он немедленно позвонил Крупской, и в ярости наговорил ей много лишнего, отругав её за прерывание политической изоляции Ленина, и пригрозив натравить на неё комиссию партийного контроля. Это был необдуманный шаг, и Ленин немедленно этим воспользовался.
Пятая встреча Ленина и Сталина
— Вы оскорбили Надежду Константиновну, накричали на неё, грубили ей и выражались хамски.
— Владимир Ильич я выполнял свою работу, как ответственный за ваше состояние здоровья, вам запретили проводить политические встречи, а Надежда Константиновна допустила к вам Троцкого.
— Мои встречи с Троцким вас не касаются!
— Боюсь, что ситуация изменилась, Владимир Ильич. На днях я попросил ЦК снять с меня ответственность за вашу политическую изоляцию, и назначить на эту должность кого-то другого. Однако ЦК отказал мне в этой просьбе, и переназначил меня ответственным за вашу политическую изоляцию. Поэтому теперь именно я должен следить, чтобы вы не проводили никаких политических встреч, это губительно для вашего здоровья.
— То есть вы запрещаете вести мне политические переговоры?
— Это не я запрещаю, Владимир Ильич. Запрещают врачи, а я лишь по заданию ЦК должен следить за вашим режимом в интересах вашего здоровья.
— Одного я не могу понять, Коба, вы мой ангел-хранитель или вы мой тюремщик?
— Владимир Ильич, вы же знаете, как я вас люблю. Когда вы окончательно выздоровеете, мы с удовольствием передадим вам бразды правления. Но сейчас страна не может оставаться без действующего руководства, уверен, вы это понимаете.
— А вы значит вместо меня?
— Я только генеральный секретарь партии. Вашу должность в Совнаркоме замещает Рыков.
— Зачем вы присылаете ко мне эти делегации рабочих и красноармейцев, они произносят речи так, как будто я уже умер, хоронят меня раньше времени.
— Ваша долгая болезнь, Владимир Ильич, люди беспокоятся, хотят вас видеть и приветствовать.
— Но они же уже прощаются со мной.
— Вам это кажется, Владимир Ильич. Мы все надеемся на чудо, что вы сможете преодолеть вашу болезнь.
— Я вам уже говорил, дайте мне яду, и давайте со всем этим покончим.
— А я вам уже отвечал, Владимир Ильич, что без решения ЦК я не могу взять на себя подобную ответственность. К тому же врачи надеются на лучшее.
— Вы знаете, это наш последний разговор Коба.
— Почему вы так говорите?
— Просто чувствую, что ж, прощайте Коба, мы прошли через многое, когда делали Октябрьскую революцию, но сейчас я больше не авторитет для вас, вы ждёте моего ухода.
— Вы ошибаетесь, Владимир Ильич, вы и сейчас для меня авторитет, я жду вашего выздоровления, как и вся страна. До свидания и до скорой встречи!
Но новой встречи уже не произошло, в марте 1923 года у Ильича произошёл новый удар, он потерял дар речи, не мог читать и писать, не узнавал людей. Так постепенно увядая, в январе 1924 года Великий вождь Октябрьской революции окончил свой жизненный путь.
Сталин решил сделать Ленина иконой Советского государства, вечно живой вождь, который незримо присутствует во всех сферах жизни Великого государства.