— У тебя будет ребенок, — отчеканил он каждое слово, как монету. — В моих планах этого не было...
Кухня в старой «хрущевке» тонула в густых апрельских сумерках, которые, казалось, можно было потрогать рукой. Анна, стараясь не шуметь, поставила на стол две тарелки. Гречка с куриными котлетами, их обычный ужин.
Она посмотрела на Егора. Он, не отрываясь от светящегося экрана телефона, лениво ткнул вилкой в котлету, разломив ее пополам. Пар лениво поднялся над тарелкой и растворился в тишине. Молчание между ними стало привычным, но сегодня оно было особенно тяжелым, как мокрое одеяло.
1. Разбитые мечты
— Я сегодня к врачу ходила, — почти шепотом произнесла Анна, и ее пальцы сами собой принялись теребить выцветший край скатерти. Сердце из груди переехало куда-то в горло и билось там мелкой, испуганной птицей. — В общем… я беременна.
Егор медленно, очень медленно оторвал взгляд от телефона и поднял на нее глаза. Пустые, безразличные. Словно она сказала ему, что на улице начинается дождь. Он отложил телефон на стол, экраном вниз.
— Что? — переспросил он. Голос был ровный, почти скучающий.
— У нас будет ребенок, — повторила она, собрав всю волю в кулак, чтобы голос не дрожал. Она даже попыталась улыбнуться. — Срок – восемь недель.
Егор откинулся на спинку венского стула, который жалобно скрипнул под его весом. Он усмехнулся, но это была странная усмешка, только ртом, а глаза оставались холодными.
— У тебя будет ребенок, — отчеканил он каждое слово, как монету. — В моих планах этого не было...
Воздух на кухне, казалось, замерз и превратился в стекло, готовое вот-вот разбиться.
— Как это «у тебя»? — прошептала Анна, чувствуя, как холодеют кончики пальцев. — Мы же вместе… мы же говорили об этом…
— Я говорил, что хочу съездить на море летом! — его голос вдруг обрел силу и зазвенел злым металлом. — Я хотел машину поменять! А не вот это вот всё. Пеленки, бессонные ночи, сопли, крики. Ты серьезно думала, что я подпишусь на эту кабалу до конца жизни?
Он резко встал, и стул с грохотом отлетел к стене. Этот звук ударил Анну по ушам, как пощечина. Егор начал метаться по их крошечной шестиметровой кухне, как тигр в клетке.
— Мне это не нужно! Понимаешь? Не-нуж-но! — он рубил воздух рукой. — Я не готов. И никогда не буду готов к этому... И никогда не говорил!
— Но… что же мне теперь делать? — Анна смотрела на его лицо, искаженное злостью, и мир вокруг нее, такой привычный и понятный еще пять минут назад, начал трещать по швам.
— Делай аборт, — бросил он через плечо, уже выходя из кухни. — Или делай что хочешь. Но без меня.
Через десять минут он вылетел из спальни с наспех набитой спортивной сумкой. Уже в прихожей, нащупывая в кармане ключи, он обернулся.
— Кому ты теперь нужна с ребенком в этой развалюхе? — выплюнул он эти слова ей в лицо.
Дверь захлопнулась. Ключ со скрипом повернулся в замке, один раз, второй. И наступила тишина.
2. Дно и первый луч
Анна осталась стоять посреди темного коридора. Она медленно, как во сне, пошла по квартире. Вот его кружка, вот его полотенце, вот вмятина на подушке. Все эти мелочи кричали о его оглушительном отсутствии. Она опустилась на потертый линолеум и только спустя несколько минут из груди вырвался первый сухой, надсадный всхлип.
Самые тяжелые месяцы ее жизни еще были впереди. Мир Анны, после рождения Миши, сузился до размеров одной комнаты и вращался вокруг маленького, кричащего существа и этот крик, казалось, проникал Анне под кожу. Она не помнила, когда спала больше трех часов подряд. Пособие было унизительно маленьким, деньги таяли.
Вечером, когда Миша наконец уснул, позвонила мама.
— Анюта, как вы там? Егор не объявлялся?
— Нет, мам. И слава богу, — голос Анны был неожиданно твердым.
— Может, вам денег прислать?
— Не нужно, мам, у нас все есть, правда, — соврала Анна, глядя на последнюю пачку гречки на полке.
В отчаянной попытке сэкономить на детской мебели, она решила заказать в интернете самый дешевый детский комод. Привезли пачку плоских досок и кулек шурупов. Два часа Анна, закусив губу, пыталась собрать это чудовище, пока боковая стенка с грохотом не отвалилась. В бессильной ярости она ударила по ней кулаком. Дешевая плита треснула. Анна села прямо на пол среди этих досок и заплакала. Это была низшая точка. Дно.
Подняв глаза, она наткнулась взглядом на старый бабушкин комод, который собиралась вынести на помойку. Покрытый пылью, с облупившимся лаком, но сделанный из настоящего, живого дерева. И в ее голове вдруг зажглась слабая лампочка идеи. А что, если?..
3. Запах краски и надежды
На следующий день, уложив Мишу спать, Анна вытащила комод на середину комнаты. Она принялась соскребать старый лак. Работа была тяжелой, пыльной, но в этом монотонном труде было что-то исцеляющее.
Она смотрела видеоуроки в интернете, открывая для себя целый мир: шкурка, грунтовка, морилка. Почти на последние деньги купила банку нежно-мятной краски. С каждым взмахом кисти старое дерево преображалось.
Через неделю комод было не узнать. Он сиял свежей краской, а начищенные до блеска ручки горели, как маленькие солнца. Анна сфотографировала его и, почти не веря в свою смелость, разместила объявление.
Ей позвонили в тот же вечер. Молодая пара, восхищенно цокая языком, забрала его, не торгуясь. Держа в руках хрустящие купюры, Анна чувствовала головокружение. Это были ее деньги. На них она купила Мише подгузники и яблоки себе.
В ней проснулся азарт. Ее квартира превращалась в мастерскую. Подъем в пять утра, просмотр объявлений. Днем, пока Миша спал, она работала. Запахи краски и древесной пыли смешались с запахом детской присыпки и стали запахом ее новой жизни. Она завела страничку в соцсети, и заказы пошли.
4. Испытание на прочность
Прошло несколько месяцев. Успех с первым комодом не стал волшебной палочкой, он стал лишь первой ступенькой на бесконечной, крутой и скользкой лестнице. Анна работала как одержимая, спала по четыре-пять часов, и запах скипидара и краски, казалось, въелся в ее кожу и волосы.
Заказы появлялись, но каждый из них был битвой. То нагрянет дама в дорогой шубе, закажет реставрацию целого комплекта венских стульев, ахнет от восторга при виде результата, а потом, сморщив носик, заявит: «Знаете, я тут подумала, а ведь это все равно старье. Давайте за полцены, и я, так и быть, заберу этот хлам».
Анна тогда стояла, сжимая кулаки в кармане рабочего фартука. Внутри все кричало от унижения и обиды. Ей отчаянно нужны были эти деньги, но отдать свою работу, свои бессонные ночи за бесценок казалось предательством по отношению к себе. Собрав волю в кулак, она тихо, но твердо отказала. Дама ушла, хлопнув дверью, а Анна потом продавала эти стулья еще месяц, перебиваясь с гречки на воду.
В другой раз она сама чуть все не испортила. Взялась за сложный старинный буфет, решив применить новую, сложную технику. Рука дрогнула. Дорогая морилка легла пятнами, испортив уникальный рисунок дерева. Анна смотрела на свою ошибку, и ледяные пальцы отчаяния сжали ее сердце. «Кто я такая? — билось в висках. — Самозванка. Маляр, возомнивший себя художником. Егор был прав…»
Она проплакала тогда целый час, сидя на полу в обнимку с испорченной дверцей. Но потом, вытерев слезы, взяла шлифовальную машинку и начала все с нуля. Это был ее характер, выкованный в одиночестве: падать, рыдать, но потом вставать и делать.
А потом пришла настоящая беда.
Надвигался ноябрь, промозглый и серый. В старой квартире гуляли сквозняки. И Миша, которому вот-вот должен был исполниться год, заболел. Сначала просто кашель, потом температура, которая упрямо ползла вверх, несмотря на все сиропы и обтирания.
Термометр показывал 39,2. Маленькое тельце горело, сын тяжело дышал во сне, прерывисто всхлипывая. Анна сидела рядом с его кроваткой, не смыкая глаз, и весь мир сузился до этого хриплого дыхания и пылающего лба, к которому она прикладывала прохладную тряпку.
Паника была животной, липкой. Она была одна. Мама далеко, подруг, готовых примчаться посреди ночи, не было. А рядом, в комнате, стоял недоделанный заказ — детская колыбелька. Ее заказал мужчина для своего первенца, который должен был вот-вот родиться. Заказ был срочный. И деньги за него были нужны не просто для жизни — они были нужны для покупки лекарств.
Телефон разрывался. «Анна, ну как там наша колыбель? Мы очень ждем, жена волнуется».
— Да, да, почти готово, — врала она дрожащим голосом, покачивая на руках плачущего Мишу. — Завтра все будет.
Эта ночь была адом. Миша не спал, плакал от боли и жара. Анна, обезумевшая от страха и усталости, вызвала скорую. Молоденький уставший врач, окинув взглядом комнату-мастерскую, спросил дежурно:
— А папа где? Помог бы.
— Папы нет, — глухо ответила Анна, и эта фраза ударила по ней самой, как набат.
Врач сделал укол, температура начала медленно спадать. А когда под утро Миша наконец уснул беспокойным сном, Анна, шатаясь, пошла в свою мастерскую. Руки тряслись.
Она держала в них тонкую кисточку, чтобы нанести последний, завершающий узор на спинку колыбели, но перед глазами все плыло от слез и бессонницы.
Она справилась. Отдала заказ, получила деньги, купила все лекарства. Еще неделю она жила как в тумане, разрываясь между уходом за сыном и работой.
И вот, когда все было позади, когда Миша, смешной и розовощекий, снова лепетал в своем манеже, а на горизонте уже маячила дата — его первый день рождения, — Анна однажды вечером просто села на стул посреди комнаты.
Она смотрела на свои руки — в царапинах, в пятнах краски, которые уже не отмывались. Она чувствовала гулкую пустоту внутри, выжженную страхом и напряжением. Но под этой пустотой, как твердая порода под рыхлой почвой, она ощущала новую, несокрушимую силу. Она выстояла. Одна. Против всего мира. И больше ее было не сломать.
На следующей выходной, она без малейшего сожаления подала на развод, официально и навсегда отсекая прошлое.
4. Новая жизнь и эхо из прошлого
Однажды ей написал мужчина по имени Виктор. Он расспрашивал про технику, про породу дерева. Он хотел приобрести сразу несколько предметов и спросил, может ли он приехать и посмотреть лично. Анна, волнуясь, согласилась.
В назначенный день раздался звонок. На пороге стоял высокий мужчина в дорогом пальто. Это и был Виктор.
Он вошел в комнату, которая служила и гостиной, и спальней, и мастерской. Анна мгновенно почувствовала укол неловкости за творческий беспорядок. Но Виктор, казалось, не замечал ничего. Его взгляд, внимательный и оценивающий, скользил по ее работам.
— Это потрясающе, — сказал он, подойдя к старому креслу. — Вы сохранили оригинальные пружины?
Они говорили минут двадцать. Он был первым, кто видел не «симпатичную мебель», а вложенный в нее труд, идею, душу.
— Анна, я должен вам признаться, — наконец сказал Виктор. — Я приехал не совсем как обычный покупатель. Меня зовут Виктор Орлов, я владелец бюро по дизайну интерьеров «Orlov Design».
Анна замерла. Его проекты печатали в лучших журналах.
— Я случайно наткнулся на вашу страницу, — продолжал он. — То, что вы делаете… это не просто ремесло. У вас безупречный вкус. Вы превращаете рухлядь в настоящее искусство. Я хочу предложить вам возглавить новое направление в моей компании. Собственная мастерская, команда, ресурсы. И абсолютная творческая свобода. Что скажете?
Анна смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. В ее старой квартире, пропитанной запахами краски и надежды, ей только что предложили новую жизнь. Она медленно кивнула.
Эпилог
Прошло полгода. Анна до сих пор не могла до конца поверить, что эта просторная, залитая светом мастерская в центре Москвы — ее. В стильном рабочем комбинезоне она уверенно наносила позолоту на ножку антикварного кресла, чувствуя, как твердо и послушно лежит кисть в руке. Она видела, как двое стажеров рядом ловят каждое ее слово, и ощущала приятную тяжесть ответственности.
Подняв глаза, она увидела в дверях Виктора. Он стоял, прислонившись к косяку, и наблюдал за ней с теплой, нескрываемой улыбкой. Анна почувствовала, как волна благодарности и спокойной радости разливается в груди.
В этот момент в кармане у Анны завибрировал телефон. Она почувствовала это знакомое жужжание. Номер был незнакомый, но имя отправителя заставило ее нахмуриться. Егор.
«Привет. Узнал, что у тебя все круто. Молодец. Может, встретимся, поговорим? Я скучаю».
Анна смотрела на эти слова, на секунду замерла, пытаясь нащупать внутри хоть какой-то отклик. Она ждала, что шевельнется старая обида, или злость, или, может быть, уколет мстительное торжество. Но внутри была тишина. Она не чувствовала ничего, лишь легкое, едва уловимое недоумение, будто пыталась вспомнить что-то очень давнее и совершенно неважное.
Затем она спокойно, без малейшего внутреннего колебания, нажала «удалить чат». Бросив телефон на стол, она вернулась к своей работе, к своей новой, настоящей жизни.
Следующий мазок кисти ложится идеально.
Как вы считаете, правильно ли поступила Анна? Стоило ли дать бывшему шанс объясниться или прошлое лучше оставлять в прошлом? Поделитесь своим мнением в комментариях и жмите лайк, если история вас тронула