Лето, тепло, солнце. Поэтому давно не было выпусков.
В прошлом, 34 выпуске Бесполезных фактов
Полностью придуманным был факт номер 6 про папуасского библиотекаря духов и на него первым указал читатель Draugr09, что означает, что все мои попытки придумать абсолютно достоверный факт натыкаются на знания читателей:) Поздравляю.
Перейдем к новой порции бесполезных фактов.
1. Голубые глаза: недавний каприз эволюции
В масштабах человеческой истории голубые глаза — новинка. Мутация в гене OCA2, ослабившая синтез меланина в радужке, появилась всего несколько тысяч лет назад. Генетические исследования показывают удивительный факт: у всех современных голубоглазых людей этот участок ДНК абсолютно идентичен, что говорит о единственном источнике происхождения, а не о независимых мутациях в разных регионах.
По одной из гипотез, первый «голубоглазый» человек жил на побережье Чёрного моря (неужели про древних укров - правда?). Оттуда, благодаря миграциям, мутация быстро разошлась по Европе. Причём её распространение могло быть связано не только с внешней привлекательностью в глазах соседей, но и с прагматикой выживания: переход к земледелию, жизнь в условиях дефицита солнечного света и необходимость лучше синтезировать витамин D.
Так что каждый обладатель небесно-голубого взгляда носит в себе генетическую подпись одного-единственного древнего предка — случайного «автора» этой мутации. Ирония в том, что редкий признак, который мы воспринимаем как эстетическую деталь, появился не для красоты, а, вероятно, для банального выживания в пасмурном климате.
2. Как «его» и «ево» прижились в русском
В старославянском и древнерусском языке формы третьего лица выглядели иначе: вместо привычного «его» писали «єго» или ещё древнее «jьго» (йего). Постепенно начальный й- в безударных позициях ослабевал и исчезал, и на бытовом уровне родилось просторечное «ево».
До XVIII века оба варианта уживались в письменности. Народ говорил «ево», а книжники писали «его». Классики вроде Пушкина и Островского не стеснялись «ево» в репликах простонародных героев. На севере и в Сибири такие формы живут до сих пор, а в украинском и белорусском диалектах русского языка (його, яго) — это и вовсе норма.
А теперь — культурный поворот. Интернет-мемный «олбанский язык» (искажённая орфография из ЖЖ нулевых) любит нарочно возвращать старые и просторечные формы. Поэтому в сетевых шуточках «ево» и «своево» встречаются как нарочито комичный архаизм. Там же можно увидеть «йа» вместо «я» — отголосок того же самого j- в древних формах.
Получается, что путь от «jьго» до мемного «ево» — это тысяча лет фонетических сокращений, диалектных привычек и интернет-иронии. И кто сказал, что грамматика скучна? Она, как видно, ещё и троллит сама себя.
Ещё один штрих: формы типа «ево» встречаются и в устойчивых выражениях — например:
во что бы то ни стало, добейся своево в старых песнях и частушках.
А в жаргоне XIX века даже играли словами: «Это не моё, а ево!» — как ироничный способ снять с себя ответственность.
3. Северный олень с глазами-хамелеонами
У северных оленей глаза меняют цвет в зависимости от сезона — и это не прихоть природы ради красоты, а вопрос выживания. Летом их радужка золотисто-жёлтая, а зимой становится глубокого синего оттенка.
Причина в удивительной адаптации к арктическим условиям. За полярным кругом полгода царит полярный день, а другую половину — полярная ночь. Летом много света, и жёлтая радужка отражает его, снижая нагрузку на сетчатку. Зимой света катастрофически мало, и радужка меняет структуру: плотность коллагеновых волокон увеличивается, что позволяет ей рассеивать меньше света и пропускать больше к фоторецепторам. Результат — насыщенный синий цвет, который, как у хорошей ночной камеры, усиливает картинку в темноте.
Интересно, что у людей ничего подобного нет: наши глаза могут слегка менять оттенок из-за освещения или состояния зрачка, но радикальной сезонной «перекраски» мы лишены. Так что в плане визуальных спецэффектов северный олень — чемпион среди млекопитающих. По сути, он ходит с биологическим «режимом ночного видения» в комплекте.
4. Гриб-падальщик, который нападает на других грибов
Сигизитес крупноплодный (Syzygites megalocarpus) — существо, которое в микологическом мире можно назвать санитаром-каннибалом. Это плесневый гриб, но питается он не хлебом и фруктами, как обычная плесень, а другими грибами.
Чаще всего он выбирает жертвой крупные плодовые тела, например шампиньоны или дождевики, особенно когда те уже слегка перезрели. Его споры прорастают прямо в мякоти, а мицелий начинает разлагать ткани хозяина, буквально «поедая» его изнутри. Внешне это выглядит как тонкая белая паутинка, покрывающая шляпку и ножку жертвы.
Интересен он ещё и тем, что встречается крайне редко: найти Syzygites megalocarpus можно почти на всех континентах, но всегда эпизодически, как случайного гостя на чужом пиршестве. Для микологов это живой пример так называемого микопаразитизма — когда гриб паразитирует на грибе.
И да, в отличие от большинства своих собратьев, этот «гриб на гриб» никакой пользы кулинарии не приносит. Разве что эстетическое удовольствие — наблюдать, как в лесу идёт тихая, но безжалостная война в мире шляпок и спор.
5. Птица, которая красит яйца
Тинаму — это южноамериканские птицы, которые с виду скорее напоминают курицу с лёгким налётом дичи, чем родственника страуса. Формально они принадлежат к отряду бескилевых, в ту же компанию, что и страусы, нанду и киви. Только в отличие от своих гигантских кузенов тинаму летают, хоть и не слишком охотно.
Главная их визитная карточка — яйца. Они настолько яркие и блестящие, что выглядят будто покрыты слоем эмали: насыщенно синие, бирюзовые, изумрудные, шоколадные или даже лиловые. Такой эффект создаёт особая структура скорлупы, отражающая свет. Причём оттенок зависит от вида тинаму, а блеск может быть таким сильным, что яйцо выглядит лакированным.
Учёные до сих пор спорят, зачем тинаму так ярко «раскрашивают» потомство: одни считают, что это способ отпугнуть хищников (мол, слишком заметно, значит, явно что-то не то), другие — что яркость помогает птице лучше находить кладку в густой растительности.
Так что тинаму — это своего рода пернатый ювелир, который производит не просто яйца, а маленькие природные драгоценности. И никакая «Фаберже» тут не нужна.
6. Ледяной червь, который тает вместе со снегом
Mesenchytraeus solifugus — реальный обитатель ледников Аляски и канадской Британской Колумбии. Эти тонкие, полупрозрачные червячки длиной всего пару сантиметров живут буквально внутри снега и льда, как в трёхмерном холодильнике. На поверхность они выбираются только в тёплые сумерки или ранним утром, когда нет прямых солнечных лучей. Стоит солнцу подняться выше горизонта — и червь спешит зарыться глубже, ведь прямая радиация для него не просто вредна, а смертельна: клетки начинают разрушаться, как масло на сковородке.
Главная загадка — их невероятная физиология. Ледяные черви активны при температурах около 0 °C, а любое «потепление» выше 5–7 °C для них губительно. Внутри их клеток работают особые белки-антифризы, не позволяющие воде кристаллизоваться, и ферменты, «заточенные» под работу на грани замерзания. Там, где для большинства живых организмов царство мёрзлого льда — тупик, для Mesenchytraeus это уютный дом.
Питаются они крошечными водорослями и бактериями, которые появляются на поверхности тающих ледников. Каждое их «ужинное место» — это микроскопический оазис жизни в океане льда.
7. Вентиляторы, которые «укачивают» растения
В начале 1980-х в лаборатории при Копенгагенском университете провели эксперимент: в теплицах установили промышленные вентиляторы и обнаружили, что при постоянном вращении лопастей растения начинают замедлять рост. Учёные назвали этот феномен эффектом укачивания: равномерные колебания стеблей нарушали микроструктуру клеточных стенок, и растения «решали», что находятся в условиях сильного ветра, где выгоднее тратить энергию не на рост, а на укрепление стебля.
Исследования показали, что у некоторых культур листья становились заметно толще, а цветение сдвигалось на 10–14 дней. При этом общее здоровье растений не ухудшалось, но урожайность могла снижаться.
Сегодня этот эффект учитывают при промышленном выращивании овощей и цветов в теплицах: вентиляторы используют не только для циркуляции воздуха, но и для контролируемого «ветрового тренинга» растений, чтобы сделать их стебли крепче, но не замедлить развитие.
8. Самый старый «отпечаток пальца»
В Иране археологи нашли керамический сосуд возрастом более 7 000 лет, и на его поверхности — крошечный след, оставленный рукой мастера. Это не роспись, не клеймо и не символ — а настоящий отпечаток пальца. Похоже, древний гончар, формируя глину, даже не заметил, как оставил свой биометрический автограф, который пережил его самого на семь тысячелетий.
Для нас, привыкших к паспортам, базам данных и сканерам, отпечаток — инструмент идентификации. Для этого человека он был просто случайностью. Но для археологов этот «мазок» — почти интимная встреча с личностью из глубокой древности. Мы не знаем его имени, возраста или судьбы, но знаем, как выглядела узорчатая спираль его кожи.
Ирония в том, что первый «документ», который природа оформила без чернил и бумаги, сохранился лучше, чем большинство письменных памятников того времени. Получается, что в мире до письменности у каждого из нас уже была собственная подпись — просто мы об этом не знали.
9. Подземная почта будущего… из прошлого
В XIX веке Лондон и Париж жили в темпе, который казался современникам головокружительным, а сегодня мы бы назвали его «очаровательной неторопливостью». Но для деловой переписки всё равно требовалась скорость. И тогда инженеры придумали пневматическую почту: сеть подземных труб, по которым с шипением и стуком летели металлические капсулы с письмами.
В Лондоне по ним ходила корреспонденция между почтовыми отделениями и деловыми кварталами, а в Париже — капсулы мчались под бульварами, разгоняемые потоком сжатого воздуха. Система работала так быстро, что письмо могло оказаться на другом конце города быстрее, чем курьер на велосипеде.
Самое удивительное, что в Париже пневмопочта дожила аж до 1984 года. Она успела пережить и телеграф, и радио, и почти дотянулась до эпохи факсов. Сегодня пневмопочту можно увидеть разве что в банках или супермаркетах, где по трубам шуршат капсулы с купюрами. И каждый раз, когда это происходит, кажется, что мимо пронёсся привет из прошлого, где футуризм пах маслом и чугуном.
10. Золотой штрих-код
Когда в начале 1950-х инженеры впервые всерьёз взялись за идею автоматического считывания информации с товаров, никто ещё не думал о привычных нам чёрно-белых полосках. Один из первых прототипов, созданный в 1952 году, выглядел куда эффектнее: круглая мишень с чередующимися чёрными и золотыми линиями, нанесёнными краской с металлическим пигментом.
Работало это так: луч света отражался от золотых сегментов и почти не отражался от чёрных, а фотоэлемент фиксировал полученный сигнал. Конструкция выглядела футуристично и в стиле тех лет — немножко ретро-«космическая».
Проблема оказалась до смешного бытовой: достаточно было, чтобы на упаковку попала пыль, жир или царапина, и код становился нечитаемым. Для супермаркета это было бы всё равно что кассир с плохим зрением. В итоге идею закрыли, а на смену пришли привычные прямые полосы, гораздо более терпимые к грязи и износу.
Но золотой штрих-код остался в истории как один из самых изящных технологических тупиков — блестящая идея, которая буквально погасла под слоем пыли.
11. Время падающей сферы
До эпохи цифровых дисплеев и спутниковой синхронизации города придумывали разные способы «показать время» сразу многим людям. Одно из самых эффектных решений XIX века — временные шары (time balls).
Первый такой шар появился в 1833 году на Королевской обсерватории в Гринвиче. Каждый день ровно в 13:00 он поднимался на мачту, а затем падал вниз. Моряки в доках, глядя на него, сверяли свои корабельные хронометры с точным временем обсерватории. Это было жизненно важно: навигация в открытом море зависела от точного расчёта долготы, а ошибка в пару минут могла сместить расчёт позиции на десятки километров.
Система оказалась настолько удобной, что временные шары начали ставить в портовых городах по всему миру — от Кейптауна до Нью-Йорка. Со временем их вытеснили радиосигналы и электронные часы, но идея не умерла: традиция опускания шара в полночь на Таймс-сквер — прямой потомок тех самых морских «сфер времени».
И если в Гринвиче поднятый шар до сих пор падает в час дня, то это значит лишь одно: у кого-то всё ещё есть хронометр, которому нужно напомнить, который сейчас век.
Именно по этой причине на таймс сквер в Нью-Йорке новый год встречают по падающему шару.
* * *
Все как всегда, опять среди настоящих фактов есть один вымышленный. Надеюсь, в этом выпуске его будет определить очень сложно. Пишите в комментариях номер вымышленного факта. Ответ дам в следующем выпуске :)
Прошлый выпуск: