Обычный вечер в семье Волковых
Меня зовут Дмитрий Волков, и до того проклятого вечера я считал себя счастливым человеком. Пятнадцать лет службы участковым в районе Хамовники, жена Анна — исполнительный ассистент в крупной IT-компании "ТехСтрой", тринадцатилетний сын Максим. Обычная московская семья среднего достатка, живущая в двухкомнатной квартире на Фрунзенской набережной.
В тот февральский вечер я, как обычно, вернулся домой около семи. Максим сидел за уроками по математике, ворча себе под нос что-то о логарифмах. Я снял форму, повесил в шкаф и посмотрел на часы — половина восьмого, а Анны всё нет.
Обычно она приходила к шести, максимум к половине седьмого. За четырнадцать лет брака я привык к её пунктуальности как к восходу солнца. Анна никогда не опаздывала без предупреждения.
— Макс, мама звонила? — спросил я сына.
— Не-а, — буркнул он, не отрываясь от тетради. — А что, она что-то должна была сказать?
Я достал телефон и набрал её номер. Длинные гудки, потом автоответчик: "Привет, это Анна, оставьте сообщение после сигнала". Странно. Она всегда отвечала на мои звонки, особенно когда задерживалась.
Позвонил еще раз — тот же результат. Начало подкрадываться беспокойство, то самое профессиональное чутьё, которое за годы работы в полиции научило меня чувствовать неладное.
В половине девятого дверь наконец открылась. Анна вошла с пакетами из ресторана "Пушкин" — дорогого заведения в центре, куда мы ходили только по особым случаям.
— Прости, дорогой, — сказала она, ставя пакеты на кухонный стол. — Задержалась на работе, телефон разрядился совсем. Решила по пути купить что-нибудь вкусное, чтобы компенсировать опоздание.
Она выглядела немного взъерошенной, щёки слегка розовые от мороза или... от чего-то ещё? Я отогнал эту мысль.
— Что на работе случилось? — спросил я, помогая раскладывать еду.
— Да обычная суета перед командировкой Коли в лондонский филиал. Документы, согласования, ты знаешь.
Коля. Это имя я слышал не первый раз. Николай Белов, коллега Анны, получивший повышение и переезжающий в Англию. Молодой перспективный менеджер, как говорила жена. Я его никогда не встречал, но почему-то представлял этакого очкарика-ботаника.
За ужином Максим рассказывал про школу, как получил пятёрку по истории за доклад о Бородинском сражении. Анна слушала вполуха, периодически поглядывая на телефон, который она поставила на зарядку.
— Кстати, — сказала она, когда мы доедали салат "Цезарь", — завтра вечером не жди меня рано. Коля пригласил поужинать и потанцевать, как прощание перед отъездом. В "Мясной двор" пойдём, там новая танцевальная программа по пятницам.
Что-то кольнуло внутри. "Мясной двор" — дорогой ресторан на Тверской, не место для дружеских посиделок коллег.
— С коллегами? — уточнил я.
— Ну да, с Колей. Он завтра улетает послезавтра, хочет красиво попрощаться с командой.
— А остальные коллеги?
Анна на секунду замешкалась.
— Ну... не все смогут прийти. У кого-то планы, у кого-то дети. Но это не важно, главное — поддержать Колю перед такой переменой в жизни.
Что-то в её тоне насторожило меня. За четырнадцать лет брака я научился читать жену как открытую книгу, и сейчас в ней было что-то... не то.
Ревность как яд
Всю ночь я ворочался, не мог уснуть. В голове крутились мысли о завтрашнем вечере. Почему только Анна и этот Коля? Почему она говорит "поужинать и потанцевать", а не "корпоративная встреча"? И главное — почему я раньше думал, что Коля — это женщина?
Утром, когда Анна собиралась на работу, я не выдержал:
— Послушай, а этот твой Коля... он что, мужчина?
Анна застыла, держа в руках тушь для ресниц.
— Конечно, мужчина. А что?
— Просто ты никогда не говорила... я думал, Коля — это Полина какая-нибудь.
— Дима, ну что за глупости? Николай Белов, тридцать пять лет, руководитель отдела развития. Ты что, ревнуешь?
В её голосе прозвучала нотка раздражения, которую я хорошо знал. Обычно она появлялась, когда Анна считала мои вопросы неуместными.
— Не ревную, просто удивился. Ты идёшь ужинать с мужчиной в дорогой ресторан, собираешься танцевать... Для меня это новость.
— Дима, мы коллеги! Мы работаем вместе три года. Это обычная дружеская встреча перед его отъездом. Ты начинаешь вести себя как собственник.
Она быстро закончила с макияжем, поцеловала меня в щёку и ушла. А я остался с противным осадком в душе и растущим подозрением.
Весь день на работе я думал об этом разговоре. Вечером, когда вернулся домой, решил поговорить с Анной ещё раз. Но она уже собиралась.
Она выбрала чёрное платье — то самое, которое покупала на наш десятый годовщину свадьбы. Туфли на каблуках, которые носила только по особым случаям. Духи "Шанель" — мой подарок на день рождения.
— Ты слишком нарядная для дружеской встречи с коллегой, — не удержался я.
— Дима, хватит! — вспыхнула Анна. — Это хороший ресторан, там принято красиво одеваться. Или ты хочешь, чтобы я пошла в спортивном костюме?
— Я хочу, чтобы ты была честна со мной.
— О чём ты вообще говоришь?
— О том, что ты скрываешь от меня правду об этом Коле. О том, что ты никогда не упоминала, что он мужчина. О том, что вы идёте вдвоём в дорогой ресторан танцевать.
Анна села на диван, сложила руки на коленях. Её лицо стало жёстким.
— Дмитрий Михайлович, — она использовала моё полное имя, что всегда было плохим знаком, — за четырнадцать лет брака я тебе ни разу не изменила даже в мыслях. У меня нет никаких романтических чувств к Коле или любому другому мужчине. Это деловая встреча в формате дружеского ужина. Точка.
— Тогда почему ты раньше не говорила, что он мужчина?
— Потому что не считала это важным! Я вообще редко рассказываю о коллегах подробно. Разве я знаю, как зовут твоего напарника Серёгу по отчеству? Или какого цвета волосы у твоего начальника?
Она была права, но что-то всё равно царапало изнутри.
В половине восьмого к подъезду подъехала чёрная "Audi A6". Анна встала, взяла сумочку.
— Это он приехал, — сказала она. — Макс, ужин в холодильнике, разогрей в микроволновке. Лягу спать не позже одиннадцати.
— В одиннадцать? — удивился я. — Рестораны работают до утра.
— Дима, я не собираюсь напиваться и танцевать до рассвета. Поужинаем, поговорим, потанцуем часок и по домам. Завтра рабочий день.
Она поцеловала меня в губы — быстро, почти формально. Потом наклонилась к Максиму:
— Уроки сделать, зубы почистить, спать в десять. Папа проконтролирует.
И ушла. А я стоял у окна и смотрел, как она садится в машину к незнакомому мужчине. В свете фонарей я разглядел водителя — высокий, спортивного телосложения, тёмные волосы. Никакого сходства с очкариком-ботаником, которого я представлял.
Когда машина скрылась за поворотом, я почувствовал, как внутри разгорается злость. Не на Анну — на себя. За то, что позволил ревности захватить разум. За то, что не доверяю жене, которая за четырнадцать лет ни разу не дала повода для подозрений.
Ночь тревог
Максим лёг спать в десять, как велела мама. А я сидел в кресле, переключал каналы и каждые пятнадцать минут поглядывал на часы. В половине одиннадцатого позвонил Анне. Не отвечает. В одиннадцать — то же самое.
"Может, музыка громкая", — убеждал себя я. "Или в сумке не слышит".
В половине двенадцатого попробовал ещё раз. Автоответчик.
Полночь. Анна обещала быть дома в одиннадцать. Где она?
Я начал накручивать себя. Представлял, как они танцуют, как он держит её за талию, как смотрит ей в глаза. Как она смеётся над его шутками, поправляет волосы, прикасается к его руке.
В час ночи я снова позвонил и оставил сообщение:
— Анна, где ты? Ты обещала быть дома в одиннадцать. Я волнуюсь.
В два часа — ещё одно:
— Анна, это уже не смешно. Ответь на телефон или напиши сообщение. Что происходит?
В три утра — последнее:
— Аня, если ты это слышишь... я не знаю, что думать. Если с тобой что-то случилось, звони. Если ты просто решила погулять — скажи хотя бы, что жива.
Я не мог уснуть. Ходил по квартире, курил на балконе, проверял телефон каждые пять минут. То ли волновался за неё, то ли злился на неё — уже не мог разобрать.
В голове крутились самые страшные сценарии. Авария. Ограбление. Или... или она действительно изменяет мне. Прямо сейчас. В гостинице. С этим Колей.
К утру я был как выжатый лимон. Максим проснулся в семь, стал собираться в школу.
— Пап, а где мама? — спросил он, не найдя её в спальне.
— Ещё спит, — соврал я. — Поздно вернулась.
В восемь утра позвонил телефон. Незнакомый номер.
— Дмитрий Михайлович? — мужской голос. — Это Сергей Подольский, участковый с Тверского района.
Сердце ухнуло вниз.
— Слушаю.
— К нам поступило заявление... это касается вашей супруги Анны Викторовны. Можете приехать в больницу имени Боткина? Она там.
— Что случилось?
— По телефону не могу сказать. Приезжайте, всё объясним на месте.
В больнице
Я примчался в Боткинскую больницу на такси, забыв про машину. В приёмном покое меня встретил Серёжа Подольский — мы были знакомы по службе, пересекались на общих мероприятиях.
— Дима, присядь, — сказал он серьёзно. — Новости неприятные.
— Говори уже, что случилось!
— Твою жену изнасиловали. Сегодня утром в шесть часов её нашли в номере гостиницы "Метрополь" без сознания. Вызвали скорую.
Мир поплыл перед глазами. Я схватился за спинку стула.
— Как... что... кто?
— По предварительным данным, тот самый коллега, с которым она была вчера. Николай Белов. Анна говорит, что он подмешал ей что-то в коктейль.
— Где она сейчас?
— В палате, четвёртый этаж. Но сначала поговори с врачом.
Доктор Амир Рахимович Надыров, врач скорой помощи, оказался мужчиной средних лет с усталыми глазами и седой бородой. Он провёл меня в кабинет и закрыл дверь.
— Присаживайтесь, — сказал он. — Ваша супруга поступила к нам в тяжёлом состоянии. Анализы показали наличие в крови рогипнола и кетамина — сильных наркотических веществ, которые используют для усыпления жертв.
— Доктор, говорите прямо. Что с ней?
— Признаки насильственного полового акта налицо. Травмы, синяки, повреждения. Она была без сознания около шести часов. Сейчас состояние стабильное, но психологическая травма может быть очень серьёзной.
Я закрыл лицо руками. Все мои подозрения, вся ревность — всё это казалось таким мелким и пошлым по сравнению с тем, что произошло с Анной.
— Можно к ней?
— Можно, но недолго. И приготовьтесь — она очень напугана.
Встреча с Анной
Анна лежала в палате, бледная как простыня. На левой щеке синяк, губа разбита. Увидев меня, она заплакала.
— Дима... прости меня... прости...
Я сел рядом, взял её руку в свои.
— Аня, милая, ты ни в чём не виновата. Расскажи, что случилось.
Она сглотнула, вытерла слёзы.
— Мы поужинали в ресторане, выпили по коктейлю. Потом танцевали. Я чувствовала себя нормально, даже весело. Потом он предложил выпить ещё, заказал какие-то необычные коктейли. После второго стакана мне стало плохо. Кружилась голова, тошнило.
— И что дальше?
— Он сказал, что проводит меня домой. Но привёз в гостиницу. Сказал, что мне нужно прийти в себя, что так домой ехать нельзя. А дальше... дальше я ничего не помню. Очнулась утром на кровати, одежда порвана, болит всё тело. Он уже ушёл.
Она снова заплакала, тихо, безнадёжно.
— Дима, я не хотела... я думала, это просто дружеский ужин. Я не флиртовала с ним, не давала повода. Просто поужинали и потанцевали.
— Я знаю, милая. Я знаю.
Но внутри меня клокотала ярость. На этого подонка, который воспользовался доверием моей жены. На себя, который подозревал её в измене, когда она стала жертвой преступления.
Разговор с детективами
К вечеру к нам в больницу приехали детективы — Олег Серёгин, опытный следователь с тридцатилетним стажем, и молодая Светлана Андреева, которая вела протокол.
— Анна Викторовна, — мягко сказал Серёгин, — понимаю, что вам тяжело, но нужно зафиксировать показания. Расскажите подробнее о вчерашнем вечере.
Анна повторила свой рассказ. Добавила детали: что они заказывали в ресторане, о чём говорили, как Коля всё время подливал ей вина и предлагал новые коктейли.
— Вы можете описать, как он вёл себя во время танцев? — спросила Андреева.
— Нормально, вежливо. Не хватал, не прижимал слишком близко. Я даже подумала, что он очень корректный. Только теперь понимаю — он просто ждал, когда подействует наркотик.
— А в гостинице что помните?
— Почти ничего. Обрывки. Помню, как он нёс меня на руках, говорил что-то успокаивающее. Потом провал. Очнулась одна, болит всё тело, одежда разорвана.
Серёгин посмотрел на меня.
— Дмитрий Михайлович, вы коллега, понимаете ситуацию. Дело сложное. Белов уже улетел в Лондон. Экстрадиция может затянуться на годы. А доказательная база... ну вы понимаете.
— То есть этот мерзавец может остаться безнаказанным?
— Не скажу, что безнаказанным. Мы возбудим уголовное дело, объявим в розыск. Но реально привлечь его к ответственности будет очень сложно.
После ухода детективов мы с Анной долго молчали. Потом она сказала:
— Дима, я не хочу подавать заявление.
— Что? Но почему?
— Подумай сам. Огласка, суд, журналисты. Максиму в школе будут тыкать: "А твою маму изнасиловали". Мне на работе — косые взгляды, сплетни. "Сама виновата, пошла с мужчиной в ресторан". Я не выдержу этого.
— Аня, но он должен ответить за то, что сделал!
— Серёгин сам сказал — доказать будет почти невозможно. А мытарства у нас останутся на годы. Нет, Дима. Я не хочу превращать нашу жизнь в ад.
Попытка спасти брак
Следующие несколько месяцев мы пытались жить как раньше. Анна прошла курс психотерапии, я тоже ходил к специалисту — разбираться со своими чувствами вины и злости.
Но что-то надломилось. Не в ней — в нас. В нашем браке.
Анна мучилась чувством вины, хотя была жертвой. Она винила себя за то, что поверила Коле, за то, что не почувствовала опасность, за то, что "довела меня до подозрений".
— Дима, если бы я тогда послушала тебя, если бы не пошла с ним... — повторяла она.
— Аня, ты не могла знать, что он такой подонок.
Но я лгал. Внутри меня сидел червячок сомнения. А вдруг она всё-таки флиртовала с ним? А вдруг подавала знаки? А вдруг в глубине души хотела изменить мне?
Эти мысли отравляли каждый наш разговор, каждое прикосновение. Когда Анна пыталась поцеловать меня, я видел в своём воображении его руки на её теле. Когда она говорила, что любит меня, я слышал: "Но тогда, в ресторане, ты засомневалась".
Секса между нами не было месяцами. Сначала из-за её травмы, потом из-за моих тараканов в голове.
Психотерапевт объяснял мне, что это нормальная реакция, что нужно время, что мы справимся. Но время шло, а лучше не становилось.
В один из вечеров, когда Максим делал уроки в своей комнате, мы сидели на кухне с чаем. Анна вдруг сказала:
— Дима, ты меня больше не хочешь.
— О чём ты?
— Ты на меня смотришь как на... как на испорченную вещь. Как будто я стала другой после той ночи.
— Это неправда.
— Правда. Ты думаешь, что я сама виновата. Что надо было слушаться тебя и не идти с ним.
Я молчал, потому что она была права.
— Знаешь что, — продолжила Анна, — я действительно сомневалась тогда. Когда он пригласил меня ужинать. Часть меня хотела почувствовать себя желанной, красивой. Не для того, чтобы изменить тебе. Просто чтобы вспомнить, что я ещё женщина, а не только мама и домохозяйка.
— Анна...
— Нет, дай договорить. Я никогда не собиралась ему изменять. Но ты был прав — это было не совсем честно с моей стороны. И теперь я за это расплачиваюсь. Мы оба расплачиваемся.
Мы просидели в молчании до глубокой ночи. А утром Анна сказала:
— Дима, нам нужно развестись.
Развод
Мы развелись через два года после той проклятой ночи. Без скандалов, без дележки имущества. Просто поняли, что больше не можем быть вместе.
Анна получила квартиру и компенсацию — пятнадцать миллионов рублей. Это были мои сбережения плюс продажа дачи, которую мы купили в счастливые времена. Максим остался с ней, но половину времени проводил у меня.
Коля так и не понёс наказания. Детективы сказали, что он устроился в крупную IT-компанию в Лондоне, женился на англичанке, живёт припеваючи. Никто его не тронул.
Это жгло изнутри как кислота. Каждый день я думал о том, что этот ублюдок разрушил мою семью и остался безнаказанным.
Встреча с Михаилом
Прошло ещё полгода. Я жил один в съёмной однушке на Соколе, встречался с сыном по выходным, пытался наладить личную жизнь. Даже познакомился с одной женщиной — Марией, разведённой учительницей с дочкой.
В один из вечеров в баре "Золотая середина" на Арбате ко мне подсел мужик лет пятидесяти, коренастый, с шрамом через левую щёку.
— Ты Дмитрий Волков? — спросил он.
— А вы кто?
— Михаил Краснов. Мишаня. Мы раньше пересекались по работе, когда ты ещё в участковых служил. Я тогда... ну, с другой стороны баррикад был.
Я вспомнил. Мишаня-Красный, бывший авторитет из Солнцевской группировки. В нулевые мы его несколько раз задерживали, но ничего серьёзного доказать не смогли. Потом он вроде бы завязал с криминалом, открыл автосервис.
— Чего тебе нужно? — спросил я настороженно.
— Выпить предлагаю, — сказал он и махнул бармену. — За справедливость.
Мы выпили молча. Потом Михаил сказал:
— Слышал про твою историю. Про жену, про этого козла.
— Откуда?
— Да мы с Серёгой Подольским дружим, он рассказал. Знаешь что, Дима? Закон иногда не справляется со справедливостью. Но есть другие способы восстановить баланс.
— О чём ты говоришь?
— У меня есть знакомые в Лондоне. Русские ребята, которые там... ну, бизнесом разным занимаются. Могу передать привет твоему обидчику.
Я посмотрел на него долго и внимательно.
— Мишаня, я больше не коп, но всё ещё не бандит.
— А я уже не бандит, но справедливость понимаю. Этот урод разрушил семью хорошего человека. Должен ответить.
— И что ты предлагаешь?
— Ничего страшного. Просто... показательную беседу. Чтобы понял, что в России длинные руки у справедливости.
Я допил виски и встал.
— Спасибо за предложение, но нет. Не хочу, чтобы мои проблемы решались такими методами.
— Понятно, — кивнул Михаил. — Но если передумаешь — ты знаешь, где меня найти.
Неожиданная встреча
Прошло ещё несколько месяцев. Я уже всерьёз встречался с Марией, мы даже обсуждали совместное будущее. Анна тоже нашла себе мужчину — вдовца Алексея, инженера из её компании. Максим нормально воспринял наши новые отношения.
Казалось, жизнь налаживается. Раны затягиваются, хотя шрамы остались навсегда.
В один из июньских вечеров я шёл по Тверской после встречи с клиентом — я к тому времени ушёл из полиции и занялся частным охранным бизнесом. Возле "Макдоналдса" меня окликнули:
— Дима! Дмитрий!
Обернулся — Михаил. Он выглядел довольным и слегка подвыпившим.
— Привет, — сказал я сдержанно.
— Слушай, давай зайдём куда-нибудь, отметим хорошие новости.
— Какие новости?
— Да так... справедливость восторжествовала, — усмехнулся он.
Что-то в его тоне заставило меня насторожиться.
— Михаил, ты что натворил?
— Я? Ничего. Просто один мой лондонский приятель решил восстановить справедливость. Без моего ведома, между прочим.
Сердце ухнуло куда-то в пятки.
— Говори прямо. Что случилось с Белым?
— А ничего особенного. Жив, здоров. Только теперь... как бы это помягче сказать... не совсем мужчина.
— Что ты имеешь в виду?
Михаил достал из кармана телефон, открыл фотогалерею.
— Хочешь трофей посмотреть? Мои ребята прислали на память.
Я отшатнулся.
— Ты ненормальный! Я же сказал, что не хочу участвовать в этом дерьме!
— Дима, успокойся. Ты и не участвовал. Это была моя личная инициатива. Считай, подарок от старого знакомого.
— Подарок? Ты превратил меня в соучастника покушения на убийство!
— Да не на убийство, расслабься. Просто немножко подрезали лишнее. Теперь он никого больше не изнасилует. Разве это не справедливо?
Я стоял и смотрел на него, не веря своим ушам. Часть меня — та тёмная, злая часть, которая два года жила мыслями о мести, — испытывала дикое удовлетворение. Этот подонок получил по заслугам.
Но другая часть — та, что пятнадцать лет служила закону, — была в ужасе от происходящего.
— Михаил, ты понимаешь, что натворил? Если это всплывёт...
— Не всплывёт. Мои ребята профессионалы. А Белов вряд ли в полицию пойдёт жаловаться — ему объяснили, за что получил. Сказали, что если звякнет куда не надо, то в следующий раз отрежут голову.
— Господи... я должен сообщить в полицию.
— О чём сообщить? О том, что слышал сплетни от пьяного бывшего бандита в баре? Да и потом — ты же сам хотел справедливости. Получил. Радуйся.
Он хлопнул меня по плечу и ушёл, оставив меня стоять посреди улицы с ощущением, что мир перевернулся с ног на голову.
Новая жизнь
Я не стал никому ничего рассказывать про разговор с Михаилом. Что было сказать? Что неизвестные люди в Лондоне искалечили человека, который изнасиловал мою бывшую жену? И что я, может быть, не очень этому сопротивляюсь?
Прошло ещё полгода. Я женился на Марии — скромная церемония в ЗАГСе, без пышных торжеств. Анна тоже вышла замуж за своего Алексея. Максим привык к новой жизни, у него появились сводная сестра и отчим.
Мы с Анной встречались на школьных мероприятиях, дни рождения сына, иногда выпивали кофе и говорили о Максиме. Наши отношения стали... цивилизованными. Как у бывших супругов, которые сумели сохранить уважение друг к другу.
В один из таких дней, когда мы сидели в кафе возле Максимовой школы, Анна вдруг сказала:
— Дима, ты слышал новости про Колю?
Сердце ёкнуло.
— Какие новости?
— Он... его уволили из лондонской компании. Какая-то история с наркотиками, кажется. И ещё говорят, что у него проблемы со здоровьем.
Она помолчала, помешивая кофе ложечкой.
— Знаешь, я раньше мечтала, чтобы его наказали. Чтобы он ответил за то, что со мной сделал. А теперь... теперь мне всё равно. Я счастлива с Лёшей, у тебя есть Маша, Максим растёт хорошим парнем. Зачем тратить эмоции на того, кто уже не играет роли в нашей жизни?
— Ты права, — согласился я. — Прошлое должно оставаться в прошлом.
— Вот именно. Мы оба извлекли уроки из той истории. Я — что нужно больше доверять интуиции и не идти на поводу у тщеславия. Ты — что ревность может разрушить даже самые крепкие отношения.
— И что из этого получилось?
— А то, что мы стали лучше. Я теперь более осторожна в общении с мужчинами, но и более открыта с мужем. А ты, я надеюсь, не подозреваешь Машу в каждом её шаге.
Она была права. С Марией у нас были честные, открытые отношения без подозрений и недосказанности. Может быть, потому, что оба прошли через боль развода и знали цену доверия.
— Анна, — сказал я, — прости меня за то, что не поверил тебе тогда.
— А ты прости меня за то, что дала повод для недоверия.
Мы допили кофе молча, каждый думая о своём.
Эпилог: уроки прошлого
Прошло пять лет с той проклятой ночи в ресторане "Мясной двор". Максим стал студентом, изучает программирование в МГТУ имени Баумана. У меня с Марией родился сын — Артём. Анна с Алексеем тоже ждут ребёнка.
Мы стали большой смешанной семьёй, которая собирается на праздники, дни рождения, важные события. Марина дружит с Анной, Алексей нормально ко мне относится. Максим называет их всех "моими родителями" и не делает различий.
Иногда, когда я смотрю на эту картинку семейного счастья, думаю о том, как всё могло быть иначе. Если бы я не поддался ревности. Если бы Анна была более осторожной. Если бы этот Белов оказался порядочным человеком.
Но нет смысла жить в сослагательном наклонении. Мы получили то, что получили. И в итоге, может быть, стали счастливее, чем были.
О судьбе Коли я больше никогда не спрашивал и не интересовался. Михаила тоже не встречал — говорят, он переехал в Сочи, открыл там гостиницу. Наши пути разошлись навсегда, и это правильно.
Единственное, что осталось от той истории — это урок. Доверие в браке хрупко, как хрусталь. Разбить легко, склеить невозможно. Но можно начать заново, с чистого листа, с другим человеком или даже друг с другом, если оба готовы простить и забыть.
Мы с Анной не смогли. Слишком много боли, недоверия, взаимных обвинений накопилось между нами. Но мы сумели остаться людьми, сумели сохранить уважение и построить новую жизнь.
И, может быть, это тоже своего рода счастье.
Недавно Максим спросил меня:
— Пап, а ты не жалеешь, что развёлся с мамой?
— Жалею, — честно ответил я. — Но не о том, что мы развелись. А о том, что не смогли сохранить семью. Хотя, знаешь, если бы всё было иначе, у тебя не было бы Маши, Алексея, Артёма. Не было бы этой большой семьи, которая у нас есть сейчас.
— И что лучше?
— А кто знает? Жизнь не делится на лучше и хуже. Она просто есть. И нужно прожить её максимально честно и с максимальной любовью к тем, кто рядом.
Максим подумал над моими словами и кивнул.
— Понятно. А вот Артём будет знать про всю эту историю?
— Когда вырастет — расскажем. Но не как страшилку, а как урок. О том, что люди могут ошибаться, могут причинять боль тем, кого любят. Но также могут прощать, начинать заново и становиться лучше.
— Хорошо, — сказал сын. — Я понял.
И я поверил, что он действительно понял. Что наша боль, наши ошибки, наш опыт помогут ему строить свои отношения более мудро.
Возможно, в этом и есть смысл всего, что с нами произошло.
Сегодня мне пятьдесят пять лет. Я живу с любимой женой и маленьким сыном в двухкомнатной квартире в Медведкове. Работаю в частной охранной компании, зарабатываю прилично. Старший сын заканчивает университет и планирует жениться на однокурснице.
Анна живёт в Мытищах с мужем и дочкой, работает в той же компании, только теперь уже заместителем директора. Мы встречаемся с ней примерно раз в месяц — обсуждаем дела детей, планы на будущее.
Иногда я ловлю себя на мысли: а что, если бы тогда, пять лет назад, я не поддался ревности? Что, если бы просто поверил жене, что это дружеская встреча с коллегой? Возможно, ничего бы не случилось. Анна вернулась бы домой в одиннадцать вечера, как обещала. Мы прожили бы вместе до золотой свадьбы.
Но тогда бы не было Марии, не было бы Артёма. Не было бы того опыта, который сделал меня более мудрым и терпеливым мужем.
Жизнь — странная штука. Она ломает нас, чтобы собрать заново. Разрушает одно счастье, чтобы построить другое. И нет смысла сопротивляться этому процессу — лучше принять его и извлечь максимум уроков.
Что касается справедливости... Ну, справедливость бывает разной. Юридическая, моральная, божеская. Коля так и не понёс наказания по закону. Но жизнь, кажется, сама расставила всё по местам. Мы с Анной стали счастливее, чем были. А он... ну, его судьба меня больше не интересует.
Единственное, о чём я жалею — это о тех нескольких месяцах, когда подозревал жену в измене. Когда вместо поддержки и доверия выбрал ревность и обвинения. Возможно, если бы я вёл себя иначе, мы смогли бы сохранить брак.
Но тогда я был другим человеком. Менее мудрым, менее терпеливым. И, возможно, мне нужно было пройти через эту боль, чтобы стать тем, кто я есть сейчас.
В конце концов, каждый из нас получил то, что заслуживал. И, может быть, это и есть настоящая справедливость.