Камень был стар. Но нет, не телом и душой, что делает всякого их обладателя жалким и убогим в глазах окружающих, а стар только годами. Да и то чужими, человеческими. Своих, каменных лет он прожил не то что бы и много, но и юнцом именоваться уже было не по летам. Вернее, Камень был богат их количеством, количеством прожитых им лет. По людским меркам – многих, вернее очень и очень многих. Но эти годы к природе-то имели крайне условное отношение: чрезмерно мала для нее эта временная, человеческая градация. Это всего лишь шкала удобная, для отсчета их скоротечного периода жизни.
А он жил долго, очень долго, с человеческой позиции - вечно. Для него годы пролетали минутами, столетия - часами. Менялись и климат и рельеф, рождались и вымирали динозавры, зарождались, расцветали и превращались в пыль цивилизации, а он все оставался прежним неизменно крепким и стойким.
В памяти Камня мгновения лет мелькали частоколом ритмичных вспышек, необычайно кратких, сплетающихся в монолит узора вечности.
Да и сам он себя считал познавшим жизнь созданием, уверенно попирающим землю своим естеством, знающим и ценившим все прелести бытия.
Крепости ему не занимать. Пролетевшие сотни тысячелетий, были не властны на над ним и, бесславно его огибая, канули в лета.
Он помнил себя еще вязко-жарким юнцом, когда единой дружной молодой ватагой братьев, с безоглядной отвагой рвался из чрева земли к ее поверхности, сквозь мрачный холод горных пород туда, наверх - к солнцу. Только безрассудная юношеская ярость их темперамента, да нестерпимый внутренний жар – дар матери земли позволили им вырваться навстречу неведомому, но вечному богу - солнцу.
Под его царственными лучами весь бунтарский род Камня – род дайки-силла медленно остывал, незримо теряя свой внутренний огонь и жар души. На смену яростной борьбе пришли нега и умиротворение от выполнения огромной и очень важной работы. И, как всякий великий победитель, Камень со своими многочисленными братьями были незамедлительно окружены вселенскими любовью и ласками обитателей поверхности земли. Нежнейшие ладони корней трав-кустарников опутывали тончайшей паутиной их еще теплые бока, пробуждая в Камне и его братьях уверенность о своей исключительности.
А время текло. Зимы сменяли лето с частотой минут и секунд. Ласковые ладони-корни мелькали беспрерывным калейдоскопом не оставляя о себе ничего, кроме чувства вселенской телесной любви всего окружающего Камень. Любви к нему и, только к нему – к Камню, одному из величайших порождений матери всех начал – матери Земли.
Но, прошли тысячелетия и еще раз тысячелетия, прежде чем Камень стал ощущать сначала неясную, а потом все возрастающую тревогу, липкую и удушающую в своей неизвестности. Купаясь в неге наслаждений, он как-то забыл о своих дружных и неукротимых братьях. Он давно не чувствовал рядом жаркого присутствия, тех без кого он ранее и не мыслил свою жизнь.
И только тогда, когда тревога овладела всей его каменной душой и всколыхнула давно уснувшие родственные чувства, вдруг пришло осознание: он остался один. Все братья былого дружного клана, как и он сам за наземными утехами как-то отдалились друг от друга, потеряв связь между собой, постепенно превратившись из монолитной семьи-дайки в развалы ее единичных обломков, далеко разбросанных вокруг бывшего родового гнезда.
Вот тогда впервые и овеяло Камень стылым ужасом от еще нового, но уже смертоносного слова ВЫВЕТРИВАНИЕ. Пахнуло слегка, как-то невзначай, но леденящий ужас, от этого вдруг угнездился в каменной душе навечно.
Но кто из беспечных, полных энергии и сил юнцов мог понять коварство и опасность этих нежных, мягких ладоней, ласкающих их каменные бока? Кто из них мог осознать смертоносность обволакивающих омовений дождя и объятий ветра? Кто смог поверить в реальность незаметного, но ежесекундного пожирания их плоти, плоти несокрушимых каменных богатырей этими эфемерными и обожающими ими созданиями.
А затем пришло безмерно долгое нашествие безжалостного и беспощадного ЛЕДНИКА. Нашего героя увлекло в безумно-черный и беспросветно-тысячелетний камневорот. Невыносимо тяжкий груз толщи льда и монотонно-неумолимое перемалывание всего его жерновами уже не напоминали нежность любящих рук. Ежесекундный хруст раздавливаемой плоти не оставлял Камню надежд на будущее.
Солнце, и только солнце смогло спасти Камень, освободив его из ледникового заточения. И, в конце концов, вечное СОЛНЦЕ пришло на помощь. Льдисто-сальные языки ленника медленно, тысячелетиями отступали под его лучами на север, оставляя за собой бесконечные гряды братских захоронений морен.
Но и после ухода ледника, еще долгие столетия невольный затворник лежал в промороженной глубине, погребенный телами себе подобных несчастных товарищей. Сюда, в темноту вечного холода не проникало живительное тепло светлого мира и не протягивались ласковые руки-корни его посланцев. Жизнь замерла в темноте и вечной мерзлоте. Уныние и стылость надолго поселились в душе невольного отшельника, замораживая в нем все, даже желания и мысли.
Но однажды, сквозь туман забытья Камень почувствовал осторожное касание. О! О нем не забыли!!! Его нашли прежние любящие и верные подруги. Они, пусть давно и не помнимые Камнем все еще любят его! Да и как его можно забыть и не любить, такого красивого и сильного?!!
Но нет, оказалось, что это лишь чахлый одинокий корешок лиственницы, случаем забравшийся в глубь мерзлоты в поисках хоть какой-то опоры и пищи.
Но и этого было достаточно, что бы в остывшей груди Камня вновь вспыхнул отчаянный огонь надежды и желания. И вновь он любит, любит этот пусть и хворого, но все же посланца верхней, настоящей жизни.
И разом исчезли тоска по братьям, мерзлая чернота бытия и парализующая безысходность настоящего.
Никогда еще в своей долгой жизни Камню не приходилось так долго и горячо убеждать объект своей невольной любви в искренности и чистоте своих чувств. Хотя наедине со своими воспоминаниями он пусть и невольно, но неизменно тосковал о нежных прикосновениях былых подруг.
Но время, а Камень всегда был в согласии со столетиями, все приводит в соответствие. И вот уже ОН, глава семейства и основная опора чахлостволой лиственницы окруженный паутиной тонких, но каменно грубых ее корешков. Да, новую избранницу не отличали ни стройность линий, ни грация, ни пышность одеянья. Ее заскорузлые корешки отчего-то старели еще в детстве. А твердость ее тела и характера приводили Камень в неведомое ему ранее смятение и тягость. Лишь одна тайная уверенность поддерживала его дух: она не вечна в отличие от меня, и все повернется к лучшему.
И он жил и ждал. Жил что бы не терять жизненных сил, ждал – что бы далее жить в прежней жизни. С затаенным ликованием он наблюдал за микроскопическим своим движением туда, вверх к солнцу. И бывший его враг мерзлота и корни новой любви – все они порознь, но тем не менее вместе толкали и тянули его к свету. Упоенный своим движением и ожиданием прихода момента своего освобождения, он предвкушал начало новой и радостной жизни, Камень не замечал, да и не хотел замечать старения своей жесткой преданной подруги. Да и на что она ему там, когда там, под солнцем его ожидают веселые толпы кустов и трав с нежными пальцами шелкоподобных корней. Да и вечность, его Камня, не для нее… И он ждал, молчал, как всегда и, ждал….
И этот неминуемый день пришел: слабый пульс в каменноподобных корешках медленно затух, как бы растворился в вечности. В последний раз упала на землю редкая хвоя. Студеный ветер цинично сорвал тонкую кору с мертвого тела, обнажая жалкие останки узловатого ствола.
Очередной удар порывистого безумца вырвал и бросил наземь высохший чахлый труп несчастного дерева.
В Камень вдруг ударил нестерпимо яркий, совсем забытый солнечный свет и его округлое тело мгновенно окунулось в бестелесные ветряные объятия. Где - то там, внизу, зеленели кусты и травы из прошлой, его Камня жизни, такие близкие и желанные, но совершенно не доступные: мертвые окаменевшие корни лиственницы вечными объятиями сжимали свою первую и, единственную любовь.