Найти в Дзене

Сталкер и черный шар

Туман в Зоне не просто лежал на земле — он вползал в лёгкие, цеплялся за кожу, оставлял на губах привкус пыли и радиации. Солнце, если оно вообще пробивалось сквозь серую пелену, казалось тусклым глазом, глядящим из-за облаков с безразличием бога, давно забывшего о своих созданиях. Ветер шевелил ржавые ветки мёртвых деревьев, и каждый шорох мог оказаться шагом артефакта, мутанта или, хуже того, сталкера с обрезом за пазухой. Я шёл вдоль разрушенной трассы, где когда-то мчались машины, теперь превратившейся в лабиринт бетонных обломков и ржавых каркасов. На плече — потрёпанный «Винторез», за спиной — рюкзак с минимальным припасом: пара банок тушенки, фляга с фильтрованной водой, детектор Сидоровича, который то и дело визжал, как раненый кот. Надо было добраться до «Рыжего леса» — слышал, там, в глубине, появился новый выброс, и после него в аномалиях стали находить странные шары — чёрные, как уголь, но пульсирующие, будто живые. Артефакты? Возможно. А может, что-то другое. Что-то, чего

Туман в Зоне не просто лежал на земле — он вползал в лёгкие, цеплялся за кожу, оставлял на губах привкус пыли и радиации. Солнце, если оно вообще пробивалось сквозь серую пелену, казалось тусклым глазом, глядящим из-за облаков с безразличием бога, давно забывшего о своих созданиях. Ветер шевелил ржавые ветки мёртвых деревьев, и каждый шорох мог оказаться шагом артефакта, мутанта или, хуже того, сталкера с обрезом за пазухой.

Я шёл вдоль разрушенной трассы, где когда-то мчались машины, теперь превратившейся в лабиринт бетонных обломков и ржавых каркасов. На плече — потрёпанный «Винторез», за спиной — рюкзак с минимальным припасом: пара банок тушенки, фляга с фильтрованной водой, детектор Сидоровича, который то и дело визжал, как раненый кот. Надо было добраться до «Рыжего леса» — слышал, там, в глубине, появился новый выброс, и после него в аномалиях стали находить странные шары — чёрные, как уголь, но пульсирующие, будто живые. Артефакты? Возможно. А может, что-то другое. Что-то, чего ещё никто не видел.

Где-то впереди завыл песец. Только вот в Зоне нет песцов. Это был свистун. Мелкий, юркий мутант, но смертельно опасный — кидается с десятиметровой дистанции, вцепляется в горло, и уже не оторвёшь. Я пригнулся, прижался спиной к обгоревшему автобусу, стоявшему на обочине, как памятник забытому времени. Детектор замолчал. Тишина. Лишь тиканье часов в голове — каждый удар — секунда ближе к смерти.

Шаг. Ещё шаг. Я выглянул. Пусто. Только пыль, ветер и ржавые провода, болтающиеся на столбах, как петли. Перебежал на другую сторону. Двигаться надо было быстро, но тихо. В Зоне шум — это приглашение. Кому? Кому угодно. Псевдогиганты, плоти, кровососы, бандиты, военные... Все здесь хотят смерти другого. А живым — место только на границе.

Через два часа я добрался до поворота, где когда-то был указатель. Теперь от него остался только столб с надписью, смытой дождями и временем. Но я знал — направо ведёт тропа к заброшенному санаторию, а прямо — в самое сердце Рыжего леса. Я выбрал прямо.

Лес не просто был «рыжим» — он выглядел больным. Кора деревьев покрылась оранжевым налётом, листья опали, но не сгнили — лежали на земле, как сухие пластинки, источающие слабое свечение. Воздух здесь был гуще, сладковатый, с химическим привкусом. Детектор взвыл снова — уже не по артефактам, а по радиации. Уровень зашкаливал. Я достал дозиметр — 800 мР/ч. Опасно для здоровья за пару часов. Надо было двигаться быстро, но аккуратно.

Я шёл, стараясь держаться по краю, где почва казалась менее поражённой. Вдруг земля под ногой дрогнула. Не выброс. Что-то другое. Подо мной зашевелилась почва, как будто что-то большое пробиралось под землёй. Я отскочил — вовремя. Из-под корней вырвался столб чёрной слизи, словно живой щупальцевый нарост, и ударил в то место, где я только что стоял. Плоть? Нет. Это была аномалия — «чёрная жижа», о которой рассказывали в баре «100 к радиатору». Говорили, что она не просто убивает — она поглощает, превращает в часть себя. Я отполз, достал термос с солью, бросил в аномалию. Слизь зашипела, отступила, как живая, и скрылась под землёй.

Сердце колотилось. Я сел, закурил. Табак был горький, но помогал держать нервы. В Зоне нельзя паниковать. Паника — это смерть. Я знал это с первого дня, когда пришёл сюда, ища пропавшего брата. Его нашли через неделю. Точнее, нашли куски. Вокруг него лежали артефакты, как будто он пытался собрать их до последнего. Может, он хотел выжить. А может, просто не мог остановиться.

Я пошёл дальше. Сквозь лес, мимо обугленных корпусов домов, где когда-то жили люди. Один дом стоял почти цел — двухэтажный, с выбитыми окнами. Внутри — следы костра, консервные банки, патроны. Кто-то был. Недавно. Я огляделся. На стене — карта, исписанная заметками. Стрелка ведёт к «ядерному складу» — заброшенному бункеру, о котором ходили легенды. Говорили, что там хранятся образцы «Сферы», что там можно найти «Тайну Зоны». Бред? Возможно. Но в Зоне даже бред может оказаться правдой.

Я вышел из дома. Вечер. Туман сгущался. И тут я увидел их — три силуэта вдалеке, с фонарями. Бандиты. Судя по жестам — идут сюда. Я метнулся в кусты, прилёг. Они прошли мимо, ругаясь, смеясь. Один сказал: «Слышал, в лесу кто-то нашёл чёрный шар... Говорят, он шепчет». Второй засмеялся: «Ага, и следующий — ты». Третий молчал. Он смотрел в мою сторону. Я затаил дыхание. Он повернулся и пошёл дальше.

Ночью я устроился в развалинах гаража. Разжёг крошечный костёр, заварил чай. Небо было чёрным, без звёзд. Только туман. И вдруг — вспышка. На востоке. Я вскочил. Выброс. Неожиданный. Я схватил рюкзак, бросился к укрытию — старому бетонному убежищу, которое видел днём. Дверь была приоткрыта. Я ввалился внутрь, захлопнул. За спиной — гул, как от тысячи громов. Свет проникал сквозь щели, окрашивая стены в фиолетовый. Воздух задрожал. Я прижался к стене, закрыл глаза.

Когда всё стихло, я выбрался. Утро. Зона изменилась. Деревья вывернуты с корнем, земля покрыта пеплом. И посреди поля — он. Чёрный шар. Диаметром с арбуз. Лежит. Неподвижный. Но я слышал — он шепчет. Не ушами. В голове. Голос. Много голосов. Как будто кто-то говорит на языке, которого нет.

Я подошёл. Шар пульсировал. Я достал мешок, аккуратно положил его внутрь. Вес — как пушинка. Я ушёл. Не оглядываясь...