Когда директор вызвал меня в кабинет в тот февральский день, я уже понимала, что ничего хорошего меня не ждет. Компания переживала не лучшие времена, сокращения шли волнами, и до меня очередь дошла в последнюю очередь — видимо, мой сорокалетний стаж что-то да значил.
— Нина Петровна, — сказал Анатолий Викторович, не поднимая глаз от бумаг, — вы понимаете ситуацию в компании.
— Понимаю, — ответила я, хотя сердце уже сжалось.
— Нам приходится оптимизировать штат. К сожалению, ваша должность попадает под сокращение.
— А перевод в другой отдел возможен?
— К сожалению, нет. Везде идут сокращения.
Так в шестьдесят два года я оказалась без работы. После сорока лет в одной компании, где прошла путь от секретаря до начальника отдела кадров. Выходное пособие дали приличное, но оно не могло длиться вечно.
— Мама, — сказал мне сын Алексей, когда я рассказала ему новость, — а это может быть и к лучшему. Отдохнешь наконец.
— На что отдыхать, Леша? Пенсия у меня еще три года.
— Ну, найдешь что-нибудь. В твоем возрасте много вариантов.
— В моем возрасте вариантов как раз мало.
— Не говори так. Опыт у тебя огромный.
— Опыт есть, а молодости нет. А сейчас везде молодых требуют.
— Мам, не переживай раньше времени. Что-нибудь придумается.
Легко сказать — не переживать. Алексей работал программистом, получал хорошие деньги, жил с женой в собственной квартире. Ему было не понять, что значит в шестьдесят два года искать работу.
Дочь Марина отреагировала тоже довольно спокойно.
— Мамочка, — сказала она по телефону, — может, это знак? Пора на покой.
— Марина, какой покой? Мне еще пенсии нет.
— Ну, подработаешь где-нибудь. Консьержем, например.
— Консьержем? За двенадцать тысяч в месяц?
— А что, мало? На еду хватит.
— На еду, может, и хватит. А на коммунальные платежи? На лекарства?
— Мам, ну не драматизируй. Что-нибудь придумаем.
Придумаем. Все говорили "придумаем", но никто не предлагал конкретной помощи.
Поиски работы начались сразу. Я изучала все сайты, откликалась на вакансии, ходила на собеседования. Но результат был один — везде нужны были молодые. Максимум до сорока пяти лет.
— Нина Петровна, — говорили кадровики, — у вас замечательное резюме, но мы ищем более молодого специалиста.
— Но опыт же важен?
— Важен, но нам нужны люди, которые будут работать долго.
— А я разве не буду работать долго?
— Ну, в вашем возрасте... понимаете, больничные, усталость...
Понимала. Понимала, что для них я была уже списанной единицей.
Через три месяца поисков выходное пособие подходило к концу, а работы все не было. Пришлось обратиться к детям.
— Алексей, — сказала я сыну, — мне нужна помощь. Деньги заканчиваются, а работу найти не могу.
— Мам, а ты везде искала?
— Везде. Но везде нужны молодые.
— А может, поищешь что-то попроще? Не по специальности?
— Ищу и попроще. Но и там молодых предпочитают.
— Ну... — Алексей замялся. — Мам, у нас сейчас тоже непросто. Ипотека, ребенок скоро пойдет в школу...
— Я не прошу много. Просто помочь с продуктами, с коммунальными платежами.
— А сколько тебе нужно?
— Тысяч пятнадцать в месяц. Самый минимум.
— Пятнадцать тысяч? — Алексей посмотрел на меня так, будто я просила миллион. — Мам, это же серьезная сумма.
— Серьезная. Но мне больше неоткуда взять.
— А Марина? Она поможет?
— Я еще не спрашивала.
— Спроси. Мы же не можем одни тянуть.
— Хорошо, спрошу.
Марина отреагировала еще хуже.
— Мама, — сказала она, когда я обратилась к ней за помощью, — а ты понимаешь, в какое положение нас ставишь?
— В какое положение?
— Мы планировали ремонт в квартире. Взяли кредит. А теперь получается, что должны еще и тебя содержать.
— Марина, я не прошу содержать. Просто помочь пережить трудное время.
— А сколько это трудное время продлится?
— Не знаю. Пока работу не найду.
— А если не найдешь?
— Найду обязательно.
— Мам, ты же понимаешь — в твоем возрасте это нереально.
— Почему нереально?
— Потому что тебе шестьдесят два года! Кому ты нужна?
— Марина, как ты можешь так говорить?
— Говорю правду. Жестокую, но правду.
— А что мне делать?
— Не знаю. Но втягивать нас в свои проблемы несправедливо.
— Втягивать? Марина, я ваша мать!
— Мать, которая не смогла обеспечить себе достойную старость.
— Как это не смогла? Я сорок лет работала!
— Работала, но не копила.
— Где копить? На зарплату? Я вас растила, учила, помогала вам встать на ноги!
— Это твой выбор был. Никто не заставлял.
— Мой выбор — быть хорошей матерью.
— А наш выбор теперь — не разорять себя ради тебя.
Я не могла поверить, что слышу такие слова от собственной дочери.
— Марина, ты серьезно?
— Абсолютно серьезно. Мама, мы не можем жертвовать своим благополучием.
— А я могу жертвовать своим?
— А какое у тебя благополучие? Ты же уже старая.
Старая. Вот как дочь меня видела. Не мать, которая всю жизнь для них потратила, а просто старая женщина, ставшая обузой.
— Хорошо, — сказала я. — Не буду просить помощи.
— Мам, не обижайся. Просто пойми — у нас свои семьи, свои расходы.
— Понимаю.
— И мы не можем нести ответственность за твои проблемы.
— А за что вы можете нести ответственность?
— За свои проблемы.
— А я не ваша проблема?
— Ты наша мать. Но твои финансовые трудности — это твоя проблема.
— Понятно.
Разговор с Алексеем был похожим.
— Мам, — сказал он, — мы с Мариной обсуждали ситуацию. И пришли к выводу, что не можем тебе регулярно помогать.
— Почему не можете?
— Потому что у нас свои семьи. Свои планы.
— А я не часть ваших планов?
— Ты наша мать. Но мы не планировали тебя содержать.
— А планировали что?
— Планировали, что ты сама о себе позаботишься.
— Я и заботилась. Сорок лет работала.
— Но не накопила на старость.
— Леша, на что накопить? Я вас растила, учила, помогала!
— Это было твоим выбором.
— А теперь ваш выбор — меня бросить?
— Не бросить, а... не взваливать на себя лишнюю ответственность.
— Лишнюю?
— Ну... незапланированную.
— А если я заболею? Тоже незапланированная ответственность?
— Мам, не говори глупости.
— А что глупого? Если у меня не будет денег на лекарства?
— Найдешь где-то работу.
— В шестьдесят два года? После полугода безуспешных поисков?
— Найдешь что-нибудь.
— Что именно?
— Ну, уборщицей можешь работать.
— За десять тысяч в месяц?
— А что, мало?
— На десять тысяч в месяц прожить невозможно.
— Тогда найдешь работу получше.
— Алексей, ты не понимаешь? Никому не нужны кадровики в шестьдесят два года!
— Тогда переквалифицируйся.
— На кого?
— Не знаю. На кого угодно.
— На уборщицу?
— Если других вариантов нет.
— А помочь мне ты не можешь?
— Не могу взять на себя такую ответственность.
— Какую ответственность?
— Содержать взрослого человека.
— Взрослого человека? Леша, я твоя мать!
— Мать, которая должна была заранее подумать о старости.
— Подумать? Как подумать?
— Копить деньги, покупать квартиру для сдачи, искать дополнительные доходы.
— Когда все это делать? Я вас растила!
— Это не оправдание.
— А что оправдание?
— Ничего не оправдание. Каждый сам за себя отвечает.
— Значит, я сама за себя отвечаю?
— Сама.
— А вы за себя?
— Мы за себя.
— И друг другу не помогаете?
— Помогаем своим семьям.
— А я не семья?
— Ты родственница.
— Родственница?
— Ну... близкая родственница.
— Но не семья?
— Семья — это муж, жена, дети.
— А родители?
— Родители — это прошлое.
Прошлое. Вот кем я стала для детей, которых родила и воспитала.
Ситуация усугубилась, когда я наконец нашла работу. Устроилась уборщицей в офисный центр за двенадцать тысяч в месяц. Работа была тяжелая — с шести утра до двух дня, без выходных. Но выбора не было.
— Мама, — сказала Марина, когда узнала о моей новой работе, — зачем ты устроилась уборщицей? Это же стыдно!
— Стыдно? А что не стыдно?
— Ну, можно было что-то более достойное найти.
— Что именно?
— Не знаю, но не уборщицу же!
— А кто мне другую работу предложит?
— Поищешь лучше.
— Я полгода искала. Это единственное, что нашла.
— Мам, а ты понимаешь, как это выглядит?
— Как это выглядит?
— Ну, моя мать работает уборщицей. Стыдно перед знакомыми.
— А голодная мать не стыдно?
— При чем тут голодная?
— При том, что без работы я бы голодала.
— Ну, что-нибудь бы придумали.
— Что именно?
— Помогли бы как-то.
— Как помогли бы? Ты же сказала, что не можешь.
— Ну... помогали бы понемногу.
— А теперь не помогаете даже понемногу.
— А зачем? Ты же работаешь.
— За двенадцать тысяч.
— Ну и что? Лучше, чем ничего.
— Лучше. Но не хватает на нормальную жизнь.
— А на что хватает?
— На хлеб и коммунальные платежи.
— Ну и хорошо.
— Хорошо?
— Ну, не умрешь же с голоду.
— Марина, а ты можешь жить на двенадцать тысяч?
— Я не могу. Но мне и не нужно.
— Почему не нужно?
— Потому что у меня нормальная работа.
— А у меня ненормальная?
— У тебя работа по возрасту.
По возрасту. Значит, в шестьдесят два года я должна довольствоваться любой работой и любой зарплатой.
— Марина, а если бы ты осталась без работы, я бы тебе помогла.
— Ты? На что помогла бы?
— Нашла бы способ.
— На двенадцать тысяч зарплаты?
— Нашла бы.
— Откуда?
— Заняла бы, продала что-нибудь, нашла подработку.
— А мы не можем так же?
— Можете. Но не хотите.
— Правильно, не хотим.
— Почему не хотите?
— Потому что это не наша ответственность.
— А чья ответственность?
— Твоя собственная.
— Хорошо. Значит, рассчитывать мне не на кого?
— Рассчитывай на себя.
— А на старости лет? Когда совсем немощной стану?
— Тогда посмотрим.
— Что посмотрим?
— Как ситуация сложится.
— А если сложится плохо?
— Тогда дом престарелых.
— Государственный?
— А какой еще на твою пенсию?
— А помочь оплатить хороший дом престарелых не можете?
— Зачем нам такие расходы?
— Чтобы мать достойно прожила последние годы.
— Мама, ты подставила нас своей бедностью.
— Как подставила?
— Поставила перед выбором — помочь тебе или жить нормально.
— И вы выбрали жить нормально?
— Мы выбрали не разорять свои семьи.
— А меня выбрали разорить?
— Тебе уже нечего разорять.
— А достоинство?
— Какое достоинство?
— Человеческое достоинство.
— При чем тут достоинство? Ты просто старая и бедная.
Старая и бедная. Вот каким меня видели мои дети.
— Хорошо, — сказала я. — Поняла.
— Что поняла?
— Что рассчитывать могу только на себя.
— Правильно поняла.
— И что помощи от вас ждать не стоит?
— Не стоит.
— А любви?
— Любим мы тебя.
— Как любите?
— Ну... по-родственному.
— А по-человечески?
— А в чем разница?
— По-человечески — это значит помочь в трудную минуту.
— Мы не можем помогать всю жизнь.
— А месяц можете? Полгода?
— А зачем? Ты же работаешь.
— За копейки работаю.
— Но работаешь.
— И что с того?
— А то, что сама себя обеспечиваешь.
— Обеспечиваю? На двенадцать тысяч?
— Ну, хоть как-то обеспечиваешь.
— А если заболею?
— Будешь лечиться.
— На что?
— На что сможешь.
— А если не смогу?
— Тогда будешь болеть.
— А если умру?
— Умрешь, похороним.
— За свой счет похороните?
— Ну... похороны недорогие.
— А если дорогие захочу?
— Зачем тебе дорогие?
— Чтобы достойно проводили в последний путь.
— Мам, при чем тут достоинство? Ты же все равно ничего не почувствуешь.
— А вы почувствуете?
— Что мы?
— Что достойно похоронили мать.
— А зачем нам это чувство?
— Чтобы совесть спокойна была.
— А она у нас неспокойна?
— Не знаю. Вам виднее.
— Мама, мы делаем все, что можем.
— Что именно делаете?
— Общаемся с тобой, поддерживаем морально.
— А материально?
— Материально не можем.
— А морально можете?
— Стараемся.
— Как стараетесь?
— Звоним, интересуемся здоровьем.
— А помочь советом?
— Помогаем советом.
— Каким советом?
— Говорим, что нужно не унывать, искать работу получше.
— А если не найду работу получше?
— Найдешь что-нибудь.
— А если не найду ничего?
— Найдешь. Все находят.
— А если не все?
— Тогда это судьба.
Судьба. Значит, моя бедность — это судьба, с которой дети мириться не хотят.
Прошел год. Я так и работаю уборщицей, еле свожу концы с концами. Дети звонят редко, в гости не приглашают. Говорят, что им стыдно за мою работу. А на помощь денег как не было, так и нет.
Недавно Алексей сказал:
— Мам, может, тебе действительно стоит подумать о доме престарелых?
— О каком доме престарелых? У меня даже на государственный денег нет.
— А мы поможем оформить субсидию.
— Субсидию?
— Ну да, есть же программы для малоимущих.
— А содержать мать — не ваша программа?
— Мам, мы же объясняли. Не можем взять такую ответственность.
— А похоронить меня сможете?
— Сможем. Это разовые расходы.
— А содержать — постоянные?
— Постоянные. А мы планируем жить для своих семей.
— Понятно.
— Ты не обижайся, мам. Просто жизнь такая.
— Какая жизнь?
— Жестокая. Каждый сам за себя.
— А родственные связи?
— А что родственные связи? Мы же не враги тебе.
— А кто?
— Ну... родственники.
— Которые ничем не помогают?
— Помогаем морально.
— А больше никак?
— А больше никак не можем.
Не могут. Или не хотят. Наверное, разницы уже нет.
Живу теперь одна, работаю уборщицей, считаю каждую копейку. А дети живут в достатке и стыдятся бедной матери. Стыдятся настолько, что лучше не видеть меня совсем, чем признать, что их мать дошла до такой жизни.
Говорят, что я их подставила своей бедностью. А я думаю, что они подставили меня своим равнодушием.