Погрузившись в свои мысли, Василиса не сразу поняла, что Акинфий и Дуня стоят на коленях перед родителями, а те их благословляют.
— И всё? А свадьба как же? — не удержалась она.
— Бес, ты меня что, искушаешь? — хмыкнул Акинфий.
— Чем? Свадьбой? — Василиса искренне удивилась. — Вот уж никогда не понимала, зачем кучу денег тратить, чтобы потом через год разбежаться.
— Не понял, о чём ты мне толкуешь, но деньги тратить и правда незачем, — согласился Акинфий, делая вид, что внимает отцовским наставлениям о семейной жизни.
— А не обидно, что вот так? — не сдавалась Василиса. — Отец приглядел, привёз — и всё, твоя жена.
— Так, а чего? Ладная девка. Работницей хорошей будет, — ещё раз окинул Дуняшу оценивающим взглядом Акинфий.
— А я бы скандал закатила, из дому ушла, — глядя на лошадиное лицо Дуни, подумала Василиса.
— Куда? — отозвался Акинфий, чинно усаживаясь за стол рядом с новой женой. — Поймают, в кандалы закуют. Глупый ты бес. И чего тебе от меня надо?
— Чтобы ты на Урал пошёл. Железо там добывать. Оружие делать. Богатым ты должен стать, — вспомнила Василиса кое-что из истории заводчиков Демидовых. То ли в фильме видела, то ли где-то читала.
— Богатым — это хорошо. А ты не душу ли мою за богатства просить будешь? — насторожился Акинфий.
— Мне-то она зачем? Я домой хочу!
— Глупый ты бес. Ты поуговаривай меня, может, я и соглашусь, — то ли пошутил, то ли всерьёз предложил он.
Василиса решила не отвечать. Что толку? От неё сейчас ничего не зависело.
Акинфий тоже умолк, увлёкшись ужином. И откуда только всё взялось?
Запечённая в сметане крупная белая рыба — вкусная, сочная. Квашеные грибочки, мочёные яблочки, капуста, щедро посыпанная луком, наваристый горячий суп. Чугунок с супом стоял посреди стола, и каждый по очереди черпал из него, стараясь выудить куски пожирнее.
— А мать, откуда знала, что Дуню привезут? — забеспокоилась Василиса. Такого шикарного ужина она в этом доме ещё не видела. — Или такая еда тут каждый день? А нам что достаётся? — вспомнила вчерашнюю кашу, в которую и ложку воткнуть было невозможно — такая густая да невкусная.
— Ты, бес, сдурел? Отец приехал! Или ослеп? — возмутился Акинфий. — С дороги хозяин, матушка и расстаралась.
— А она откуда знала, что отец приедет?
— К колодцу ходила, бабы ей сказали, — объяснил он.
— А бабы, откуда узнали? — не унималась Василиса.
— Да откуда мне знать, откуда бабы всё знают?! — рассердился Акинфий. — Из яму! Ям знаешь? Где проезжие останавливаются. Кто-то раньше отца ехал — вот и сообщили! Надоел ты мне! Уйди с моей головы!
— С удовольствием бы, да не знаю как, — вздохнула Василиса.
Авдотья тем временем полезла в здоровенный сундук и вытащила оттуда чью-то шкуру. С напутствием о любви и согласии сунула её Акинфию в руки, быстро перекрестила и смахнула несуществующую слезу.
Накинув тулуп, Акинфий с Дуней вышли на улицу.
— А ты куда? — забеспокоилась Василиса, испугавшись, что он уходит в кузню.
— Ты, бес, башкой-то подумай, — хмыкнул парень. — Не на лавке же нам спать. Не поместимся.
Подхватив Дуню за талию, Акинфий направился к сараю.
— В сарай? Холодно же! — взмолилась Василиса.
— Бес, скройся. Не один я — не замёрзнем.
— Так это же брачная ночь! — озарилось её сознание. — Никакой романтики… Темно хоть глаз выколи. Я тебе сейчас расскажу, как надо с девушкой обращаться!
Она вспомнила недавно прочитанную книгу, как трепетало её сердце, как приятно ныло внизу живота…
«Тихо, как падение лепестка сакуры, его пальцы коснулись её кожи, оставляя за собой след из мурашек.— начала рассказ Василиса. — В полумраке, где единственным светом были серебряные нити лунного света, их дыхание сплеталось в единый ритм — горячий, прерывистый, живой.
Он притянул её ближе, и губы встретились в медленном, сладком поединке. Вкус её был как спелая летняя слива — терпкий, сочный, опьяняющий. Она вскрикнула тихо, когда его ладонь скользнула по изгибу талии, будто заново открывая каждый сантиметр.
Тела, словно созданные друг для друга, двигались в древнем, как сама вселенная, танце. Жар между ними разгорался, как пламя, подпитываемое ветром. Каждое прикосновение, каждый шёпот имени, каждый вздох — всё сливалось в единую мелодию страсти.
Он вошёл в неё медленно, как входят в священный храм, благоговея перед моментом. И тогда мир сузился до точки — до стука сердец, до дрожи в пальцах, до слёз счастья на ресницах. Они падали вместе в бездну наслаждения, теряя границы, теряя имена, становясь просто — одним.
А потом — тишина. Только шёпот кожи, только биение пульса в такт, только шум крови в ушах. И понимание, что это — не просто страсть. Это — любовь».
Закончив, Василиса прислушалась к темноте. Хихикала Дуня, сопел Акинфий. Она хотела было завладеть телом, но передумала. Всё-таки брачная ночь у человека — пусть хоть в этом будет счастлив.
— Бес, ты что, ушёл? — донёсся голос Акинфия. — Чего замолчал-то? Не сказителем был? Красиво баешь. Продолжай. Вот так бы и раньше, а то нудишь да нудишь…
— Сыночка я рожала, — отозвалась Дуня, видимо отвечая на его вопрос. — Да прошлой зимой младенческая его забрала. Да мне и некогда с ним было — барыня то туда, то сюда. Порой и покормить, толком не успевала. А теперь я сама своих деток нянчить буду. А ты спрашиваешь… Сам-то девок щупал? — смущённо захихикала она.
— Так и не истукан чай. Коли сами в руки идут, чего упускать? — рассмеялся Акинфий и зашуршал в сене. — Спать давай. Поздно. Завтра работать.
Он натянул на себя и Дуню шкуру, прижал женщину к себе и тут же захрапел.
«Вот и вся брачная ночь, — подумала Василиса. — Не то, что в книжках пишут».
Она представила, что и у неё будет такая же «романтическая» ночь… Тогда уж лучше остаться здесь.
А утром, едва рассвело, Акинфий отправился в кузню. Опять молча работать.
Немного порадовало Василису лишь то, что за столом Никита Демидов объявил: как только лёд сойдёт, они вместе с купцами сплавятся до Москвы — нужно успеть выполнить заказ к весне.
Но радость была мимолётной. До весны ещё надо было дожить… Продолжение