Александр Вертинский не сразу стал певцом. Точнее, он не сразу понял свое истинное предназначение. Но он точно знал, что он - человек богемы.
Начало творческой деятельности – пока литературной
Когда Александру Вертинскому было 15 лет, тетка, у которой он воспитывался, выгнала его из дома. Он ночевал то в беседке у дома, то в чужих подъездах. Несмотря на бездомную жизнь, а может, благодаря этому, у него скоро появились новые друзья - молодые литераторы, поэты, артисты, художники. Так он попал в богемную среду. Составляла ее по большей части такая же неустроенная молодежь, как он сам. Как вспоминал Александр Николаевич:
«Тут мне стало немного легче. Потому что почти всем нам было одинаково плохо, мы делились друг с другом всем, что у нас было, и жили как‑то сообща».
Вертинский не зря с детства тянулся к литературе и много читал – сейчас он стал писать. И наконец, его начали публиковать. Первым в журнале «Киевская неделя» был напечатан рассказ «Моя невеста», написанный в модной декадентской манере. На необычный рассказ обратили внимание. Были опубликованы также «Папиросы «Весна», «Лялька». О Вертинском, которому было уже 23 года, заговорили
«…как о подающем надежды молодом литераторе».
В это время произошло еще одно знакомство, которое сыграло большую роль в его становлении как творческого человека – он попал в литературный салон Софьи Николаевны Зелинской. Это была умная и образованная женщина, преподаватель женской гимназии. Позже она вышла замуж за брата Анатолия Васильевича Луначарского. В доме у Софьи Николаевны собирался «весь цвет интеллигенции Киева». Многообещающего литератора тепло приняли в этом доме - его подкармливали, а то и оставляли переночевать. Софья Зелинская, обладающая большим литературным вкусом, многому научила молодого Вертинского, в том числе, помогла ему выработать вкус к настоящей поэзии.
В доме Зелинской бывало много интересных творческих людей: поэты Михаил Кузмин и Владимир Эльснер, художники Казимир Малевич и Марк Шагал. Вертинский впитывал их философию и эстетику, приобретая творческий и духовный опыт. Сам он писал не только рассказы, но и рецензии на выступления многих знаменитостей, среди них – на певцов Федора Шаляпина, Анастасию Вяльцеву, Титта Руффо.
Литературных заработков на жизнь не хватало, и Александр Вертинский брался за любую работу: он грузил арбузы на баркас, был корректором в типографии, продавал открытки с местными видами. И продолжал писать и участвовать в любительских спектаклях.
Об этом времени Вертинский вспоминал:
«Я все время был в кругу поэтов, художников, актёров, журналистов. Может быть, у меня глаза разбегались? Но все никак не мог решить, кем хочу стать: то ли поэтом, то ли актёром, то ли писателем».
На эстраду Вертинский пришел из литературной среды.
Молодой гений, циник и скептик
Свой особый стиль Вертинский вырабатывал не только в литературном творчестве, но и во внешнем виде, манере поведения. Он играл роль «молодого гения» и «непонятой натуры», «скептика и циника». Купив на толкучке подержанный фрак, он ходил в нем с утра и до ночи, изумляя окружающих. И прослыл большим оригиналом.
Сам он описывал себя в этот период так:
«Мы, богема, собирались в подвале, в маленьком кабачке под Городской думой, где торговали дешёвым вином и сыром, и горячо спорили по целым дням, ничего фактически не делая и ничем не занимаясь. Я просиживал там дни и ночи — долговязый, презрительный и надменный, во фраке, всегда с живым цветком в петлице, снобирующий все и вся. Я эпатировал буржуа!»
Он эпатировал не только буржуа, но и молоденьких девушек, которые влюблялись в него, а он в них.
Об одном из таких романов Александр Вертинский написал в своих воспоминаниях:
«Помню, был я влюблён в одну девушку-медичку. Звали её Кэт. Она была стройная, зеленоглазая, и брови у неё были похожи на крылья ласточки.
Через тридцать лет, когда я, объехав весь свет, вернулся на родину, однажды в одном городке ко мне за кулисы перед концертом зашла крупная суровая чёрная женщина с усами.
— Вы не помните меня? — спросила она.
— Нет! — чистосердечно признался я.
— Меня зовут Кэт. Помните? Я — Кэт!
— Какая Кэт? — спросил я.
Вместо продолжения разговора эта дама вынула из сумочки мою маленькую уличную моментальную фотографию тех времён, в широкополой испанской шляпе, где было написано: «Чёрной ласточке, зеленоглазой Кэт от её вечного раба» и т. д. Я вспомнил… и мне стало бесконечно грустно.
— Я старший хирург местного госпиталя! — с достоинством сказала она.
И я представил себе, как безжалостно она кромсает человеческое тело.
— Зачем вы пришли сюда? — спросил я. — Вы бы навеки оставались у меня в сердце «чёрной ласточкой». А теперь вы убили «чёрную ласточку» моей юности навсегда».
Юность в Киеве для Вертинского была голодной, веселой и полной надежд. Но он понимал, что для того, чтобы пробиться в жизни, ему надо ехать в Москву.
Москва, город надежд
Москва для Вертинского была городом мечтаний, городом надежд.
«Здесь и только здесь я мечтал прославиться на всю планету, покорить весь мир. Заставить умолкнуть все разговоры, кроме разговора обо мне, повернуть все взоры людей в мою сторону, чтобы вся Вселенная восхищалась только мной одним и ни на кого больше не обращала ни малейшего внимания! А я… Я буду стоять — высокий, гордый и прекрасный в совершенно новом фраке (не с толкучки, конечно, а от лучшего портного) и надменно улыбаться, скрестив руки».
Наконец, накопив двадцать пять рублей и подыскав компаньона, в 1913 году Вертинский приехал в Москву. Как ни тяжело и голодно было в Киеве, но в Москве оказалось еще тяжелее. Здесь его никто не знал и найти работу было практически невозможно. Денег не было, друзей тоже. Это были, пожалуй, самые тяжелые времена. Чтобы оплатить жилье, Вертинскому пришлось продать свой киевский фрак.
Наконец, из поездки вернулась Надя, старшая сестра и молодая актриса.
Надя, старшая сестра
Почти 20 лет Александр Вертинский жил в уверенности, что у него никого, кроме воспитавшей его вредной тетки, нет. Ведь ему сказали, что его старшая сестра Надя умерла. И вдруг, пролистывая еще в Киеве московский журнал «Театр и искусство», он случайно увидел в списке актеров одного из спектаклей фамилию Н.Н. Вертинская. Он набрался смелости и написал ей письмо:
«Милая, незнакомая Н.Н. Вертинская! У меня такая же фамилия, как у вас… У меня когда-то была сестра Надя. Она умерла маленькой. Если бы она была жива, она была бы тоже Н.Н. - Надежда Николаевна…».
Встреча с возможной сестрой была одной из причин, почему Вертинский приехал в Москву. Но когда Александр приехал в Москву, сестра была на гастролях. И вот Надя вернулась из поездки и они, наконец, встретились – и поняли, что они действительно брат и сестра. Они быстро подружились и поселились вместе в скромной квартире в доходном доме Бахрушиных на углу Тверской и Козицкого переулка. Бывают же такие совпадения: когда через десятилетия, после длительной эмиграции, Александр Вертинский вернулся на Родину, он получил от государства квартиру в том же доме. Правда, в другом подъезде.
За борщ и котлету
Жить стало намного легче. К тому же, благодаря сестре появились новые друзья. Вместе они ходили по театрам и музеям, посещали лекции в университете и просиживали в библиотеке. Шли активные «поиски себя».
Из воспоминаний маэстро:
«Их общество во многом оказало на меня благотворное влияние. Я меньше стал воображать о себе, больше учиться, проводил целые дни в университете или в Румянцевской библиотеке. От моей надменности и непонятности вскоре не осталось и следа».
Начались выступления Вертинского в литературных и драматических кружках. Он пробовал себя и как режиссер, поставив пьесу Александра Блока «Балаганчик». Произведения Блока были невероятно популярны в богемной среде и оказали большое влияние на мировоззрение и стиль Вертинского.
Но это были лишь эпизодический выступления. Нужны были деньги, и он пытался поступить хотя бы статистом в какой-нибудь московский театр – но очередь из желающих была очень большой, попасть даже статистом считалось за счастье. Зато Александру удалось поступить актером в Мамонтовский театр миниатюр, которым руководила Мария Арцыбушева. Это был небольшой театр, в котором не было ни хороших актеров, ни приличных костюмов и декораций, а в оркестровой яме сидел только один пианист. Больших сборов там тоже не было, как и зарплат у актеров. При приеме Арцыбушева сказала Вертинскому:
«Ни о каком жалованье не может быть и речи, но… в три часа дня мы садимся обедать. Борщ и котлеты у нас всегда найдутся. Вы можете обедать с нами».
Вертинский согласился. Именно в этом театре он запел. Как-то при распределении ролей для одноактной оперетты Арцыбушева главную роль отдала Вертинскому:
«Но я же не умею петь! Я никогда не учился этому» - пробовал он возразить. «Неважно. Научитесь. Разучивайте роль!».
И он спел.
Первый успех
Именно в этом театре Вертинский имел свой первый успех как профессиональный актер. В то время в моде было танго, и в театре поставили танцевальный номер, в котором Вертинский занят не был. Номер имел успех у публики, и Вертинский как-то, пытаясь просто себя занять, написал пародию на него. На сцене в эффектных и довольно откровенных костюмах пара исполняла танцевальный номер в стиле танго с элементами эротики, а сам Вертинский скромно стоял в стороне и пел ироничную песенку, комментирующую происходящее на сцене.
Арцыбушева стала выпускать Вертинского сразу после выступления танцоров – он выходил на сцену и «довольно бесцеремонно вышучивал их». Зрители были в восторге.
Как-то на представление пришёл журналист и написал рецензию. Она была далеко не хвалебной, в основном он всех поругивал, только о Вертинском отозвался так:
«…остроумный и жеманный Александр Вертинский».
И пришел успех – его стали приглашать на вечера, о нем стали писать. Он сам «задрал нос», а другие актеры возненавидели его. А Арцыбушева, наконец, положила ему жалованье – двадцать пять рублей.
Также в этот период Вертинский пробовался в кино - в фильме «Обрыв» у него была эпизодическая роль. В фильме «Чем люди живы» он сыграл роль ангела.
Он искал работу, искал себя. Но пока нашел кокаин.
Продолжение в следующей публикации.
В статье использованы цитаты из книги Александра Вертинского «Дорогой длинною».
Первую часть можно почитать здесь: