Одаренные способности юного Иосифа были заметны не только его матери, мечтающей обеспечить сыну высокий социальный статус, чем предназначалось ему по происхождению.
Когда пришло время поступления в школу, Екатерина смогла заручиться поддержкой благотворителей, убежденных в необходимости обучения мальчика и даже в перспективе его становления священником.
Помощь в этом оказывала семья священника Х. Чарквиани, проживавшая в доме, где снимала жилье семья Джугашвили. Благодаря им Сосо смог поступить в Горийское духовное училище.
Первоочередной задачей стало обучение русскому языку, на котором велись занятия, и Сосо быстро освоил его. Это позволило поступить в старший подготовительный класс. Этот момент стал переломным в жизни будущего вождя: десятилетний грузинский мальчик сделал важный шаг в огромный русскоязычный мир.
Почти шесть лет, с 1888 по 1894 год, Сосо провел в подготовительном классе и в самом училище. Этот период совпал с серьезными изменениями в семье Джугашвили. После череды скандалов Виссарион Джугашвили окончательно покинул Гори и отказался поддерживать жену и сына. Оплата учебы оказалась под угрозой, однако Екатерине вновь удалось найти поддержку, чему способствовали успехи Сосо. Благодаря своим успехам он даже получил стипендию, и Екатерина делала все возможное, чтобы сын не отличался от других детей.
Сосо отличался трудолюбием и старательностью, никогда не пропускал уроки и не опаздывал. Он был известен как хороший чтец и певец в церковном хоре, пользовался расположением учителей. Учитель русского языка, прозванный «жандармом», сделал Сосо своим помощником, ответственным за выдачу учебников.
В мае 1894 года Иосиф окончил училище, получив свидетельство с оценками по всем предметам:
по священной истории, катехизису, изъяснению богослужения – «отлично»,
по русскому, церковнославянскому и грузинскому языкам – «отлично»,
по греческому – «очень хорошо»,
по арифметике – «очень хорошо»,
по географии, чистописанию и церковному пению – «отлично».
Благодаря этим успехам Иосиф получил рекомендацию для поступления в духовную семинарию. Несмотря на специфику образования, Сосо приобрел ценные знания, особенно в русском языке, и пристрастился к чтению. В училище он зарекомендовал себя как активный и амбициозный юноша.
Эти годы остались в памяти Сталина, который спустя много лет помнил о школьных друзьях и оказывал им помощь, о чем свидетельствуют сохранившиеся архивные документы. В 1944 году 65-летний Сталин написал: «1) Моему другу Пете – 40 000, 2) 30 000 рублей Грише, 3) 30 000 рублей Дзерадзе»; «Гриша! Прими от меня небольшой подарок […] Твой Сосо». Эти распоряжения, написанные на грузинском языке, напоминают ностальгию пожилого человека, мысленно возвращающегося в беззаботное детство.
Свидетельства о бунтарском характере и отходе от веры молодого Иосифа Джугашвили в период учебы в Горийском училище весьма фрагментарны и противоречивы. Наилучшим подтверждением его законопослушности служит отличное аттестат и рекомендация к дальнейшему обучению. В сентябре 1894 года, успешно сдав вступительные экзамены после летних каникул, он поступил в Тифлисскую духовную семинарию. Судьба, казалось, благоприятствовала Екатерине и ее сыну. Хотя семинария отдавала предпочтение выходцам из духовенства, и учеба была платной, выдающиеся способности Иосифа, а также поддержка знакомых и родственников, позволили ему получить место с бесплатным проживанием и питанием. За учебу и одежду платить все же приходилось, а казенные стипендии считались поощрением за успехи.
Более четырех с половиной лет, с осени 1894 по май 1899 года, Сталин провел в тифлисской семинарии. Переезд в большой город и адаптация к новым условиям прошли относительно легко, поскольку Иосиф не был единственным из выпускников Горийского училища, поступившим туда. Это облегчило процесс привыкания. Учеба давалась ему без особых затруднений: он успешно завершил первый и второй классы, заняв 8-е и 5-е места соответственно. Высокие оценки он получал и за поведение.
Однако за внешней благопристойностью скрывалось растущее недовольство и стремление к протесту. Исторические документы не позволяют точно установить, когда Сосо перестал быть послушным и образцовым учеником. Известны два свидетельства, описывающих тяжелые условия жизни в семинарии. Первое принадлежит самому Сталину, который в 1931 году в интервью немецкому писателю Э. Людвигу заявил, что именно семинария толкнула его к революции из-за "издевательского режима и иезуитских методов". Он вспоминал о постоянной слежке:
"Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма […] Например, слежка в пансионате: в 9 часов звонок к чаю, уходим в столовую, а когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что уже за это время обыскали и перепотрошили все наши вещевые ящики."
Это подтверждается свидетельством одного из соучеников:
"Нас поместили в четырехэтажный дом, в огромные комнаты общежития, где проживало по 20–30 человек… Жизнь в семинарии была однообразной и монотонной: подъем в семь утра, молитвы, чай, занятия до двух часов дня, обед в три, перекличка в пять, запрет на выход на улицу, вечерняя молитва, чай в восемь, подготовка к урокам и отбой в десять. Мы чувствовали себя как в каменном мешке".
Постоянная слежка, обыски, доносы и наказания, вероятно, не компенсировались даже выходным днем, поскольку посещение богослужений было обязательным. Круг изучаемых предметов расширился по сравнению с училищем и включал Священное писание, церковное пение, русскую словесность, греческий и грузинский языки, а также библейскую и гражданскую историю, математику. Чтение светской литературы строго запрещалось, а грубая русификация, ущемлявшая национальные чувства грузинских семинаристов, лишь усиливала напряженность. Атмосфера семинарии всегда была пропитана протестными настроениями. Примерно за год до поступления Иосифа Джугашвили здесь произошла забастовка, в ходе которой семинаристы требовали прекращения произвола и увольнения некоторых преподавателей. В результате власти закрыли семинарию и отчислили значительное число студентов.
Усмирение беспорядков, несомненно, обеспечило спокойную обстановку в период учебы Джугашвили в семинарии, не допустив открытых протестных акций. Недовольство выражалось в тайных действиях, индивидуальных или групповых несогласиях. Иосиф Джугашвили находил вдохновение в образах литературных героев и борцов за справедливость, увлекался романтической грузинской литературой. В романе А. Казбеги «Отцеубийца» он увидел один из первых идеалов и примеров для подражания – бесстрашного и благородного разбойника Кобы, сражавшегося с русским владычеством и грузинской элитой. Псевдоним Коба стал для будущего вождя особенно ценным, и он позволял использовать его в общении с самыми близкими соратниками до конца жизни. Увлечение романтическим бунтарством, окрашенным в националистические тона, закономерно привело молодого Сталина к попыткам в поэзии. После окончания первого класса семинарии Иосиф представил свои стихи в редакцию одной из грузинских газет, где в июне – декабре 1895 года было опубликовано пять стихотворений, а летом следующего года – еще одно. Стихи, написанные на грузинском языке, воспевали преданность родине и народу.
Жаворонок в облаках высоких
Пел звонко-звонко.
И соловей радостный говорил это:
«Расцвети, край прелестный,
Ликуй, страна грузин.
И ты, грузин, ученьем
Обрадуй родину».
После прихода Сталина к власти его поэтические опыты были переведены на русский язык, но не вошли в собрание его сочинений, вероятно, потому что он осознавал, что наивные и невыразительные строки не соответствуют образу революционера.
Идеи служения родине и народу вдохновляли Сталина, и эти порывы нашли практическое применение в третьем классе семинарии, когда он вступил в нелегальный кружок для самообразования и быстро занял в нем лидирующие позиции. Члены кружка читали и обсуждали книги, запрещенные в семинарии. В журнале семинарии было зафиксировано, что в конце 1896 и начале 1897 года семинарист Джугашвили был замечен в чтении запрещенной литературы, включая романы Виктора Гюго.
С момента участия в кружке успеваемость Иосифа ухудшилась, и он стал чаще нарушать установленный режим. Постепенно его несогласие приобрело более радикальный характер, он отказался от поэзии и сосредоточился на политике. Участия в кружке семинаристов оказалось недостаточно, и жажда «настоящего дела» привела Иосифа в революционное движение. Он увлекся марксизмом и начал посещать тайные собрания железнодорожных рабочих.
Согласно официальной биографии, в августе 1898 года, еще будучи в семинарии, Иосиф Джугашвили вступил в социал-демократическую организацию и работал пропагандистом в небольших рабочих группах. Знакомство с марксизмом, вероятно, не было глубоким, но очевидно, что эта идеология его захватила. Для молодого семинариста универсальные марксистские концепции имели особое значение, заполняя пустоту в мировоззрении, возникшую, возможно, после разочарования в религии. Вера в исторические закономерности и неизбежность наступления высшей стадии развития человечества придавала особый смысл участию в революционной борьбе. Однако увлечение марксизмом не является определяющей чертой молодого Джугашвили, поскольку эта политическая доктрина была широко распространена и привлекала самых разных людей.
На молодого Иосифа Джугашвили оказывали влияние старшие товарищи – революционеры и бунтари, переведенные в Тифлис из других регионов. Среди них чаще всего называют Ладо Кецховели. После исключения из Тифлисской духовной семинарии Ладо поступил в Киевскую духовную семинарию, но там был задержан за хранение нелегальных материалов. Благодаря амнистии, связанной с коронацией Николая II, Кецховели избежал наказания, вернулся в Тифлис, а затем отправился в Баку. Убежденный революционер, Кецховели вел активную подпольную работу и организовал нелегальную типографию. В 1903 году он был застрелен часовым в тюрьме за выкрикивание революционных лозунгов из окна камеры. Встречи с такими людьми оказали значительное влияние на молодого Иосифа.
Последний учебный год Иосифа в семинарии, 1898/1899, стал ярким свидетельством его полного отрыва от прежней жизни. Назревавшие годами чувства протеста нашли свое выражение. Летопись бунтарства молодого Джугашвили сохранилась в кондуитном журнале. В сентябре его поймали на чтении товарищам отрывков из запрещенных произведений. В октябре трижды отправляли в карцер за пропуски на молитву, ненадлежащее поведение во время богослужения и опоздание после отпуска. Выговоры чередовались с наказаниями за различные нарушения в последующие месяцы.
Серьезное столкновение с администрацией произошло в январе 1899 года, в результате чего Иосиф лишили права посещения города на целый месяц. А. Островский связывает эту меру с эпизодом, описанным в мемуарах одного из соучеников Джугашвили, опубликованных спустя много лет, в 1939 году. Согласно этим воспоминаниям, инспектор семинарии провел обыск в комнате Иосифа и обнаружил запрещенную литературу. Тогда один из семинаристов, Келбакиани, напал на инспектора и выхватил книги из его рук, после чего вместе с Джугашвили они скрылись. Однако эти широко известные сведения вызывают серьезные сомнения. В кондуитном журнале за 1899 год этот случай представлен совершенно иначе. Согласно записи, во время проверки вещей Келбакиани у него обнаружили тетрадь с выписками из запрещенной литературы, которую он попытался вырвать из рук инспектора и выбросить в уборную. О происшествии немедленно сообщили ректору, и Келбакиани на несколько часов заключили в карцер.
Как указано в журнале, «Келбакиани проявил сильное раскаяние», признал свою вину и попросил о прощении. Никакого упоминания об участии Иосифа Джугашвили в этом инциденте в журнале не встречается. В январе 1899 года Джугашвили был отстранен от посещения города, а Келбакиани исключен из семинарии. Несоразмерность наказаний позволяет предположить, что Иосиф понес ответственность за другой проступок или за косвенную причастность к инциденту с тетрадью.
Некий свет на события проливает письмо Келбакиани к Сталину в июне 1951 года: "Товарищ Сосо! Если бы Вы знали, как я сейчас нуждаюсь, то уверен, что Вы не оставили бы меня без внимания. Я стар стал, не имею заработка и нуждаюсь…". Келбакиани писал, что "некоторое время" чувствует себя в долгу перед Сталиным, поскольку помнит, как он "отнял у инспектора семинарии… нелегальную литературу, изъятую при обыске из Вашего ящика, за это меня исключили из семинарии…". Письмо было передано лично Сталину, но сведения о том, была ли оказана Келбакиани помощь и какая именно, отсутствуют. Однако письмо проясняет некоторые детали конфликта 1899 года. Келбакиани, очевидно, был знаком с публикацией 1939 года о "героическом поступке" Сталина и в целом следовал ее интерпретации, превратив изъятую тетрадь в нелегальную литературу, якобы найденную у Джугашвили. Примечательно, что Келбакиани настаивал на том, что именно он, без помощи "товарища Сосо", отобрал тетрадь у инспектора и подчеркивал причастность Сталина к конфликту, считая, что оказал ему услугу. В целом, можно предположить, что Иосиф действительно был вовлечен в этот скандал, возможно, тетрадь, уничтоженная Келбакиани, принадлежала ему.
Однако Иосиф, скорее всего, не помогал Келбакиани спасать вымышленные книги. Это была одна из легенд, формировавших культ вождя. В любом случае, у Джугашвили и без того было достаточно нарушений перед семинарским руководством. В мае 1899 года его официально отчислили по формальной причине – «за отсутствие на экзаменах по неизвестной причине». При этом в справке об окончании четырех классов семинарии, выданной ему при отчислении, была отмечена отличная успеваемость по поведению!
Историки, изучающие жизнь Сталина, давно отмечают неясность событий, приведших к его уходу из духовной школы. Сам вождь утверждал, что был исключен за распространение марксистских идей. Мать Сталина, Екатерина, в одном из интервью объяснила, что забрала сына из-за его слабого здоровья. Исследователь О. В. Эдельман, тщательно изучив различные точки зрения, считает, что юный Джугашвили намеренно пропустил экзамен, не желая связывать свою судьбу с церковью. Фактически, различные версии об отчислении не так сильно расходятся. По всей видимости, молодой революционер не придавал большого значения учебе в семинарии. Вероятно, администрация учебного заведения не испытывала симпатии к Джугашвили, однако вряд ли хотела избавляться от него публично. Возможно, роль в мирном разрешении ситуации сыграли просьбы Екатерины и ее опасения за здоровье сына. Похоже, Иосиф оставил семинарию по взаимному согласию, получив положительную характеристику после обучения в четырех классах. Если его и исключили, то сделали это незаметно, оставив возможность для дальнейшего продолжения образования. Однако исправления так и не последовало.