Когда-то её глаза сводили с ума целую страну, а сегодня её имя вспоминают с ноткой удивления: как могла звезда «Весны на Заречной улице» просто взять - и исчезнуть? Ушла из кино, словно выключили свет на съёмочной площадке и никто не потрудился его снова зажечь. Никаких интервью, громких возвращений или слёзных ток-шоу. Исчезновение актрисы Нины Ивановой - не банальный закат звезды, а почти детектив с элементами драмы, героизма и тихой самоотверженности.
Случайная кинокарьера - как выигрыш в советскую лотерею
Родиться в простой московской семье и стать актрисой в те годы - примерно как попасть на Луну без ракеты. Ни родственников в Союзе кинематографистов, ни актёрских амбиций. В семье Ивановых росло четверо детей. Когда отец ушёл, не выдержав быта и трудностей, вся тяжесть забот легла на плечи матери. Шестнадцатилетняя Нина, старшая из детей, быстро поняла, что рассчитывать можно только на себя. Она оставила школу и устроилась на завод - нужно было помогать дома, заботиться о младших, поддерживать мать. Всё, что другим давалось по возрасту, ей пришлось оставить - слишком рано началась взрослая жизнь.
Но судьба, как известно, любит парадоксы. Семилетнюю Нину на улице заметил режиссёр Виктор Эйсымонт - тот самый, кто снимал фильм о блокадном Ленинграде «Жила-была девочка». Вместе с пятилетней Наташей Защипиной она оказалась на съёмочной площадке, где девочки играли голод и боль, не теряя детского любопытства. Снимали в настоящем, едва дышащем городе, в 43-м, когда над головой гудели немецкие самолёты, а внизу дети репетировали реплики. Там, среди развалин и окопов, и родилась её первая слава — простая, честная, без вычурных красных дорожек.
Фильм получил награды, её имя мелькнуло в прессе, но Нина осталась всё той же девочкой с огромными глазами и плотно сжатыми губами. Кино для неё было не амбицией, а эпизодом - чем-то вроде школьной экскурсии в музей, только с пленкой вместо экспонатов.
«Весна», которая обожгла
Режиссёры «Весны на Заречной улице» Феликс Миронер и Марлен Хуциев увидели в ней не просто героиню - символ. Символ наивности, свежести, душевной чистоты. Её героиня, скромная и гордая учительница, запала в сердца зрителей - и запомнилась на десятилетия. Особенно хорошо запомнился экранный дуэт с Николаем Рыбниковым. Только за кадром вместо страсти кипел чистый холод и взаимная антипатия. Рыбников считал, что партнёрша портит фильм, не тянет, не дотягивает до его масштаба.
«Она же не актриса, а самодеятельность!» - якобы бросал он за кулисами. Примерно с таким же выражением лица, как если бы ему предложили играть Ромео с табуреткой в главной роли.
Для Нины это был удар. После фильма ей сыпались предложения, но каждое новое приглашение казалось ей ловушкой. Если коллега - народный любимец - считает, что ты ничто, то, может, он и прав? Комплексы, усталость, врождённое чувство ответственности, обострённое до абсурда - всё это сработало как тормоз. Она предпочла шагнуть в тень.
Кино изнутри: без грима и аплодисментов
Ещё несколько лет она работала за кадром - вторым режиссёром. Тот случай, когда человека не видно, но без него вся махина рушится. Нина Иванова организовывала съёмки, следила за дисциплиной, решала конфликты и варила бесконечные чайники на съёмочной площадке. Ни тебе фанатов, ни афиш - зато результат. А результат она любила больше славы. Как-то она призналась подруге:
«В кадре я не чувствую себя живой. А когда всё на мне - тогда да, дышу».
Но здоровье дало трещину. Болезнь почек подкосила, работы становилось всё меньше. Горьковская киностудия урезала штат, и однажды Нина оказалась перед зеркалом с осознанием: нужно жить как-то иначе.
Санитарка с кинопрошлым
Пошла в больницу. Без фанфар, без громких заявлений. Санитарка в операционном блоке. Иногда кто-то узнавал её - бывало, пациент приподнимал голову с каталки и бормотал: «Это ж вы… та самая… В весне…». Она кивала и молча продолжала мыть полы. Пожалуй, в этом было больше благородства, чем в любом актёрском монологе.
В 90-е о ней пошли слухи. Кто-то решил, что раз ушла из кино и работает в больнице - значит, выпивает. Алкоголичка, мол, спилась и превратилась в тень. Правда была куда банальнее и страшнее: она действительно жила бедно, экономила на еде, но бутылка водки в её доме была не для горя - а для растирки больных суставов. Или как плата за помощь соседу, который приносил дрова или помогал починить замок.
«Пьющая» - это удобно. А вот судьба женщины, которая в юности блистала на экране, а в старости сдавала бутылки ради хлеба - сложнее. Её тяжело продать как заголовок. Но она именно так и жила. Без жалоб. С прямой спиной.
Тихий финал
Её последний день - как в плохом сериале. Давний друг, Владимир Фадеев, не дозвонился, встревожился, открыл дверь и увидел - она уже ушла. С теефонной трубкой в руке.
Похоронили скромно. Соседи. Те самые, кто менял ей лампочки, носил продукты, помогал в последние годы. Племянники не приехали. Сестёр уже не было. Но на кладбище Нина Иванова оказалась рядом с родными - сестрами, мамой и племянницами - как будто всё же вернулась в свою семью.