Экклезиология - наука о Церкви. Тема данной статьи актуальна тем, что в нынешнее время каждому из христиан, тем более пастырю, необходимо иметь ясное истинное представление о том, что есть Церковь, какова ее природа и назначение, чтобы в соответствии с этим представлением, верно выстраивать как свою духовную жизнь, так и помогать строить ее тем, кто вверен нашему попечению. С одной стороны да, можно было бы руководствоваться лишь привычным нам утверждением о Церкви, как о корабле спасения: «ходи в храм и спасёшься», «Исповедуйся, причащайся и будешь спасен». Но в действительности, все не так просто: в храм ходили и ходят многие, но как мы знаем, само по себе присутствие человека в храме еще не означает, что он непременно близок Богу, ибо Господь испытует сердца и утробы, и Един ведает о помышлениях и намерениях человека. Мы также знаем, что даже исповедуясь и причащаясь, христианин может со временем оставить Церковь (что наверняка опытным из нас в служении не раз приходилось видеть). Даже священник или епископ может покинуть лоно Церкви: были случаи перехода священников в ислам, как например в конце 90х это сделал бывший протоиерей Вячеслав Полосин. По нынешней ситуации на Украине, можно также видеть не мало священнослужителей, добровольно перешедших в раскол. Есть те, кто просто, по истечении определенного, часто немалого времени, оставляют Церковь и живут простой светской жизнью. В этих случаях, христианин видимо, явно отторгается от Церкви и Церковь лишь констатирует факт его анафемы, отлучения. Но почему так происходит? Почему мирянин или священник, который столько лет мог ходить в храм, исповедоваться, причащаться, в итоге принимает решение об уходе из нее? Дело в том, что у людей, которые явно отошли от Церкви, внутри давно созревало это решение. Приходя в храм, исповедуясь, причащаясь, человек тем не менее так и не познал суть Церкви, ее назначение; физически и сакраментально находясь в Церкви, он так и не стал истинным учеником Христа и потому отпал. Показателен пример Иуды-предателя: он был избран в число двенадцати ближайших учеников Христа, находился всегда с Господом, видел Его силу и чудеса и однако же, спустя некоторое время, принял в свое сердце и вынашивал мысль о том, чтобы предать Спасителя. И предателем он стал ещё задолго до своего подлого поступка, поступок лишь выявил то, чем уже давно было больно его сердце. Человек, физически и сакраментально пребывая в Церкви, даже в священном сане, может внутренно быть уже чужим ей, уже отлученным от Христа, и часто это не выявляется лишь потому, что нет надлежащего повода, чтобы подтвердить свой внутренний разрыв с Церковью внешне. Почему Апостол Павел в послании к коринфянам и говорит: «кто не любит Господа Иисуса Христа, анафема», т.е. как критерий близости к Богу он подчеркивает любовь ко Господу Иисусу, соответственно отсутствием таковой человек сам себя анафематствует, отлучает от Христа. Во всяком человеческом деле есть определенная цель и необходимые средства к достижению этой цели. Например, ценность кирпичей заключается не в них самих по себе, а в доме, который будет построен ими. При готовке супа важны ингредиенты, из которых он будет приготовлен. Но ценность их будет только при успешном приготовлении, но не в них самих по себе. В этих простейших примерах мы различаем средства и цель: кирпичи - средство, дом - цель; ингредиенты - средства, суп - цель.
Если в таких простых вещах мы видим средства и цель, то тем более, говоря о таком не простом для понимания богочеловеческом организме как Церковь мы должны различать подобное. Все, что дано нам Церковью для духовной жизни именно средства, но никак не цель. Это истина ясно выражена словами преподобного Серафима Саровского в беседе с Мотовиловым, где святой старец сказал: «В стяжании Духа Божия состоит истинная цель нашей жизни христианской, а молитва, бдение, пост, милостыня и другие ради Христа делаемые добродетели суть только средства к стяжанию Духа Божиего». А средства, как мы знаем, каждый вправе использовать так, как позволяет его личный настрой и состояние. Одному нужно поднимать штангу 50 кг, иному 40, а иному здоровье позволит не более 20 только поднимать. Никому врач не выписывает одинаковые лекарства, и доза часто варьируется в зависимости от состояния пациента. Почему хороший врач и беседует с пациентом, проводит исследование его состояния, чтобы точно знать, какое лекарство и в какой мере его можно будет дать болящему. Подобно сему и пастырь, духовный врач, призван быть чутким и рассудительным специалистом, не на каждого возлагая одно и то же бремя: молитвенное, постовое, эпитимийное, но всегда стараться всматриваться в духовное состояние человека, имея более милости, нежели строгости (если сами хотим быть судимы милостиво) давать христианину свойственное его устроению духовною пищу, в конечном итоге помня, что цель - настроить сердце человека к принятию Духа Божия. Вот это и есть различение цели от средств. В противном случае, рассматривая молитву и пост как самоцель, не имея индивидуального подхода, мы невольно накладываем на людей бремена неудобоносимые, буквально (страшно сказать) препятствуем им придти ко Христу Спасителю. «Пустите детей приходить ко мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие» (Мк.10:14). Очевидно, что под детьми имеет ввиду Господь взрослых, приходящих с детской верой.
Говорят, что все в нашей жизни переменчиво. Это правда. Неизменен только Бог. Мир сей подвержен изменению в разных его сферах. Меняются правители, политика, культура, мода, искусство, музыка, но Церковь не меняется. И в этой неизменчивости Церкви мы отождествляем ее с Самим Творцом, потому что Церковь это Тело Христа, неизменен Глава - неизменно и Тело. Церковь сохраняется и оживляется Духом Святым живущим в Ней, а точнее в нас, потому что вряд ли под Церковью мы имеем ввиду непосредственно храм, но скорее тех, кто собирается в этом храме. Храмы у нас теоретически возможно отнять, чему свидетели были наши отцы и деды. А Христа и Духа Святого отнять у нас невозможно. И когда мы говорим о неизменном в Церкви, мы говорим прежде всего о Неизменной Троице, Живущей в верных. С 3 по 8 век в Церкви выявлялась истина преимущественно о Втором Лице Святой Троицы - Господе Иисусе Христе. Мы помним те ереси, которые восставали против истинного учения о двух природах Христа: арианство, несторианство, монофизитство, монофелитство, ересь Апполинария. Христос - глава Церкви, а Церковь - Его Тело, значит если ересь может восставать на Главу, подобным же образом она может восставать и на Тело, т.е. есть ереси христологические и есть ереси экклезиологические. Ереси христологические несмотря на свою пагубность побудили Церковь к выработке и облечению в богословскую структуру правильное учение Церкви о личности Иисуса Христа, также знание экклезиологических ересей поможет христианину выстроить верное суждение о Церкви и ее назначении. Ересь Нестория была в разделении Христа на две личности, несторианство экклезиологическое заключается в разделении Церкви на две различные сущности: «на Церковь небесную, невидимую - единственно истинную и абсолютную, и на Церковь земную, несовершенную, относительную, блуждающую в потёмках, представляющую собою человеческое общество, пытающееся в меру своих возможностей приблизиться к трансцендентному совершенству» (Лосский В.Н. «Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Два аспекта Церкви»). Обычно сторонники несторианского взгляда на Церковь смущаются несовершенством пастырей, архипастырей (а святые ведь были не такие), связью Церкви с миром, выражающееся в участии Церкви в мировых конгрессах, съездах религиозных лидеров, каких либо межрелигиозных социальных проектах (а ведь Церковь должна быть не от мира сего). Но они (эккл.нестор.) забывают о том, что Господь Иисус, будучи не от мира сего, пришел ради этого мира и не чуждался в общении никого. Личное несовершенство архипастырей и пастырей не даёт нам право судить их, но даёт нам возможность принимать их такими какие они есть. Нам не дано право судить кого бы там ни было, тем более своих собратьев, ибо всем нам надлежит дать ответ на суде каждому за себя. Экклезиологическое несторианство врачуется осознанием того, что Дух Святой пребывает в Церкви, что все человеческое преобразует Божественная благодать, немощное врачует Всесильный Дух Господень, что Церковь - не простое, немощное человеческое сообщество, а немощное человечество укрепляемое и освещаемое Духом Божиим, как и Христос, быв немощен телом, сокрывал Свое всесильное Божество. И наоборот, экклезиологическое монофизитство проявляется в «желании видеть в Церкви ее преимущественное Божественное бытие, где каждая подробность - священна, где все обязательно, как Божественная необходимость, где ничто не может быть изменено или преобразовано, ибо человеческой свободе, синергизму, соработничеству человека с Богом, нет больше места в этом священном организме, исключающем человеческую сторону: это некая магия спасения, действующая в точно исполняемых таинствах и обрядах» (Лосский В.Н. «Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Два аспекта Церкви»). Важно различать догмат от обряда или того, что было введено в Церковь творческим усилием кого-либо из церковных учителей. Догмат - это истина, неизменная и свято хранимая, выраженная кратко в Символе Веры, а также в Апостольских и Соборных постановлениях, касающихся вероучения.
Неизменным является слово Божие, Заповеди Божии как Откровение Творца. Это есть то, что само по себе неизменно и то, что мы должны беспрекословно хранить. Но такой же беспрекословности и неизменности в отношении обрядов, молитв, песнопений, облачений, богослужебных указаний мы сказать не можем. Все, что ныне мы имеем в Церкви есть плоды постепенного богослужебного роста Церкви, ее совершенствования. Не всегда была Литургия такой, какая ныне она есть, не всегда в целом был весь строй богослужения, каким мы его знаем. Причем на примере преобразований Патриарха Никона мы можем видеть, что Церковь долгое время может содержать в своем обиходе нечто не совсем верное, устаревшее или откровенно лишнее. Старообрядческий раскол - отдельная тема. То, что Патриарху Никону следовало совершать обрядово-богослужебные преобразования более мягким образом, ради немощных, безусловно так. Но то, что Церковь нуждалась в этих преобразованиях нет никакого сомнения. Сличая новые русские богослужебные книги с древними греческими подлинниками, патриарх узрел много нестыковок: ошибки, неточности, добавления, и все это подтверждали приезжавшие в Москву восточные патриархи. В то время, в Русской Церкви среди народа и духовенства, в силу турецкого ига на ближнем востоке, было, с одной стороны массовое недоверие к Восточным Поместным Церквам, с другой, мысль о том, что Русская Церковь единственная независимая Православная Церковь надмевала и превозносила Ее над другими Поместными Церквами. Все это в дальнейшем сыграло свою роль при расколе. В итоге, получается что гордость, закоснение в обрядах, невежество, незнание сути Церкви, не умение различать неизменное от подверженного изменению в Церкви привело к тому трагическому последствию, которое мы знаем как старообрядческий раскол. Сами раскольники вели себя очень буйно, агрессивно, кричали, шумели, показывая два перста и крича: «Вот так! Вот так!» Казалось бы, забытая история, но сделан ли урок? А произойди сейчас некие обрядовые или богослужебные изменения, как мы поступим? Святейший Патриарх Кирилл не вечен, и на его место может стать патриарх иного мышления и воззрения на Церковь. Как бы и нам, подобно тем раскольникам, шумевшим о двух перстах, не зашуметь сразу о тех изменениях, которые вполне могут произойти. Уверены ли мы на сто процентов что сейчас в нашей Церкви все абсолютно правильно и соответствует древнему преданию? Уверены ли мы, что Церковь наша не нуждается в совершенствовании, и все в ней непреложная истина? В отношении Священного Писания, истинности Таинств и догматов да, мы абсолютно уверены. Но в отношении прочего это вопрос. Можно привести немало примеров православных апокрифов, к которым у некоторых из духовенства отношение буквально догматическое, хотя на самом деле это либо поздние сомнительные веяния, пришедшие либо с запада, либо как чисто русское творчество или же напротив, какие либо мертвые, устаревшие формы, не имеющие уже в себе ни смысла, ни духа. Таким образом, догматизирование чего то бы то ни было, кроме собственно догмата, приводит и духовенство и прихожан к закоснению во внешних формах, приданию внешнему сакрального смысла и в силу этого неумеренной ревности и нетерпимости к инакомыслящим в отношении той или иной формы благочестия. Пастырь, привыкший отводить внешнему первое место, довольствуясь правильным внешне совершением богослужений, часто невнимательно относится к своему внутреннему состоянию. Вспоминается обличительное слово Господа нашего Иисуса Христа, где Он, укоряя законников и фарисеев (а в лице их и нас, священников) и говорит: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды» (Мф.23:25). Мы можем быть безупречными исполнителями устава, а в сердце своем питать зависть к собратьям, осуждать их, клеветать на них, и в целом носить в сердце такую злобу и равнодушие, какой нет и у язычников. Мы забываем такую простую и важную истину, что мы - братья друг другу. В семье братья если ссорятся, то обязательно мирятся, и при правильном воспитании, готовы и душу друг за друга положить, также и мы, служащие Одному Господу, делающие одно общее дело, должны любить друг друга. Ибо как иначе? Если Церковь начнут гнать, то нас первыми подвергнут притеснениям и вместе будем терпеть страдания. А и сейчас, разве не идёт давление на Церковь в СМИ и социальных сетях? Нам нужно быть единым целым, чтобы вместе защищать нашу веру от языческих нападок. И если мы пребудем в любви и единстве друг с другом, если не будем смущаться человеческой стороной Церкви, помня о ее Божественном достоинстве, и, напротив, не будем всему, что есть в Церкви придавать абсолютное значение, но отделять истину от человеческого предания, то будем иметь здравый, трезвый взгляд на нашу Церковь и будем способны различать истинное и неизменное от того, что может быть преобразовано и изменено.