Начало:
Второй фронт
На Тегеранской конференции (28 ноября – 1 декабря 1943 года) впервые встретились главы трех великих держав антигитлеровской коалиции – И. В. Сталин, Ф. Рузвельт и У. Черчилль. Они договорились об открытии второго фронта в Западной Европе в мае-июне 1944 года. О перипетиях открытия второго фронта написано немало, и совсем скудные, отрывистые сведения – о совместных боевых действиях «большой тройки». Например, о том, что по договоренности между руководителями СССР и США со 2 июня и до конца сентября 1944 года проводились «челночные» операции американской бомбардировочной авиации с посадкой союзников на советской территории. Для этой цели на основе 169 авиационной базы особого назначения был создан полтавский аэродромный узел, куда приземлялись «летающие крепости» американских ВВС, бомбившие германские объекты по пути из Великобритании или Италии.
Полтава
В марте 1944 года курсанты третьего взвода второй роты по ускоренной программе окончили Троицкую (Челябинской области) военно-авиационную школу. Нам присвоили звание сержантов, должность механиков по авиавооружению и отправили в распоряжение 169 авиационной базы особого назначения (169 АБОН). Штаб находился в Полтаве.
Командир батальона на первом же построении остановился возле нашего только что прибывшего взвода: «Это что еще за маскарад? Вас откуда прислали? Из концлагеря? Нам предстоит встреча с американцами, а у вас такой вид!»
Вид уральцев явно восхищения не вызывал: изрядно потрепанные, но до блеска начищенные ботинки, снизу до колена суконные обмотки прикрывают вылинявшие, местами заштопанные неумелой солдатской рукой полу галифе, бледные, исхудавшие лица... Стоячие воротнички гимнастерки ни за что не хотели приближаться к нашим тонким, длинным синим шеям и с пренебрежением держались от них на почтительном расстоянии.
Нас поставили на усиленное питание, дополнительно свалили во двор казармы воз картошки для самообслуживания. Выдали новую форму, научили нескольким английским словам и через две недели розовощеких, с окрепшими мышцами, отправили в Миргород на строительство аэродрома.
Миргород
Древняя Киевская Русь свободна. Бои идут за пределами нашей Родины. Бушует первая послевоенная весна. Солнце теплой и грустной улыбкой отогревает озябшую от свинца и железа, истоптанную вражеским сапогом, благодатную и щедрую украинскую землю. Уцелевшие плодовые деревья садов – в полупрозрачных белых и розовых накидках, как невесты в подвенечных платьях, украшены цветами. На зеленых коврах полей алыми каплями солдатской крови расцвели полевые маки. Земля сама, без помощи людской, оплакивала и благодарила своих освободителей...
Город после трех лет оккупации почти не пострадал. Так же стоит во весь рост на площади у железнодорожного вокзала памятник Гоголю, с грустью взирая со своего пьедестала на поредевшую публику стариков и старушек – молодежь угнали на работы в Германию.
На окраине города в сжатые сроки с привлечением местного населения был построен аэродром. Американские специалисты вместе с нашими саперами уложили на подготовленный грунт взлетно-посадочной полосы металлические гофрированные плиты. Строились склады и другие помещения, необходимые для обслуживания самолетов.
15 мая в Полтаву прибыл заместитель командующего ВВС на европейском театре военных действий генерал Ф. Андерсен, а в числе сопровождающих его лиц – капитан Эллиот Рузвельт, сын тогдашнего президента США. Андерсен и начальник базы А.Р. Перминов обменялись рукопожатиями и с инспекторской проверкой посетили все три аэродрома. Качеством работ остались довольны. Мы стали принимать первые американские транспортные самолеты с вооружением, оборудованием и горюче-смазочными материалами (ГСМ).
Летающая крепость
2 июня полк в каком-то лихорадочном напряжении ожидал первого прибытия 15-ой американской воздушной армии. Прислушивались к далеким звукам, до боли в глазах всматривались в безоблачное голубое небо. И вот на горизонте показалась «туча». Она стремительно приближалась, закрывая лазурный небосвод. Черные тревожные тени побежали по земле. Рев сотен моторов глушит человеческую речь. Армада Боингов нарезает круги, перестраивается в три отдельных спирали, и самолеты один за другим идут на посадку. 120 из них ушли на аэродром Полтавы, 65 – на наш, и в город Перятин приземлился полк истребителей сопровождения.
К моей стоянке подрулили два Боинга-17. Как только стих гул моторов и остановилось вращение последнего винта, прозвучала команда: «К самолетам!» Мы бросились к своим стоянкам. Обгоняя нас, на большой скорости промчались джипы. Они собрали экипажи прибывших самолетов и увезли в свой палаточный городок.
Командующий 15-ой воздушной армией генерал Ф. Эккерт доложил о выполнении боевого задания и вручил генералу А.Р. Перминову письмо президента Рузвельта и орден «За заслуги». Соотечественников встречали специально прибывшие в Полтаву посол США в СССР А. Гарриман с дочерью.
На стоянки подвезли американские 100-килограммовые бомбы. Они выглядели игрушечными: аккуратно покрашены, на каждой – маркировка фирмы-изготовителя и основные характеристики изделия. Гнезда под взрыватель закрыты красными, легко отвинчивающимися колпаками. Вся эта красота вызывала удивление – идет тяжелая, жестокая война, а тут такие «куколки», как будто от внешнего вида, а не от разрушительной мощи зависит боеспособность снаряда.
Еще большее удивление вызвали бомболюки. Все блестит и сверкает никелем, поверхность стоек бомбодержателей, салазки, защелки, замки и другие детали кричат об аккуратном обращении с конструкциями самолета.
Бомбы, бомбы, бомбы... В кассетах, уложенные в штабеля. Рядом, словно хищная акула стоит Боинг, готовый поглотить в свое ненасытное брюхо это огромное количество «чушек», залитых взрывчаткой. В юношеской душе появляется тревога... Тебе своими руками предстоит перенести тяжелый и опасный груз, при этом соблюсти высокое качество технологического процесса загрузки.
В то время Б-17 был самым совершенным тяжелым бомбардировщиком дальнего действия. Он мог подниматься с полной бомбовой загрузкой в пять тонн на высоту одиннадцать километров. Четыре двигателя развивали скорость до 500 км/час. Тринадцать крупнокалиберных пулеметов обеспечивали ему круговую оборону. Пулеметные ленты пополнять почти не приходилось, их, по словам американцев, тратили мало – немецкие истребители тогда не могли подняться на высоту 10-12 тысяч метров.
Их нравы
С неистребимым русским любопытством осматривали мы заокеанские машины. Дверей у кабины пилотов нет, в самолете на плечиках висят наглаженные костюмы для любого повода. Летчики держали в самолете самые разные личные вещи, будто это был их дом родной. Скорее всего, так у них и считалось. В фюзеляже стояли ящики с продовольственными пайками и большое количество резанной в мелкую ленту фольги, которая сбрасывалась с целью искажения показаний немецких радаров.
У союзников было принято рисовать сверху, на плоскостях, цветные картины – голых женщин, на кабинах истребителей – оскаленные пасти хищников.
Вообще, жизнь американцев, даже в полевых условиях, не могла не удивлять нас, русских, ведь мы ничего о них не знали. Они жили в палатках, имели свой госпиталь, столовую, летнюю эстраду и даже церковь. Войдешь в их «храм» и рот откроешь от удивления – в святом месте на стенах черные силуэты опять-таки обнаженных женщин. Что это означало, до сих пор не пойму, может быть, каждый изображал свою любимую, как символ спасения на войне?
С нами они были просты в общении, без предвзятости и высокомерия. При встрече – знаменитая американская улыбка в двадцать четыре зуба, в работе – без наших неистребимых формальностей. Пример: пришел эшелон военных грузов из-за океана, через Архангельск. Железнодорожники открывают двери вагонов, представитель базы по снабжению окидывает взглядом груз – «о, кей!», что означает – можно разгружать. Никаких накладных и приемочных актов. Самые ценные и срочные грузы перебрасывались их авиацией через Иран.
Не скажу, что весь состав базы являлся одной семьей, тем не менее дружили мы по-настоящему, все понимали, что делаем одно дело. По вечерам американцы брали машины, усаживали нас с собой в роли переводчиков и мчались в город. С молодыми украинками весело было проводить время. Они не стесняясь пели, танцевали, устраивали целые концерты. Причем все эти вечеринки обходились без спиртных напитков.
В отдельных янки нас удивляла этакая коммерческая жилка: они устраивали целые импровизированные базары – на ящиках раскладывали сигареты, конфеты, шоколад, масло, пиво и даже парашюты и продавали все это местным жителям.
Совместно работая и отдыхая, конечно, не упускали мы и политических вопросов. Отчаянно спорили, что у нас тоже сильная авиация, особенно ИЛы, да и вообще Красная Армия любому «шею намылит». Инцидентов дискуссии не вызывали, хотя ни одна из сторон удовольствия от них не испытывала. Зато всем нравилось ходить в «соседнюю» столовую. Впервые в жизни наши ребята попробовали «ихние» фруктовые соки из банок, тропические фрукты. Питание американцев, может быть, считалось лучше нашего, однако консервированные продукты были нам непривычны. Да и гости наши с большим удовольствием приходили за наши столы и за обе щеки уплетали украинский борщ.
Стратегии авиации
Интересно сравнить структуру военно-воздушных сил основных участников Второй мировой войны. Англия, а после начала войны и США в основном продолжали ориентироваться на доктрину, предполагающую значительное число тяжелых стратегических бомбардировщиков. Впоследствии это обусловило появление большого количества дальних истребителей сопровождения.
В противоположность западным союзникам, Германия имела лишь очень небольшое количество дальних четырех-моторных машин. Основную же массу «Люфтваффе» составляли боевые бомбардировщики и самолеты непосредственной поддержки войск. Процент истребителей был не слишком велик – менее трети, что говорит о наступательном характере германских ВВС.
В советской авиации к 1941 году основным самолетом был истребитель – 57% от общего числа боевых машин. То есть ВВС РККА в первую очередь предназначались для обороны, а не для наступления. При этом к началу Великой Отечественной войны основную массу советских истребителей все еще составляли истребители устаревших типов – производство скоростных МиГ–3 и ЯК-1 началось только в 1941 году. Значительный перевес истребителей в советской авиации сохранялся до самого конца войны. Бомбардировщики к этому времени составляли 20% от числа боевых машин.
Челночные операции
В результате сложившейся ситуации союзники антигитлеровской коалиции разработали совместный план «челночных» операций 8-й и 15-й воздушных армий США. Они дислоцировались в Англии и Сицилии (Италия). Промежуточным пунктом посадки, отдыха экипажей, заправки самолетов горюче-смазочными материалами, вооружением и ремонта машин была наша 169 АБОН с тремя полевыми аэродромами. Американские воздушные армии, перелетая навстречу друг другу, приземлялись у нас через каждые три дня.
В память врезается всегда первое впечатление, особенно если оно связано с эмоциональным переживанием. Одним из таких эпизодов моей службы был первый боевой вылет Боингов-17 с нашего аэродрома. В полдень появились в небе над Миргородом «летающие крепости» с полтавского аэродрома. Они ходили виражами, набирая высоту. Каждая эскадрилья занимала свой «потолок». Когда они выстроили «этажерку», пошли на взлет наши. Так же выстроились и заняли свой коридор. После боевого построения боингов, в небе появились истребители сопровождения, взлетевшие с аэродрома города Пирятин. Вся эта армада летающих громадных машин затмила солнце, на земле были не тени, а сумерки. Стоял оглушительный монотонный гул. От дурной мысли: «а если?..» по спине пробегали мурашки и выступал холодный пот. И тут же возникало радостное мстительное возбуждение: «Вот оно! Летит возмездие врагу!».
Часов через пять боевое построение армии закончилось, и армада медленно уплывает на запад. На границе эскадрильи расходятся по объектам бомбометания в глубоких тылах противника и уходят на базировку в Англию или Италию.
В первой боевой операции оба «мои» самолета находились в группе, которая в ночь с 5 на 6 июня бомбила нефтяные промыслы и нефтехранилища Плоешти (Румыния). Американцы по возвращении жали мне руку, хлопали по плечу, улыбались довольные успехом: «Радуйся, Жорж, твои бомбы попали в «десятку»», – и рассказали, как прошла бомбежка.
Эскадрилья подошла к цели. На земле – ни огонька. Самолеты ходят по кругу, наводя страх и провоцируя прожектора и зенитки. Их снаряды осиливают высоту девяти километров, самолеты на две тысячи метров выше. Разрывы снарядов зениток образуют круг. В центре главный бомбардир сбрасывает тысячекилограммовую осветительную бомбу и несколько малых по мощности освещения. Бомбы, разрываясь в воздухе, освещают большую поверхность земли. Через прицелы «Норд» для высотного бомбометания просматриваются объекты уничтожения. При первых же попаданиях сброшенных бомб горят и взрываются емкости с горючим, усиливая освещенность площади. В результате этой операции была ликвидирована основная нефтяная база, снабжающая армии фашистов высококачественным горючим, маслами и смазками.
Через месяц что-то подобное немцы устроят американцам на наших аэродромах.
Ночной налет
«Летающие крепости» американцев оказались немцам не по зубам. Ни зенитки их не доставали, ни истребители не могли безнаказанно близко подойти. Потери стратегических объектов врага были ощутимы. Фюрер взбешен. Приказал Герингу выявить аэродромы посадки воздушных армий США на территории Европы и уничтожить. 11 июля 1944 года, в день возвращения боингов из очередного ночного рейда по тылам противника, высоко в чистом солнечном небе появилась «рама» – немецкий самолет-разведчик. Покружил над нашим Миргородским аэродромом и ушел в сторону Полтавы. Всем было ясно – немцы обнаружили стоянки самолетов и ночью будут бомбить. Командир базы генерал-майор А. Р. Перминов на экстренном совещании в штабе с американским командованием рекомендовал союзникам перегнать машины на запасные аэродромы. Самонадеянные, вальяжные американцы не захотели суетиться – они, видите ли, только что вернулись из полетов, экипажам необходим трехдневный отдых.
Той же ночью наш гарнизон проснулся от гулких мощных взрывов – бомбили аэродром Полтавы. На нем было самолетов в два раза больше, чем на нашем. Мы взобрались на крышу казармы, что находилась в двухэтажной кирпичной старинной постройки школы. За двести километров от нас был виден пожар. Ночное небо переливалось ало-бело-бордовыми всполохами. Черные клубы дыма взмывали вверх – это рвались бомбы арсенала и емкости горюче-смазочного склада. Лучи прожекторов метались по поднебесью, хлопали зенитки, но вражеские самолеты вернулись в Польшу невредимыми.
Днем наши союзники подсчитывали потери. Аэродром разрушен, много самолетов сгорело, остальные повреждены, выведены из строя. Было очень много жертв и с их, и с нашей стороны. Практически вся полтавская база была уничтожена.
На следующий день хищным коршуном «рама» опять появилась над нами, видимо, немцы сфотографировали наши стоянки самолетов и пошли снимать «полтавский пейзаж» после налета. Мы укрепили окопы, «щели», переходы, выслушали дополнительный инструктаж о том, как сохранить жизнь во время бомбежки, если бомба упадет не на голову, а где-то рядом.
Наученные горьким опытом и большими потерями американцы в ранних вечерних сумерках снялись с нашего аэродрома, истребители – с соседнего и ушли на запасной аэродром в Новороссийск, к Черному морю.
Полночь. Здание казармы с толстыми кирпичными стенами содрогнулось от мощного взрыва. Мы в мгновение ока, без дополнительной команды оказались в «щелях», выкопанных здесь же во дворе школы. Неестественно белый фосфорический свет осветительной бомбы разорвал мрак летней ночи. С раздирающим душу диким воем, кажется, прямо на тебя сыплются бомбы. В небе гул и свист пикирующих бомбардировщиков. Прожектора рыскают по небу, зенитки хлопают вслед, но и на этот раз ни одного вражеского стервятника сбить не удалось. Взрываясь, взлетали бочки с бензином, склад боеприпасов горел, добавляя свое в общую какофонию, раздавались глухие взрывы американских бомб. Густой, смрадный и черный дым с проблесками багровых языков пламени застилал летное поле. Вздыбились плиты посадочных полос. Кромешный ад длился всю ночь.
Вот тебе, Николай Васильевич, и «тиха украинская ночь!» над твоим Миргородом… Ночной налет изрядно напугал местных жителей. Потрескались стены близстоящих хат. Но ни одна бомба не упала на город. Заколдовал, видимо, его великий мистик Н.В. Гоголь. Нетронутыми остались американский палаточный городок экипажей и наши казармы.
По законам военного времени, без оплаты труда, на голом энтузиазме, с привлечением местного населения восстановление взлетно-посадочных полос аэродромов было закончено в течение нескольких суток.
Советские бомбы
Челночные операции американских воздушных армий: Сицилия – Украина – Англия вновь стали регулярными. Польскую авиабазу гитлеровцев уничтожили, и союзники опять приземлялись у нас с отдыхом по три дня, а мы по-прежнему заправляли их самолеты.
В конце июля запас американских бомб иссяк. Пришел эшелон с отечественными 100-килограммовыми фугасами. У нас вспыхнуло патриотическое чувство гордости за свое родное вооружение. Мы были уверены, что уж наши-то изделия по-мощнее американских окрашенных «куколок»!
Однако внешний вид бомб нас смутил и обескуражил, привел в замешательство не только американцев, но и наше командование. Бомбы резко отличались от иностранных своим нелепым видом. Они были грязные, в земле, с бородой пожухлой травы. Валики сварных швов не зачищены от окалины, которая очень опасна во время работы, гнезда под взрыватели обильно смазаны солидолом и забиты деревянными пробками так, что их приходилось выбивать молотком и зубилом – это на бомбах-то! Кроме того, бугельная система не соответствовала американской. Было понятно: бомбы поступили со складов, где лежали с довоенного времени под открытым небом и не только без кассет, но даже без подкладок – на голой земле, в ожидании своего боевого применения.
Американцы упорно сопротивлялись загрузке наших «замарашек» в свои сверкающие никелем бомболюки. Наши командиры все-таки сумели убедить их. После соответствующей подготовительно-очистительной обработки наши изделия заняли свое место в утробах боингов. Зато мои надписи мелом «Смерть Гитлеру!» на ржавых боках наших бомб выглядели более четко, чем на крашеных заморских.
Позор советской оборонной промышленности закончился как только стало поступать вооружение прямо из цехов военных заводов. Изделия приходили чистыми, гнезда под взрыватели закрыты металлическими, легко отвинчивающимися крышками, бугели подогнаны под американский стандарт. В августе пошли более тяжелые 250- и 500-килограммовые отечественные бомбы более мощной разрушительной силы.
Год Победы
Осенью 1944 года советские войска значительно продвинулись на запад. Стало ясно: необходимость дальних «челночных» операций отпала. Полтавская 169 авиационная база особого назначения сыграла свою значительную роль в разгроме гитлеровской армии и её военных стратегических объектов. Самолеты союзников по-прежнему приземлялись на наши аэродромы, но уже не в таком, как прежде, количестве, а отдельными небольшими группами.
После дня Победы мы прощались, как и подобает братьям по оружию. Поклялись в вечной солдатской дружбе, сфотографировались на фоне Боинга-17 – «летающей крепости». Они улетели на свои новые базы, а я был направлен на учёбу в Рижское лётное училище. По окончании его, в звании лейтенанта, я прибыл в Корею. Каково же было моё удивление, когда узнал, что по ту сторону 38-й параллели стоит та самая 15-я американская воздушная армия. На этот раз мы были уже не союзники – политики поставили нас по разные стороны баррикад.
Эпилог
В марте 1953 года умер И.В.Сталин. Комсорг обязал Георгия, как участника Отечественной войны выступить с речью на митинге полка по поводу смерти вождя. Народу было много и служащие, и гражданские – весь гарнизон. Выступление командованию понравилось и его поощрили месячной путёвкой в санаторий. После возвращения его перевели на преподавательскую работу в авиаучилище молодых военспецов в Комсомольск-на-Амуре, посоветовали подать заявление в Академию.
Неожиданно выходит Постановление Правительства СССР о сокращении Вооружённых сил на полтора миллиона человек. В первую очередь сокращался офицерский состав. В полк приехал начальник кадров военного округа. Вызывал Георгия:
– Георгий Николаевич, мы отправляем Вас в запас.
Георгий растерялся. Так хорошо и гладко налаживалась служба у старшего лейтенанта…
– Я подал заявление в Академию, – робко напомнил он генералу.
– Мы знаем. И, тем не менее – в запас!
– Слушаюсь! – Повернулся кругом и вышел… в запас.
Возможно, на решение командирования повлияла излишняя откровенность лейтенанта, или, как кратко обозначил её капитан особого отдела, – «язык»?
Предыдущая часть:
Другие рассказы автора на канале:
Продолжение: