Найти в Дзене
Каспарс Димитерс

Вия Артмане и «Вечерний Киев» 1984 года — за 3 копейки

Моё чёрно-белое предисловие С большим усилием, но и с не меньшим вдохновением, моя жена Лига приводит в порядок содержимое картонных коробок и папок, где скопились разные фотографии, документы, письма, вырезки из старых газет — и даже целые газеты. Время всё превращает в его величество Цифру. Конечно, с помощью ИИ будет удобно получить доступ к любому архиву, если кто-нибудь когда-нибудь загрузит его в цифровой космос. Но, признаться, мне с трудом верится, что, скажем, здесь, в моей Латвии, за последние почти сорок лет у кого-то из поколения 90-х появится интерес к тому огромному наследию гениальных представителей латышской культуры времён Советского Союза. То есть, я не верю, что кто-то из потомков достанет из сундуков, шкафов, чердаков или чемоданов — и хотя бы просто оцифрует — письма, дневники или пометки на полях книг, которые когда-то читали их великие предки: советские латышские папы, мамы, бабушки, дедушки. Но давайте о хорошем. Лига нашла в одной из коробок, ещё не оцифрованн

-2

Моё чёрно-белое предисловие

С большим усилием, но и с не меньшим вдохновением, моя жена Лига приводит в порядок содержимое картонных коробок и папок, где скопились разные фотографии, документы, письма, вырезки из старых газет — и даже целые газеты. Время всё превращает в его величество Цифру. Конечно, с помощью ИИ будет удобно получить доступ к любому архиву, если кто-нибудь когда-нибудь загрузит его в цифровой космос.

Но, признаться, мне с трудом верится, что, скажем, здесь, в моей Латвии, за последние почти сорок лет у кого-то из поколения 90-х появится интерес к тому огромному наследию гениальных представителей латышской культуры времён Советского Союза. То есть, я не верю, что кто-то из потомков достанет из сундуков, шкафов, чердаков или чемоданов — и хотя бы просто оцифрует — письма, дневники или пометки на полях книг, которые когда-то читали их великие предки: советские латышские папы, мамы, бабушки, дедушки.

Но давайте о хорошем.

Лига нашла в одной из коробок, ещё не оцифрованной и не рассыпавшейся в труху, газету «Вечерний Киев» за 1984 год. В ней — прекрасное интервью с моей мамой, актрисой Вией Артмане. Читал — и удивлялся. Не припомню ни одного подобного интервью, где кто-то из современных актёров с такой серьёзностью и открытостью говорил бы о профессиональных тайнах своего творчества.

Уверен, это будет интересно и современному читателю — тому, кто читает сердцем и с не стёршейся памятью о той культуре, плоды которой до сих пор остаются шедеврами, а их создатели — легендами.

Вступительного слова сына — достаточно. Сквозь 41 год пусть беседу с нами продолжит сама актриса.

Ах да, в конце добавлю и свою очередную песню — с видеорядом из нашего семейного 8-миллиметрового киноархива, где и мама, и её замечательные коллеги-актёры — живее всех живых.

Газета основана 1 марта 1927 года. Номер от пятницы, 1 июня 1984 года. Цена — 3 копейки.
Газета основана 1 марта 1927 года. Номер от пятницы, 1 июня 1984 года. Цена — 3 копейки.

РЕДАКЦИОННАЯ ПЯТНИЦА: Наш гость — народная артистка СССР, кавалер ордена Ленина, лауреат государственной премии Латвийской ССР, актриса художественного театра Латвийской ССР имени Я. Райниса Вия Артмане.

Киевский театр "Дружба" организовал несколько творческих встреч с членом делегации Латвийской ССР на XVII Всесоюзом кинофестивале, председателем Латвийского театрального общества В.Ф.Артмане. Время для бесед актриса назначила после очередной творческой встречи со зрителями.

Наш разговор начался о простом, обыденном и, казалось бы, отвлеченным…

«МЫ ПРИЗВАНЫ ВОЗВЫСИТЬ ЧЕЛОВЕКА»

— Я очень люблю тишину, одиночество... Какое счастье — уйти на целый день в лес по грибы, совсем одной. А ещё я люблю вязать... Человек должен иногда хотеть и уметь быть один, наедине с самим собой, своими мыслями. Если он молчалив, застенчив, замкнут — это ещё никак не означает, что он грубок и что не имеет собственного мнения. Он, быть может, живёт напряженнейшей внутренней жизнью, и её проявление — однозначно. Могу сказать и о себе: уже став актрисой, я долгое время оставалась застенчивой, немногословной... Деревенская девочка, пастушка с 7 лет, отца не помню — он умер до моего рождения. Конечно, было трудно, и всё же было что-то прекрасное в моём детстве!

Теперь у всех такие возможности — мы и мечтать о них не могли. Но вот дочь моя иногда предпочитает идти по течению. Почему? Ведь я всё любила делать самостоятельно. Мне кажется, сегодняшним молодым не хватает желания и стремления к уединению, к тому душевному состоянию, когда идёт бескомпромиссный разговор со своим внутренним «я», со своей совестью. Такое одиночество совершенно необходимо для творчества. Для создания себя. Для достижения настоящего, истинного, к которому должны стремиться.

— А приходилось ли вам невольно обидеть какого-то конкретного человека своей хорошо сыгранной отрицательной ролью?

— Это зависит от того, что сам человек о себе думает. Я никогда и никого не хотела обидеть. Но поскольку образ создаётся собирательный, а человек — удивительно многогранен, то в «цель» попадёшь неизбежно. Такое попадание случайно, но закономерно. Поэтому я не боюсь, но мне жаль, когда так получается.

— В связи с этим естественно спросить: какую сверхзадачу видите вы в каждой роли?

— Мы призваны возвысить человека, для этого мне необходимо понять его — и «плохого» тоже. Ведь он формировался из каких-то определённых понятий, и мне важно найти и показать, чем он ценен. Наверное, права Лилия Дзене, наш латышский критик, когда заметила: «Вия всегда чувствует цель, когда играет».

Я играю то, что меня волнует, а точнее — чем моя героиня может быть интересна и полезна моей современнице. Королева Елизавета? О, её очень трудно и очень ответственно было играть. Жестокая королева, она 40 лет держала Англию в повиновении. Но она была очень образованным, передовым человеком своего времени, знала много языков, но главное — она хотела мира, она всю жизнь с необыкновенным упорством боролась за то, чтобы страна не воевала, боролась за мир. Она к себе близко никого не подпускала, чтобы не потерять свою самостоятельность...

Знаете, что я поняла в нравственном смысле — работа над этим образом? Вот что обнаружила: только честным трудом и честными целями можно приобрести мир для нации.

Должна сказать, я очень не люблю, когда говорят неправду. В людях ценю долг, готовность и умение ему следовать, готовность прийти на помощь человеку.

— Поэтому вы и мечтали в детстве стать адвокатом?

Если есть возможность — надо отдать себя другим людям. Если можешь — помоги им. Или хотя бы выслушай — ведь так много одиноких. Я хотела стать юристом, полагая, что тогда смогу принести людям наибольшую пользу. Но думаю, искусство тоже обладает этой способностью.

Мы сильны, когда у нас есть цель в искусстве. Её терять нельзя. Искусство должно воспитывать добро, учить присматриваться к другому человеку, а значит, понять его. Ведь стоит только подойти к нему поближе — и вы увидите красивую, тонкую душу, почувствуете необыкновенность.

Я стараюсь помочь людям, но моя работа помогает и мне самой: каждая роль создаётся по-новому, суть будущего образа должна совпасть с моей внутренней жизнью, так что лениться некогда... Помните? — «Надо собрать доброту нам, золото душ не ржавеет...»

— Мне кажется, вашему приятному миру очень должна быть близка пронзительная искренность, чистота Довженко-художника...

— О, мне очень нравится поэтическая романтика всего творчества Александра Петровича. Это чистая, родниковая вода. Особенно ярко запомнилась его «Земля»: я впервые увидела этот фильм в детстве, и он оставил во мне незабываемое впечатление. Мне очень нравятся и его суждения — он предельно просто умел выразить теорию, не в пример многим современным теоретикам кино, которые почему-то уверены, что чем сложнее, тем умнее...

Хочу, кстати, сказать, что люблю украинский язык. Когда я впервые услыхала его, была очарована. А Киев для меня — почти родной город, я имею основания так говорить...

— Вы производите впечатление вполне счастливого человека. И это неудивительно: знаменитая актриса, о такой судьбе мечтает, наверное, каждая девушка…

— Да, всё, возможно, так... Я всегда была в поисках гармонии. Видите ли, театральный актёр — трагическая профессия, здесь огромное влияние имеет мгновение, время — и ничего не остаётся. Кино — тоже искусство весьма коварное для актёра: если он долго не появляется на экране, его забывают!

Мне всегда надо было чем-то жертвовать, даже любовью. Но, с другой стороны, если бы я не чувствовала себя всегда влюблённой, я не была бы актрисой. Мне кажется, я в жизни чаще отказывала себе, чем брала. Для настоящего счастья мне всегда чего-то не хватало. Но страдание необходимо актёру, ведь «всё в жизни человека — от боли и от разума».

Сердце моё принадлежит театру, и это — на всю жизнь. Я очень благодарна Эдуарду Смильгису — талантливому режиссёру, «открывавшему» меня и многих других. Вместе с Яном Райнисом они в 20-е годы основали наш Латвийский художественный театр. Творческое кредо Смильгиса — ясность, страстность, простота, а как человека его отличала нежная злость и мужественная нежность. Он очень верил в меня, и я рада, что, кажется, не подвела его. Актёр учится всю жизнь, больше всего мне дают мои коллеги, общение с ними. Я не представляю свою жизнь без них, ведь театр — мой дом.

— Роль Джулии в кинофильме «Театр», кажется, одна из ваших любимых. Талантливый режиссёр Д. Ленгтон говорит вам, то есть Джулии: «В вас есть обаяние, но, судя по всему, вы ещё не имеете ни малейшего представления, как им пользоваться». Как вы считаете, прав "ваш" режиссёр?

— Думаю, обаяние — это нечто, данное природой. Его нельзя вырастить. Актёр не может видеть своего обаяния — идёт процесс импровизации, но мне в этот момент невозможно видеть себя. Во мне же нет ещё одного человека, который был бы занят только тем, чтобы наблюдать меня, анализировать и оценивать...

Надо быть таким, какой ты есть. Если актриса теряет естественность — она теряет и обаяние. Знаю многих, кто играет и на сцене, и в жизни. Это тяжело, такие люди рискуют потерять себя. Обаяние сыграть нельзя. Фальшь улавливается и быстро разоблачается.

На сцене этот обман длится дольше, а в жизни он быстрее заметен. Перестаёшь верить этому человеку, на него неприятно смотреть.

— А имеет ли моральное право актриса с обаянием играть отрицательных персонажей? Ведь тем самым она рискует придать обаяние злу?

Актёр имеет право на любую роль — это расширяет границы его возможностей. Такое разнообразие действует на него плодотворно. Актёр должен уметь внутренне меняться. А в жизни? Жизнь имеет свои законы — человек должен изменяться к лучшему. Здесь другие побудительные причины, иной долг.

Я понимаю, что зритель привыкает к определённому амплуа артиста — положительному, в частности. Одна поклонница написала как-то Гунару Цилинскому: «Вы это, пожалуйста, не играйте — вам это не к лицу»... Конечно, зритель создаёт свой облик актёров, своё представление о них, и ему порой трудно с этим образом расстаться. Но я верю в умного зрителя, способного по достоинству оценить актёрскую игру в любом амплуа.

— Многие привыкают к определённому образу литературного героя и уже не могут перестроиться на иное восприятие. Что бы вы посоветовали таким зрителям?

— Да, скажем, Джулия у Сомерсета Моэма внешне отличалась от «моей» Джулии. Убеждена, такое отличие не имеет значения. Главное — действовать в контексте автора.

Видите, как «опасно» экранизировать литературное произведение — ведь каждый представляет литературный образ самостоятельно и очень индивидуально…

— Иногда можно услышать, как режиссёр перед съёмкой наставляет молодую актрису: «Не надо мне играть. Будь естественна, как в жизни...»

— Актёрская естественность на сцене или съёмочной площадке — условна, она имеет иные корни и подчиняется законам искусства. Что значит — «как в жизни»? Это только нам кажется — как в жизни. Да, была такая мода, и, наверное, ещё есть. Но это не искусство. Такая формула — для бездарных.

Жить на сцене естественной жизнью своего героя намного сложнее, чем в жизни. Думаю, актёр не должен поддаваться режиссёру без убеждения в его правоте, без осознания и внутреннего принятия сути его требований. Допустим, он понимает, чего хочет от него режиссёр, но если он видит, что его интерпретация не годится — он обязан прямо об этом сказать.

Режиссёры, как и актёры, есть разные. Вот Ян Стрейч, постановщик фильма «Театр», — как тонко он чувствует актёра, и сколько в нём доброты! Это дано немногим. А как всегда психологически точен и потрясающе обаятелен Донатас Банюонис! С такими партнёрами работать — одно удовольствие.

Но, представьте, есть и такие режиссёры, для которых первостепенное значение имеет не талант актрисы, а её возраст. 50-летнюю они и актрисой уже не считают... А я уверена, что расширение «возрастного лимита» — скажем, на роль молодой женщины — будет справедливо и оправдано, и это вдохновит нас, актрис, всегда поддерживать себя в прекрасной форме...

Беседу вёл Ю. ЖДАНОВ.

Оригинал интервью.
Оригинал интервью.

Обещанная песня с видеорядом из нашего семейного 8-мм киноархива.