На следующее утро Майя встретилась с Викой, взявшей в салоне отгул. Та сгорала от любопытства и сразу же накинулась с расспросами о том, как прошло свидание. Мрачно покосившись на нее, Майя какое-то время собиралась с духом и наконец высказалась:
— Не помню, чтобы я когда-либо чувствовала себя большей дурой, чем вчера.
Начало здесь. Предыдущая глава 👇
— Та-а-а-к, — подобралась Вика, мгновенно решившая, что пора вставать в стремя и с шашкой наголо бросаться на защиту обиженной подруги. — Выкладывай. Приставал, обижал, унижал? Ты все-таки ошиблась, и он тебя вовсе не собирается продюсировать или как там у вас это называется, у художников?
— Да погоди, не тараторь, — поморщилась Майя. — Во-первых, все верно, Максиму абсолютно начхать на мое творчество. Вернее, оно ему ни капли не сдалось как инвестору, а так он, в принципе, человек со вкусом и против живописи ничего не имеет.
— Значит, он ухлестывал за тобой, чтобы в койку затащить? Вот скотина! — с чувством воскликнула Виктория. — Нет, ты погляди на него! При живой жене…
— А во-вторых, нет у него жены, — оборвала ее возмущенное бухтение Майя. — Умерла она. Год уж как.
Вика умолкла, хлопая глазами.
— За цветами он заходил перед поездкой на кладбище, — продолжала Майя, — а в городке никто не знает о том, что случилось, потому что, как говорится, не нашего ума дело.
— И от чего же она умерла? — подозрительно прищурилась Виктория.
— Я не стала спрашивать. Вик, ты себе не представляешь, как мне было стыдно: я ведь чуть сцену не устроила. Возмутилась, мол, объясните-ка мне, господин Дорн, для каких таких целей вы меня на ужин пригласили, если не для деловой беседы! А коли это у нас свидание, то со всей ответственностью заявляю, что ничего меж нами быть не может ввиду вашей глубокой и основательной женатости! Идиотка… Максим на меня такими глазами смотрел! Ему-то невдомек, что я уже о нем информацию подсобрала. Он даже обиделся.
— Это на что, интересно?! — опешила Вика.
— А на то, что я, уже зная о его якобы “женатом” статусе, все-таки согласилась встретиться, намереваясь раскрутить на финансирование своей выставки. Вот к чему приводят недомолвки.
— Нет, Майя, погоди, — Вика категорически пресекла самобичевание подруги. — Посуди сама, кто и в чем виноват? Ты — в том, что защищала свои принципы? Мы с Ларой — в том, что честно предупредили? Виноват он! Это каким надо гордецом быть надменным, чтобы вообще не подумать о том, что их тут видели и могли судачить, обсуждать его и жену. Это какого же он мнения о жителях городка, если совсем не учел, что мы тут не массовка и не декорация. Мы живые, у нас глаза и языки есть.
— Это точно. Мозгов только не особо, — буркнула Майя.
— А вот обижать никого не стоит, — парировала Вика. — Между прочим, ты могла все это выяснить еще тогда, когда позвонила ему и договорилась о встрече!
Вот тут Майя испытала некоторую неловкость. Точно, ну как же она не сообразила? Нужно было сделать именно так, как говорит Вика! Эх, кто бы ей вчера подсказал… И тут же другая мысль вспыхнула в мозгу: Ольга Михайловна! Вот уж кто, конечно же, не мог не знать и о браке Дорна, и о его трагическом завершении. Да, задним умом все крепки, а у творческих людей, как поняла сейчас Майя, и тот запаздывает…
— Майка!
Девушка вздрогнула от окрика Виктории. Та с усмешкой глядела на нее:
— Опять в облаках витаешь? Что в итоге-то? Финита ля комедия? Он оскорблен в лучших чувствах и в глубокой печали заперся в своем замке?
— Хватит издеваться! — Майя шутливо ткнула подругу кулачком в бок. — Мы договорились, что увидимся еще, если…
— Если — что? Он тебе условия ставит?! — Вика сдвинула к переносице густые брови, и Майя в который раз поразилась тому, что даже такая гримаса ничуть не портит красивое лицо ее подруги.
— Если я так захочу! Максим предоставляет мне свободу выбора. Сказал, что я могу думать, сколько угодно, и если он все-таки мне нравится, и я хочу продолжать общение, то он ждет звонка…
Вика закатила глаза:
— Ах, какие мы благородные! Подозрительно это…
— Почему? — искренне изумилась Майя.
— Ну… Если ты ему интересна, почему он сам не проявляет настойчивости? Почему согласен ждать твоего решения? Мужчина взрослый, при деньгах, собой недурен…
Майя расхохоталась, услышав эти слова, и Вика недоуменно спросила:
— Чего ты ржешь?
— “Собой недурен”! — повторила Майя, продолжая хихикать. — Вика, ты как из салона девятнадцатого века выпала! Где ты этого набралась?
— Я вообще-то книги иногда читаю, — насупилась Вика. — Там много любопытного пишут, рекомендую.
— Вик, прости, прости, — взмолилась Майя, — честное слово, просто забавно очень прозвучало… Так что ты хотела сказать?
— Что хотела — уже не скажу, — обиженно надула красивые губки Вика. — Но ты будь начеку, я тебе серьезно говорю, Майка. Какую-то игру он с тобой затеял, этот Дорн. Свобода, равенство… Не в том ты положении, чтобы выбирать, и он не тот, кто покорно ждал бы милости от простой детдомовской девчонки…
— Зачем ты опять? — Майя разом погрустнела.
Она не любила, когда ее так называли. Вика обняла подругу и чуть встряхнула:
— Я не со зла, Майка… Но скажи честно, разве тебе все это нужно? Игры какие-то… Поманил, позвал — и в кусты, сама, мол, звони… А ты и рада, наживку заглотила и несешься за ним. Сама-то не видишь?
— Чего не вижу?
— А тебе все это не напоминает историю, из которой ты еле выпуталась, после чего и примчалась сюда, прятаться и раны зализывать?
Майя окаменела. Вика говорила о том, о чем она вот уже несколько месяцев пытается забыть. Пашка… Нет, теперь все иначе. Ситуация с Максимом совершенно другая! И Максим — другой! Но память услужливо тасовала воспоминания, и перед внутренним взором Майи уже вставали картины недавнего прошлого, многотонным катком прокатившегося по ее мечтам и планам.
***
Впервые Майя попробовала алкоголь на студенческой вечеринке по случаю посвящения первокурсников. В интернате многие ребята воровством или через местных алкоголиков добывали дешевое пиво, но Майе никогда не нравились запах и вкус этого пойла, поэтому до поступления в академию она умудрилась дотянуть, не взяв в рот ни капли спиртного. А еще к своим семнадцати годам оставалась девственницей.
Как многие девочки, она тоже любила сентиментальные истории о любви, вроде сказок о Золушке и Спящей красавице. Став постарше, Майя захотела расширить круг литературных интересов и для начала попытала счастья в детдомовской библиотеке, но получила на руки произведения советской лирической прозы, в которых даже самая влюбленная девушка оставалась прежде всего комсомолкой и спортсменкой, склонной больше к героизму, чем к выбору в пользу личного счастья. Никакой радости от такого чтения Майя не получала, а более актуальных книг в интернат не завозили. Оставалось довольствоваться приторно-сладкими диснеевскими историями да американскими романтическими комедиями, на которые детей иногда водили в местный кинотеатр. Разумеется, на уроках литературы учеников знакомили с произведениями классиков, но душевные терзания Анны Карениной и Наташи Ростовой если и были понятны Майе на эмоциональном уровне, то в техническом плане не давали ничего. И откуда, скажите на милость, было узнать юной девушке, что такое поцелуй и сексуальный контакт? Вот Вика искусно объединяла в своем сознании богатый духовный мир героинь классических романов с информацией, полученной на уроках биологии, но Майя не была такой умной и хотела, чтобы ей все объяснили на пальцах. Пока же ее представления о любви крутились вокруг каких-то нравственных дилемм и мук выбора. Майя уяснила себе, что любовь — штука чрезвычайно запутанная и малопривлекательная в силу того, что обязательно заканчивается либо безвременной смертью, либо погружением в бытовую жизнь по самые уши, вследствие чего вчерашнюю влюбленную нимфу ждет безрадостная доля мужней жены в семье разного достатка, а на таких Майя уже насмотрелась в городке.
Спустя пару лет библиотеку хорошенько обновили, и Майя открыла для себя сначала книги Джейн Остин — правда, сочла занудное английское общество девятнадцатого века довольно скучными, — а потом и удивительные вселенные сестер Бронте. Истории трагической страсти Хитклиффа и Кэтрин Эрншо и невозможной с точки зрения девочки любви Джейн Эйр к слепому калеке Рочестеру завладели ее сознанием. Майя начала рисовать мрачные, но прекрасные картины, полные насыщенных цветов, раньше ее работам не свойственных. Ничего конкретного и узнаваемого — это была чистая абстракция, но на холсте среди переплетений линий и хаотично разбросанных пятен бился пульс: то трепетало сердце юной девушки, вступающей в пору цветения и жаждущей любви. Вот только в отличие от на удивление трезво мыслящей Вики, Майя, натура творческая и оттого гораздо более эмоциональная и тонко настроенная, начала свой путь в волнующий мир чувственности с инициации на темной стороне. После знакомства с Джейн Эйр, счастье которой составил исстрадавшийся и хорошо побитый жизнью не самый подходящий ей по возрасту мужчина, она узнала о перипетиях запретной любви Мэгги Клири и Ральфа де Брикассара, а после настал черед готических романов Шелли, Стокера и По с его танатоманскими обсессиями. В голове Майи выстраивалась оригинальная концепция любви, всегда имеющей драматический финал, красоту которого в глазах девушки не омрачала даже смерть одного из протагонистов, а то и обоих сразу. Герои могли быть искалечены физически, угодить в ловушку эмоциональной созависимости, но некому было объяснить невинной душе, что следовать примеру их отношений — страшная ошибка, а потому в голове Майи медленно доходило до готовности блюдо под названием “идеальная подруга садиста-психопата”. Правда, узнала она об этом значительно позже, а в пятнадцать–шестнадцать лет интересовалась только одним — где бы найти такую книгу, где будет не только про вздохи и поцелуи. Майе страшно хотелось узнать, что именно делали все эти прекрасные и не очень мужчины со своими возлюбленными за рамками, описанной в романах действительности.
Помог с ликбезом слепой случай. Однажды, когда Майя вместе с другими воспитанницами томилась в поликлинике в ожидании приема врача по случаю медосмотра, ей на глаза попалась забытая на подоконнике кем-то из пациенток небольшая книжка в мягкой обложке. Название Майя сразу забыла, уж очень оно было невразумительным — то ли “Принц моей тайны”, то ли “Тайна моего принца”, то ли вообще не было там ни принца, ни тайны… А вот картинку Майя запомнила хорошо, потому что на ней весьма детально была изображена смуглая девушка с прямыми черными волосами, похожая на индианку, одетая в белое кружевное платье с таким тесным корсетом, что ее округлая грудь буквально рвалась на свободу. С выражением томного блаженства на лице девушка подставляла чересчур пухлые красные губы для поцелуя сжимавшему ее в объятиях нереально красивому златокудрому юноше, одетому в богатый камзол непонятно какого века, но это было неважно: быстро пролистав книжку, Майя успела понять, что для сюжета совершенно не имеет значения, в какую эпоху и в какой стране происходит действие. На тонких, похожих на низкопробную туалетную бумагу, страницах описывались амурные похождения мужчин и женщин разного сословия и возраста, но все они без исключения были хороши собой и невероятно темпераментны. Незаметно для остальных Майя сунула находку в свой рюкзак с учебниками. Весь день она мечтала, чтобы поскорее наступил вечер, когда у нее будет пара свободных часов на чтение, и вот свершилось! Спрятавшись в закутке у лестницы, ведущей в подвал, и вооружившись фонариком, девочка раскрыла книгу и принялась за чтение… Через два часа, когда объявили отбой, Майя вошла в спальню. Было темно, и никто не заметил, что воспитанница вся красная как помидор. Накрывшись одеялом с головой, Майя снова и снова гоняла в голове мысли о только что прочитанном. Дойти до конца книги, она, конечно, не успела, но и того, что было описано в первых же романтических сценах, ей хватило, чтобы сделать вывод: любовь — это не смерть на рельсах, не мышьяк вместо ужина и не сумасшедшие бывшие жены в подвалах замка, не глупые вздохи и несмешной юмор, не беготня под дождем в грозу и не смерть от чахотки в объятиях рыдающего возлюбленного. Любовь — это ласки, вздохи и стоны, это соприкосновение тел — мужского и женского. Вот такого, например, как у Майи. Она водила руками по своей коже, щупала, поглаживала и сжимала там же, где делали это искусные любовники из найденной книги, и по нарастающему возбуждению и приятным ощущениям понимала, что близка к разгадке великой тайны любви. Дело оставалось за малым — изучить свое тело, понять потребности и найти того самого, с чьей помощью их можно будет удовлетворить. О том, что она путает плотское наслаждение с возвышенными чувствами, Майя даже не подозревала, но и подсказать ей было некому, ведь она не делилась откровениями даже с Викой.
Время шло, Майе исполнилось семнадцать, а она “еще даже ни разу не целовалась”, как любила повторять Вика, в отличие от подруги, не испытывающей неприязни к дешевому пиву и мокрым юношеским поцелуям в кустах. Правда, дальше них дело не заходило, здесь Вика была тверда. Никакого секса до начала самостоятельной жизни, и уж точно никакого секса без контрацептивов! Уроки биологии умная девочка усвоила куда лучше рассуждений о целительной силе любви. Майю же от ранней потери девственности спасала неспособность организма принять хоть каплю того пойла, которым пытались угостить ее охочие до девичьего тела мальчишки. Ну, а трезвую ее весьма сложно было увести из поля зрения Вики, которая свято блюла не только свою честь, но и честь подруги.
Вот так и вышло, что на студенческой вечеринке в художественной академии Майя, оставшись без присмотра своей “опекунши”, впервые попробовала алкоголь, а вскоре, слегка придя в себя и приоткрыв пьяные очи, обнаружила, что еще и впервые поцеловалась.
Чуть отстранившись, она принялась разглядывать того, чьи губы только что нагло распоряжались ее собственными. Высок, но это и не удивительно — любой нормальный парень выше коротышки Майи. Плечист — хорошо. Майе неожиданно приятно было чувствовать, как крепко он обнимает ее за талию. Красив. Темно-зеленые глаза под густыми бровями, идеально вылепленное лицо, порочная усмешка, придающая шарм, волнистые волосы густого медного оттенка, достигавшие плеч. Греческий бог да и только! А бывают ли греческие боги рыжими? Майя не знала, но ей хотелось, чтобы он и дальше обнимал ее и целовал.
— А ты не так уж пьяна! — прозвучал его голос, бархатистый баритон, и глаза лукаво блеснули.
— Смотря для чего, — с неожиданной смелостью ответила Майя.
Они были одни в какой-то аудитории. Майя не помнила, как очутилась здесь. Кажется, выпив пару рюмок коньяка без закуски, она отправилась на танцпол, где под монотонный бит оттягивались первокурсники и студенты постарше. Вроде, ее кто-то схватил и потащил плясать… Потом туман, и вот уже кто-то берет ее за руку и ведет за собой, а она послушно плетется следом… Парень хитро смотрел на Майю, ожидая, пока в ее глазах появится осмысленное выражение.
— Ну, очухалась? — прошептал он ей на ухо.
— Вполне, — промямлила Майя.
Говорить было тяжело, язык еле ворочался, но она собрала все силы, напрягла артикуляционный аппарат и представилась:
— Майя.
— Павел! — ответил парень. — Знакомство имеет для тебя какой-то сакральный смысл?
— Просто хочу знать, на чей счет записать первый поцелуй, — брякнула Майя.
— Так я у тебя первый? — промурлыкал Павел. — Какая-то ночь чудес, мне даже приятно…
Он прижал Майю к себе и снова поцеловал. Хмель понемногу выветривался, она все яснее ощущала окружающий мир — звуки, запахи, цвета… Но Павел и его губы все вытесняли. Думать не хотелось, и Майя подалась вперед, отвечая на поцелуи. И вдруг почувствовала это. Нечто твердое, упершееся прямо в низ ее живота. Павел чуть приподнял ее и придвинул к себе, раздвигая коленом ее ноги… Как же это было сладко! Она еле сдержала судорожный стон и еще успела подумать, что так и не изучила себя до конца и не знает, что вообще нужно делать, как вдруг услышала шепот Павла:
— Давай прямо здесь?..
И дрогнувшим голосом Майя пролепетала:
— Давай…
Она отдалась Павлу тут же, на столе. Он что-то шептал ей на ухо, было неописуемо хорошо и почти совсем не больно. Весь следующий день она прожила, погруженная в свои мысли, но думала не о всяких банальностях вроде “ах, я стала женщиной!” или “черт, а если залетела?”. Нет, наполнявшим ее воображение образам девушка едва ли могла дать определение. Ей мучительно трудно было сидеть на лекциях, слушать преподавателей, чьи голоса раздражали, нарушали необыкновенный внутренний покой, благодать, снизошедшую на Майю. Она ходила со странным ощущением легкости во всем теле и представлялась самой себе воздушным шариком, который еще вчера толкался в общей куче с другими шарами, а сегодня отлетел от них и еле держится на тоненькой ниточке, грозящей вот-вот лопнуть. Она даже не искала глазами Павла — ее ничто не заботило, ничто не могло вывести из состояния нирваны, в которое она погрузилась. И только вечером, выходя с последнего в тот день занятия, она вдруг увидела его. Павел стоял поодаль и выглядывал кого-то в толпе студентов. Нет, не кого-то — ее! Увидел и заулыбался, засверкал своими белыми хищными зубами. Нет, нет, это уже потом Майя поняла, что клыки у него длинноваты, но тогда она о них так не думала. Она вообще в Паше угрозы не видела. Он протянул руку и выхватил Майю из потока, и вот уже все несутся мимо, текут рекой голов, рук и тубусов, а они в стороне, вне времени, вне суеты. Стоят и друг на друга смотрят, а потом он ее целует. И все, голова кругом, колени подгибаются. Это он, ее первая любовь, первый мужчина, ее любовник, ей одной принадлежащий, ее избравший!
Следующая глава 👇