— Лена, ты точно поедешь в эту... как её... Чукотку? — спросила мама, укладывая в чемодан дочери пятые по счёту тёплые носки.
— Ямал, мам. И да, поеду. Статья о коренных народах Севера — это серьёзная тема.
— А там же белые медведи!
— Мам, белые медведи на Северном полюсе. А я еду к оленеводам.
Елена Морозова, 26 лет, корреспондент глянцевого журнала, привыкла к командировкам. Милан, Париж, Лондон — обычный маршрут для модных репортажей. Но на этот раз редактор решил, что читателям нужно что-то аутентичное.
— Съезди к этим... как их... тундровикам, — сказал он. — Напишешь про их быт, традиции. Экзотика нынче в тренде.
Через два месяца, сидя в больнице Салехарда с обморожением второй степени, Лена понимала: надо было остаться писать про показы мод.
Всё пошло не так с самого начала. Вертолёт должен был доставить её в стойбище ненцев, но из-за пурги сел в тундре за сто километров от цели.
— Дальше пешком, — сказал пилот Николай. — Если, конечно, доживём до утра.
— Как это — доживём? — похолодела Лена.
— А как думаешь? Минус сорок, ветер, ночь. Для таких, как ты, это смертельно.
"Таких, как я" — Лена посмотрела на свою экипировку. Куртка от Moncler за тысячу долларов, стильные зимние ботинки, кашемировый шарф. По московским меркам — идеальный зимний образ.
Утром их нашли ненецкие оленеводы.
— Русские? — спросил пожилой мужчина в оленьих шкурах, склонившись над полузамёрзшей Леной.
— Журналистка из Москвы, — еле выговорила она.
Мужчина что-то сказал спутникам на своём языке. Те засмеялись.
— Что он сказал? — спросила Лена у Николая.
— Сказал, что городские люди такие же беспомощные, как новорождённые телята.
Стойбище ненцев оказалось не похожим ни на что из документальных фильмов. Несколько чумов из оленьих шкур, костёр, десятки оленей и... абсолютная тишина.
— Где все люди? — спросила Лена.
— Здесь и есть, — ответил Николай. — Только их немного. Три семьи.
Лену поселили в чуме старейшины Иван Вануито. Внутри оказалось неожиданно тепло и уютно.
— Как тебя зовут? — спросил хозяин по-русски с сильным акцентом.
— Елена. А вас?
— Иван. Только по-нашему — Вануито. Откуда приехала?
— Из Москвы. Я журналистка.
Иван задумался.
— Журналистка... Это которая про нас неправду пишет?
— Какую неправду?
— Что мы дикие, грязные, пьём только водку.
Лена смутилась. Действительно, в её голове сидели стереотипы о "диких северянах".
— Я хочу написать правду.
— Правду? — усмехнулся Иван. — Правда не всегда красивая. Ты выдержишь?
Первый урок правды Лена получила уже на следующий день. Утром её разбудил страшный крик.
— Что случилось?! — вскочила она.
— Режем оленя, — спокойно сказала жена Ивана Анна. — На завтрак.
Лена выбежала из чума и увидела, как мужчины забивают молодого оленя. Кровь стекала на снег, животное ещё дёргалось.
— Это же жестоко! — ахнула журналистка.
— А ты что ешь в Москве? — спросил Иван.
— Мясо из магазина.
— И откуда оно берётся в магазине?
— Ну... с фермы...
— А на ферме что с животными делают? Песенки поют?
Лена задумалась. Действительно, разница только в том, что здесь она видела процесс своими глазами.
— Но всё-таки...
— Олень прожил хорошую жизнь, — сказал Иван. — Бегал по тундре, ел ягель, видел небо. А твоя корова в коробке сидела.
К обеду Лена с удивлением обнаружила, что оленина очень вкусная.
Через неделю она узнала о местном способе лечения простуды. Заболела, температура поднялась до 38.
— У вас есть лекарства? — спросила она.
— Есть, — кивнул Иван. — Сейчас приготовим.
Он вышел, вернулся с дымящейся чашкой.
— Что это?
— Оленья кровь с травами.
— Я не могу это пить!
— Можешь. Или будешь болеть месяц.
Лена зажмурилась и выпила. Через час температура спала.
— Как это работает? — удивилась она.
— Олень ест тысячу разных трав, — объяснил Иван. — В крови все витамины собираются. Лучше любых таблеток.
— А где вы этому научились?
— Дед учил, деду — прадед. Тысячу лет так лечимся.
"Народная медицина", — подумала Лена. — "Может, в этом что-то есть."
Самый большой шок ждал её на второй неделе. Утром проснулась — а чума нет. То есть совсем нет.
— Где наш дом?! — закричала она.
— Переехали, — спокойно сказала Анна, складывая шкуры.
— Куда?
— Туда, — показала рукой в сторону тундры.
— Но почему?
— Олени всю траву съели. Надо искать новое место.
За два часа весь "город" был разобран, упакован и погружен на нарты. Ещё через час — они уже были в дороге.
— А как вы находите дорогу? — спросила Лена, глядя на бескрайнюю белую равнину.
— Какую дорогу? — не понял Иван.
— Ну... маршрут. Навигатор. GPS.
Иван рассмеялся:
— Вон видишь сугроб? Он неправильной формы — значит, ветер с севера. А вон следы песца — значит, рядом река. Солнце справа — едем на запад.
— А если солнца нет?
— Тогда по звёздам. А если и звёзд нет — по запаху.
— По запаху?!
— Конечно. Тундра пахнет по-разному в разных местах.
Лена принюхалась. Пахло снегом, ветром и... больше ничем.
— Я ничего не чувствую.
— Потому что нос испорчен городом. Там слишком много запахов.
На третьей неделе Лена стала свидетелем странного ритуала. К стойбищу пришёл шаман из соседнего рода.
— Олени болеют, — объяснил Иван. — Надо духов просить о помощи.
Шаман надел костюм из разноцветных лент, взял бубен и начал петь. Песня была без слов, только мелодия и ритм бубна.
— О чём он поёт? — шепнула Лена.
— Разговаривает с духом оленя. Просит не забирать стадо.
— А это помогает?
— Посмотрим.
Ритуал длился три часа. Шаман входил в транс, кричал, падал на землю, снова вставал.
"Театр", — подумала Лена. — "Красивый, но бессмысленный."
Через неделю олени выздоровели.
— Видишь? — сказал Иван. — Помогло.
— Может, они сами бы выздоровели?
— Может. А может, и нет. Зачем рисковать?
Четвёртая неделя принесла открытие, которое перевернуло представления Лены о семейных отношениях. Оказалось, что у Ивана две жены.
— Как это — две жены? — спросила она Анну.
— Обычно. Сестра умерла, оставила троих детей. Иван взял в жёны, чтобы дети не остались сиротами.
— А вы не ревнуете?
— К чему ревновать? Работы много, детей много. Одной не справиться.
Лена попыталась представить такую ситуацию в Москве. Муж приводит домой вторую жену...
— А вторая жена не против?
— Она благодарна. Без мужа в тундре не выжить.
— А Иван? Ему не тяжело содержать две семьи?
Анна рассмеялась:
— Ему выгодно. Две жены — в два раза больше работы делают. И детей больше родят.
"Практичный подход", — подумала Лена. — "Никакой романтики, только выживание."
На пятой неделе Лена узнала о местных методах воспитания детей. Восьмилетний сын Ивана Алёша упал с оленя и сильно ушибся.
— Ему больно! — забеспокоилась Лена. — Надо пожалеть!
— Не надо, — сказал Иван. — Алёша мужчина.
— Ему восемь лет!
— Возраст не важен. Важно, как себя ведёшь.
Мальчик встал, отряхнулся и молча пошёл к другим детям. Даже не всхлипнул.
— Вы его не любите? — возмутилась Лена.
— Люблю. Поэтому учу быть сильным. В тундре слабые умирают.
— Но он же ребёнок!
— Дети в городе до тридцати лет от мамы не отходят. А наши в десять лет уже стадо пасут.
Действительно, дети в стойбище казались взрослее московских подростков. Умели разжечь костёр, запрячь оленя, найти дорогу по звёздам.
Шестая неделя показала Лене, что значит настоящий холод. Температура упала до минус пятидесяти.
— Сегодня в чуме сидим, — сказал Иван. — На улицу нельзя.
— Почему?
— Дыхание замерзает. Лёгкие обморозишь.
Лена не поверила и высунула нос из чума. Через секунду поняла: Иван не шутил. Воздух был такой холодный, что резал горло как нож.
— Как вы в таком холоде живёте? — спросила она.
— Привыкли. Плохо, когда ветер. А без ветра нормально.
— А если нужно в туалет?
Анна засмеялась:
— Быстро бегаем. И штаны не снимаем.
В тот день Лена поняла: её модная куртка за тысячу долларов стоит меньше, чем дедовская оленья шуба Ивана.
На седьмой неделе произошло событие, которое чуть не стоило Лене жизни. Она решила сфотографировать северное сияние и вышла из чума ночью.
Сияние было невероятным — зелёные и розовые всполохи танцевали в небе. Лена щёлкала фотоаппаратом, не замечая, как мёрзнут руки.
Когда решила вернуться, оказалось, что заблудилась. В темноте все чумы выглядели одинаково.
"Не паниковать", — сказала себе Лена. — "Они где-то рядом."
Через полчаса поняла: "рядом" в тундре может означать километры.
— Иван! Анна! — кричала она.
В ответ — тишина и завывание ветра.
Ещё через час она перестала чувствовать ноги. Фотоаппарат выскользнул из окоченевших рук.
"Всё, конец", — подумала Лена и упала на снег.
Очнулась в чуме, рядом сидел встревоженный Иван.
— Как меня нашли? — спросила она.
— По следам. И олени почуяли — они чужих людей чувствуют за километр.
— А если бы не нашли?
— Нашли бы весной. Замёрзшую.
С того дня Лена не выходила из чума без сопровождения.
Восьмая неделя принесла знакомство с местными деликатесами. Иван поймал рыбу и предложил её... сырой.
— Она не готовая! — запротестовала Лена.
— Самая готовая. Только что из воды.
— Но там могут быть паразиты!
— В нашей рыбе паразитов нет. Слишком холодно.
Рыба оказалась удивительно вкусной. Нежная, сладковатая, совсем не похожая на магазинную.
— А что ещё едите сырым? — поинтересовалась Лена.
— Мясо оленя, печень, мозги.
— Мозги?!
— Самое полезное. Много фосфора для ума.
— А что готовите?
— Ничего. Зачем готовить? Сырое полезнее.
Лена вспомнила модные московские рестораны с их "карпаччо" и "тартаром". Оказывается, сыроедение придумали не повара, а северные народы.
На девятой неделе Лена стала свидетелем самого трогательного момента. Умер старый олень, любимец всего стада.
— Теперь его съедим? — спросила она.
— Нет, — покачал головой Иван. — Его похороним.
— Как похороним?
— По-нашему. Он был особенный.
Оленя завернули в лучшие шкуры, положили в нарты и повезли к священному месту. Там была небольшая возвышенность с деревянными столбами.
— Это что?
— Кладбище оленей. Здесь лежат самые верные, самые умные.
Церемония была простой, но торжественной. Иван произнёс речь на ненецком языке, дети пели песню.
— О чём он говорил? — спросила Лена у Анны.
— Благодарил оленя за службу. Просил духов хорошо встретить его на том свете.
— А дети что пели?
— Песню о том, как олень будет пастись на небесных лугах.
Лена почему-то заплакала. Эти люди относились к животным лучше, чем многие в городе к людям.
Десятая неделя стала последней. Прилетел вертолёт забирать Лену обратно в цивилизацию.
— Не хочешь остаться? — спросил Иван. — Научим настоящей жизни.
— Спасибо, но мне пора домой.
— А что дома ждёт?
Лена задумалась. Что ждёт? Офис с кондиционером, пробки на дорогах, суета, стресс...
— Работа, — сказала она.
— И в чём работа?
— Пишу статьи о красивой жизни.
— А здесь жизнь некрасивая?
Лена оглядела тундру, стойбище, лица друзей. Красивая. По-своему очень красивая.
— Красивая, — признала она. — Но тяжёлая.
— Зато настоящая, — сказал Иван. — А ваша лёгкая, но ненастоящая.
В Москве Лену встретили как героиню. Коллеги хотели услышать байки о "диких северянах", редактор требовал сенсационный материал.
— Ну что, дикари? — спросил главред. — Пьют, дерутся, женщин продают?
— Нет, — ответила Лена. — Они не пьют совсем. Не дерутся. И женщин не продают.
— Тогда о чём писать? Читателям нужна экзотика!
— А как насчёт того, что они умеют быть счастливыми, имея только оленей и снег?
— Скучно. Лучше про шаманов напиши. Или про то, как они сырое мясо едят.
Лена написала статью про шаманов и сырое мясо. Статья имела успех, читатели восхищались "экзотическими дикарями".
Никто не спросил, чему она сама научилась за эти десять недель.
Прошёл год. Лена получила премию за лучший репортаж, переехала в большую квартиру, купила новую машину.
Но иногда, сидя в пробке на Садовом кольце, она вспоминала бескрайнюю тундру. Тишину, которую не нарушали никакие звуки, кроме ветра. Лица людей, которые никогда не врали и не притворялись. Вкус оленины у костра под северным сиянием.
— О чём думаешь? — спрашивал бойфренд.
— О работе, — отвечала Лена.
И это была правда. Потому что десять недель в тундре научили её главному: работа журналиста — не развлекать читателей байками об экзотике. А показывать, что за каждым "диким" обычаем стоят мудрые люди, которые сумели выжить там, где современный человек погибнет за час.
На столе у неё лежала фотография: она с Иваном и его семьёй на фоне стада оленей. Все улыбаются.
Это была единственная фотография, которую удалось спасти после той ночной прогулки. Остальные остались в тундре вместе с фотоаппаратом.
Но эта одна фотография стоила больше всех остальных. На ней было счастье. Настоящее, без фильтров и ретуши.
Такое, какое умеют создавать только люди, знающие цену каждому прожитому дню.