Глава 56.
Ритуал проходил до рассвета. В том же доме, где зеркала шептали тенью, а пол скрипел, будто знал — под ним прятали мёртвых.
Вдова появилась без предупреждения. В теле Ветты, в её шелке, в её походке. Волосы — распущены. Губы — чуть поджаты. Она не улыбалась.
— Готова? — спросила она. Уже не насмешливо. Почти по-сестрински.
Ветта кивнула.
— Что отдашь?
Ветта приложила палец к губам. Потом к горлу. Потом развела руки.
Ответ был ясен.
— Голос, — сказала Вдова. — Прекрасно. Значит, теперь ты молчишь. Навсегда.
Ложкин хотел что-то сказать, но Кий остановил его взглядом.
— Дай ей пройти сама.
Они встали в круг. Кий, Ложкин, и две Ветты. Одна — в теле. Другая — в оболочке, что доживала последние минуты.
Зеркала вспыхнули. Ветер прошёл по комнате, как дыхание из иного мира. С пола поднялся пепел. Старый, тёплый. Он начал кружиться между ними.
Вдова подняла руки. Без слов. Всё было в движении. Без языка. Как будто тьма сама знала, что делать.
И тогда оболочка начала оседать. Медленно. Как вода, стекающая с воска. Ветта стояла — спокойно. Глаза открыты. Кожа её тела — настоящая — начала отливаться из света. Возвращаться к ней, как будто воздух лепил её заново.
Вдова отступила. Её шелк сгорел без пламени. На полу осталась только тень. Без формы. Без запаха.
Когда всё стихло, в комнате стояла она. Настоящая.
Голая. Ветта. В теле, что принадлежало ей. Бёдра сильные. Живот — тёплый. Грудь — с тяжестью. Плечи — гордые.
Но она молчала.
Ложкин подошёл. Протянул ей плащ. Она не взяла. Подошла ближе. Сняла перстень с его пальца, поцеловала оникс, вернула.
Он коснулся её щеки.
— Ты — здесь?
Она кивнула. Провела пальцем по его губам. Потом по груди. Потом снова по губам. Знак «тишины».
— Навсегда? — спросил он.
Она улыбнулась. Покачала головой: не тишина — просто иной язык.
Кий вышел первым. Он не хотел мешать. Он знал, что сейчас начнётся новая игра. Где слов нет, но желания — как звери в клетке.
Ветта одела кожаное белье. То самое. Оно сидело на ней идеально. Ни одного лишнего изгиба. Каждое движение — как заклинание.
Она подошла к Ложкину. Его рука — напряжена. Взгляд — тяжёлый. Он молчал, будто боялся слов, которые могут разрушить всё хрупкое, что только что возникло.
Ветта стояла перед ним. Голая, но в силе. В теле, полном памяти. Она посмотрела на него. Медленно. Как будто последний раз убеждалась: это он. Он провёл её через пустоту.
И тогда она опустилась на колени.
Не как сломленная. Не как побеждённая.
А как женщина, отдающая власть.
Она взяла его руку и приложила к своей голове. Пальцами — к виску. Затем — к губам. Затем — к сердцу.
Здесь ты. Здесь я. Здесь — твоя власть.
Ложкин стоял, не двигаясь. Перстень на его пальце стал тяжёлым, как камень. Он понял: она дала ему не просто себя. Она дала ему право — держать её силу. Направлять. Принимать.
Ветта поднялась. Медленно одела кожаное бельё. Тело двигалось, как музыка. Теперь она снова была собой — но рядом с ним.
Рядом. Ниже. И навсегда — его.