Деньги Ленке отдавать будем. У неё долги страшные остались. — Я смотрел на справку о смерти, которую принесла вдова. Печать районной больницы, подпись врача. Всё как положено.
Девяносто седьмой год. Завод «Металлург» ещё работал, хотя зарплату задерживали по три месяца. Я вёл табель учёта рабочего времени в механическом цехе. Серёга Костин числился у меня токарем четвёртого разряда. Мы с детства дружили — во дворе играли в футбол, в армию вместе пошли. После дембеля он на завод устроился, я в бухгалтерию попал.
Вчера его «шестёрка» не вписалась в поворот на Московском шоссе. Дождь, скользко. Серёга не любил ездить медленно. Теперь не будет ездить вообще. Похороны завтра. Ленка с двумя детьми осталась. Серёга брал кредиты — на машину, на ремонт квартиры. Банки уже названивают. А тут ещё Михалыч со своим предложением.
***
Познакомились мы с Серёгой в первом классе. Он защитил меня от старшеклассников, которые отбирали завтраки. Потом всегда вместе — секция бокса, рыбалка на Волге, первые девчонки. В армии служили в разных частях, но письма писали. После дембеля встретились — оба женились, дети пошли.
Серёга был простой. Работал честно, семью любил. Но деньги к нему не липли. То машину купит в кредит, то холодильник новый жене подарит — опять займы. Я его предупреждал: «Серёга, осторожнее с банками. Не девяностые уже, проценты дерут нормально.» Он только руками махал: «Володька, жизнь одна. Что, детям в обносках ходить?»
Последний раз виделись две недели назад. Встретились случайно у «Копейки». Серёга нёс пакеты — колбаса, конфеты детям. Говорил, что взял ещё один кредит, на отпуск семьёй съездить. «В Сочи хочу Ленку свозить, — сказал. — Давно обещал.» Теперь вместо Сочи — кладбище.
***
— Михалыч, это же подлог документов, — сказал я, откладывая справку. — Если проверка будет?
— Какая проверка? — Он усмехнулся. — Кому мы нужны? Завод дышит на ладан, половина цехов не работает. Главбух пьёт третий день, директор в Москве кредиты выбивает. Кто табель смотреть будет?
Михалыч был прав. На заводе творился хаос. Рабочие месяцами без зарплаты сидели, многие подрабатывали на стороне. Кто-то торговал на рынке, кто-то грузчиком в частных магазинах. Учёт велся формально — главное, чтобы бумаги были подписаны.
— А как технически? — спросил я. — Серёга же не выходил на работу.
— Больничный оформим задним числом. У меня связи есть в поликлинике. Скажем, лежал с радикулитом. Потом — отпуск. А там уже и увольнение по собственному желанию. Всё чисто.
Чисто… Я представил Ленку с детьми. Младшему четыре года, старшей — восемь. Квартира в ипотеке, кредиты висят. На Серёгину зарплату они хотя бы полгода протянут. А потом — посмотрим.
— Ленка знать будет? — спросил я.
— Нет. Ей скажем, что завод задолженность по зарплате выплачивает. По частям. Она и рада будет.
***
Домой я шёл пешком через старый район. Пятиэтажки хрущёвского времени, дворы с покосившимися качелями. У подъезда бабки на лавочке сидели, семечки лузгали. Говорили про цены, про то, что в магазинах опять хлеба нет. Жизнь шла своим чередом.
А если поймают? Уголовная статья — подлог документов. Тюрьма. Жена работает в школе учителем, сына исключат из института. Всё рухнет. Но с другой стороны — Ленка с детьми. Серёгины дети. Мы же крёстными друг у друга были.
Дома жена готовила ужин. Сын делал уроки — поступил на экономический факультет, учился хорошо. Нормальная семья, спокойная жизнь. Зачем рисковать?
— Пап, а что с дядей Серёгой? — спросил сын. — Мама сказала, что он разбился.
— Разбился, — подтвердил я. — Завтра хоронить будем.
— А тётя Лена как? С детьми что делать будет?
Вот именно. Что делать будет? Серёгина зарплата — семь тысяч рублей. За четыре месяца — двадцать восемь тысяч. Для Ленки это спасение. Хотя бы время выиграет, работу найдёт или родственники помогут.
На похоронах было много народу. Серёгу любили — простой мужик, никого не обижал. Ленка стояла у гроба в чёрном платье, дети рядом жались. Младший не понимал, что происходит, старшая плакала. После кладбища поминки были — водка, селёдка под шубой, разговоры о том, каким хорошим человеком был Серёга.
Михалыч подошёл ко мне, когда народ расходиться стал:
— Володя, решил?
Я посмотрел на Ленку. Она убирала со стола, двигалась как во сне. Завтра начнутся звонки из банков. Послезавтра — угрозы. Через месяц — исполнители.
— Решил, — сказал я.
***
Первую зарплату Серёги я отнёс Ленке через неделю после похорон. Сказал, что завод начал гасить долги по зарплате, выплачивает помесячно.
— Володя, спасибо, — она взяла конверт дрожащими руками. — Я уже не знала, что делать. Из банка звонят каждый день.
— Серёга хорошо работал, — соврал я. — Завод долги помнит.
Она заплакала. Я стоял в прихожей их квартиры — той самой, за которую Серёга кредит брал. Обои новые, мебель. Всё для семьи делал.
Если узнают — срок дадут. Но Ленка с детьми хотя бы месяц спокойно поспит.
Михалыч документы оформил как обещал. Больничный лист задним числом, потом отпуск. В табеле я ставил Серёге отработанные дни. Почерк его знал — сколько раз подписи в ведомостях видел. Технически всё выглядело нормально. Только я знал, что подделываю документы на мёртвого друга.
***
Четыре месяца я возил Ленке деньги. Она устроилась продавцом в частный магазин, дети в садик и школу ходили. Постепенно жизнь налаживалась. Банковские долги частично погасила, частично реструктуризировала.
В декабре пришло время «увольнять» Серёгу. Михалыч оформил заявление по собственному желанию, я поставил последнюю подпись в табеле. Всё. Серёга Костин больше не числился работником завода «Металлург».
Ленке сказали, что выплаты закончились — завод больше не может. Она поблагодарила, сказала, что очень помогли. Устроилась на вторую работу — уборщицей в офисе. Детей поднимала одна, но справлялась.
Через год завод закрыли окончательно. Михалыч ушёл на пенсию, я нашёл работу в частной фирме. Проверок никаких не было — кому нужны документы мёртвого предприятия?
Серёгу я вспоминаю часто. Особенно когда мимо кладбища езжу. Прости, брат, что подписи твоей подделывал. Но Ленка с детьми выжили. Это главное.
***
В девяностые каждый выживал как мог. Кто-то воровал открыто, кто-то обманывал покупателей, кто-то спивался от безысходности. Я подделал документы на мёртвого друга. Закон нарушил, но совесть чиста. Серёга бы понял. Он сам бы так поступил, если бы я разбился, а он остался. Дружба дороже параграфов в кодексе. Особенно когда речь о детях идёт.