Текст Андрей МУСАЛОВ
Короткий рассказ
Однажды я застрял во Владивостоке. Как всегда подвели моряки. Они обещали репортаж. Большой репортаж. Но никак не складывалось. То их корабли внезапно снимались с якоря и уходили в море, оставив меня на берегу. То вдруг менялась погода. То мне предлагали двигаться за репортажем из Владивостока куда-то на Сахалин.
Время командировки шло, деньги таяли. В какой-то момент я понял, что нужно менять тему и ехать на границу с Китаем. Туда, где через границу перли толпы китайцев. Где «оттуда» сюда переходили банды охотников за женьшенем и древесными лягушками, а отважные пограничники смело вступали с ними в бой...
Плюнув на посулы моряков, я отправился на автовокзал. Но автобус до пограничного Гродеково никак не отправлялся — не могли набрать нужное число пассажиров (на дворе стоял девяносто седьмой год и бизнес был важнее расписания). В кассе автовокзала предложили подождать пару деньков. Пара деньков на другом конце полушария с очень фиксированным бюджетом?!
Хостелов в городе тогда еще не было, как и дешевых отелей-мотелей. Побродив по городу, я познакомился с компанией крепко сбитых мужиков. В них самым примечательным были огромные, толстенные, покрытые шрамами пальцы, словно вырезанные из древнего дуба. Оказалось, что это рыбаки с кого-то траулера. Выпили-закусили, поболтали «за жизнь».
Новые знакомые указали мне на самое дешевое пристанище в городе — Межрейсовый дом рыбаков. Поднявшись по кривопутью на одну из сопок, торчавших в центре Владивостока, посреди помоек я обнаружил невзрачную пятиэтажку. Здесь одинокие рыбаки-моряки, а то и просто бичи, кантовались в перерывах между выходами в море. Внутри все было просто — дощатые полы, стол-стул, койка и радиоточка. Удобства в конце длинного коридора. Зато цена за проживание оказалась баснословно подходящей.
Поев что-то, я уселся на огромный подоконник и уставился в окно. Оказалось, что здание стоит в самом центре города. Где-то внизу переливалась огнями бухта Золотой рог, окруженная рядами квадратных серых многоэтажек. Медленно двигаясь, грохотали допотопные трамваи. Кутаясь, шли под зонтиками редкие прохожие. В воздухе висела мрачная морось. Местные называют это время года «чилимой». Говорят, что в такую погоду к берегу подходит особо вкусные креветка — чилим. На меня чилима нагоняла меланхолию и уныние.
Но главное, где-то, за много тысяч километров, меня дожидалась Лена, с которой у нас полыхала Самая Великая на свете любовь. А я сидел здесь, без конца чего-то ожидая, в промозглом мрачном городе, глядя на то, как мелкие капли сливались в крупные, а те медленно скатывались по холодному стеклу.
В углу бубнила радиоточка. Унылый голос диктора лишь дополнял тоску. Затем пропал и он. Комнату наполнила тишина, прерываемая лишь мерными ударами капель по стеклу.
Казалось, эта тишина будет длиться вечно, но тут из динамика донеслось постукивание барабанных палочек. Они ритмично и часто били по тарелкам, привлекая внимание и наполняя пустую комнату шелестом, напоминавшим стрекотание множества цикад.
Затем ударные дополнило звучание пианино. Словно соревнуясь с барабанными палочками, звуча отрывисто и ритмично, оно обострило повторяющийся темп, словно готовя к чему-то.
Возникшая мелодия то нарастала, то затухала, словно языки пламени. А затем в дело вступил саксофон. Его линия звучала остро, прозрачно и хрустально, несколько в стороне от основного ритма. Меланхолично и, в то же время, бодро, саксофон наполнил комнату плотным, чередующимся звуком. Его звучание напоминало ручей, журчавший среди берегов, заданных ударными и фортепиано.
Мозг услужливо подсказал, что это «Take Five» — миллион раз прежде слышанная джазовая композиция. Слышанная на бегу, фоново, в глупой суете будней. Но сегодня, в этой пустой комнате, давно знакомая музыка зазвучала совсем иначе, осязаемо заполнив все вокруг, словно живительный кислород.
Я продолжал смотреть за окно, где мрачные сумерки на глазах сменялись сиреневым майским вечером. Морось все также висела в воздухе, капли все также стекали по оконному стеклу. Но звуки джаза задали картинке за окном новый ритм. В такт ему покачивались на волнах корабли в гавани, огни фонарей таинственно и призрачно мерцали сквозь капли водяной пыли, ряды многоэтажек приобрели красивый геометрический рисунок, наполненный густыми синими тенями. В этот момент Владик уже не казался мне мрачным и нелюдимым.
Напротив, он обрел шарм портового города, не доступный сухопутным собратьям. Дослушав музыкальную тему до конца, я улегся спать. Впереди был новый день и Большой репортаж. Через месяц — возвращение в Москву, встреча с Леной и обычная кутерьма повседневности. Но теперь у меня в памяти навсегда оставался этот отличный вечер и этот отличный ритм.