В советском кино слово «талант» звучало как приговор — зритель требовал безупречности от артиста не только но экране, но и в реальной жизни. оДнако блистательный свет софитов ослепляет, а аплодисменты иногда заглушают голоса, с которыми актёры остаются наедине. Это истории шести артистов, чья карьера была многообещающей, а финал — на больничной койке. Все они — от Татьяны Самойловой до Григория Гая — провели последние годы под наблюдением психиатров. Давайте окунёмся в прошлое, чтобы узнать о том, почему так произошло.
Татьяна Самойлова
После «Летят журавли» она стала всесоюзной звездой. А вскоре фильм принёс СССР единственную «Золотую пальмовую ветвь», а набережная Круазет в Каннах сохранила отпечаток её ладони — признание первой советской актрисы серьёзного кино за границей. Голливуд звал отчаянно, Европа манила гонорарами, но Самойлова согласилась всего на три зарубежных картины.
Её пик — «Анна Каренина» 1967 года: сцена с Лановым до сих пор сохранилась в памяти многих зарубежных киноманов. Дальше — падение, в котором нет метсо для морали. К сорока годам пришёл развод с четвёртым мужем, в сорок один — последняя роль в советском кино. Четверть века растворилась в провале, который принято называть «личными обстоятельствами». Старость Самойлова встретила в психиатрических клиниках, среди них — больница Кащенко, куда в разные годы привозили других известные артисты.
Михаил Козаков
Лёгкость интонации, хлёсткая ирония, магнетизм голоса — Козаков одинаково уверенно держал зал, камеру и паузу. Государственная премия в тридцать три, контакты со спецслужбами, спецзадания, частная жизнь как сериал без финальных титров — всё это складывалось в биографию, на которую оглядываются с уважением и опаской. Ещё в 1980‑м он задумал экранизировать самую «непопулярную» повесть Пушкина в среде кинематографистов — «Пиковую даму». Киношники обходили её как проржавевший люк посреди улицы: дурная репутация, несчастливые совпадения, незавершённые попытки. Но Козаков рискнул.
Съёмки стартовали лишь в 1987 году на Литовской киностудии — и словно карточная колода начала сыпаться прямо из рук крупье. Несколько эпизодов — и машина скорой помощи: артиста увозят в психиатрическую клинику. Фильм так и остался незавершённой ставкой. Однако настоящий удар пришёл позже. В 2010 году 76-летний Козаков оказался в Соловьёвской больнице с тяжелейшей депрессией: болезненные разрывы, брак с молодой женой, конфликтующий с возрастом и гордостью, — спираль, в которой каждое новое кольцо туже прежнего. Полтора месяца в стационаре, отчаянные звонки Анне Ямпольской с признаниями о намерении уйти, диагноз — неоперабельный рак лёгких, а через год — смерть в израильской клинике.
Юрий Орлов
Этот человек из тех, на кого режиссёры ставят в военном кино: волевые черты, взгляд, который выражает боль. На съёмках «Иванова катера» Орлов покорил Валентину Талызину, затем последовали «Белорусский вокзал», «Тени исчезают в полдень», «Рождённая революцией». Он играл тех, кто возвращается из боя. Годы спустя Талызина случайно встретила его в Москве и не узнала: измождённый, словно не ел неделями. Актриса пригласила бывшего кавалера на ужин — это была жалость, смешанная с надеждой, будто тарелка супа даст человеку новое место в жизни.
По рассказам Валентины Талызиной, как-то раз из ванной донеслись тревожные звуки — и открылся кадр, который невозможно смонтировать так, чтобы он не резал глаз: Орлов хлопал руками в воде, как огромная рыба, с пустыми стеклянными глазами. Вода разливалась по полу, хозяйка молча перекрыла кран. В этот момент экранная мужественность оказалась бессильной перед безмолвной болезнью. В 1987 году их обоих позвали на переозвучку «Иванова катера»: четыре дня работы, тёплые застолья, гонорар, билет в самолёт — и через несколько дней Орлова находят в Кащенко. Талызина не оставила его: навещала, помогала, пыталась вытянуть в быт. Но попытки социализации рушились, как карточный домик на сквозняке. Он умер в психоневрологическом интернате, так и не вернув себе рассудок.
Николай Гриценко
Народный артист СССР входил в кадр так, будто вместе с ним в комнату проникало электричество. Генерал в купе со Штирлицем — взгляд, от которого инеем покрывались стеклянные перегородки. Он стал завклубом-мерзавцем из «Большой семьи», принёсший труппе Каннский приз, Карениным и Адъютантом с блистательными погонами — зрителю обожали любого Гриценко.
Однако память, на которой держится все актёрская профессия, предала его. Деменция наступала быстро: в театре Вахтангова он уже видел не бухгалтерию, а воров, крадущих его собственные деньги. Тот, кто вчера уверенно держал себя во время крупных планов, сегодня не мог распознать очертаний мира. Родная сестра, не справившись с нарастающей бедой, отвезла артиста в психиатрическую больницу. Гриценко умер в 67 лет — возраст, в котором кто-то подводит итоги, а кому-то ещё только предлагают главные роли.
Ролан Быков
С юности за его спиной тянулся шёпот — болезненный, спрятанный под кассовыми успехами. После войны он провёл пять месяцев в печально известном учреждении Кащенко. Этот факт, который деликатно не произносили вслух его коллеги, но который, подобно тёмному камню, всегда ощущался в кармане. В 70-е режиссёр Александр Зархи говорил: звание заслуженного за Быковым не закрепляют именно из‑за его «чудностей». Их демонстрацией стал эпизод в поезде Москва — Ленинград: актёр справил нужду в купе, терпеливо объясняя иностранцам, что это — лишь разлитое вино. Скандал, который в пересказах постоянно меняет оттенки, но не меняет сути — это был крик нервной системы, а не хулиганство.
90-е принесли другие странности: по словам врачей кремлёвской больницы, депутат СССР мог принять платяной шкаф за уборную — а утром смеяться над собой, как над неудачной репризой. Смех оказывался спасательным кругом на воде, которая с каждым разом становилась глубже. Коллеги замечали в Ролане Быкова не только нерв, но и почти мистическую силу — Лев Прыгунов писал о его «способностях», ранящих окружающих. А в литературе появился, пожалуй, самый страшный двойник: жестокий отчим из «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева списан с Быкова.
Григорий Гай
У Григория Гая был редкий дар — фиксировать на плёнке не эмоцию, а то, из-за чего она произойдёт. Его глаза — будто два прицела — в «Сатурне», «Возмездии», «Пути к причалу», в «Крахе инженера Гарина» создавали ощущение, что герою знакомы тёмные коридоры власти и войны. Сталинская премия закрепила образ сильного человека, которому положено побеждать.
Но в 1985 году его последней работой стал телефильм «Грядущему веку» по сценарию Георгия Маркова. После — молчание. Последние десять лет он провёл в психиатрической больнице. По сообщениям прессы, болезнь ударила в то место, которое не вылечить таблетками: уход и эмиграция жены разом выдернули почву из-под ног Гая. Одиночество оказалось сильнее киногероев — и сильнее актёра, который привык изображать их неуязвимыми.
Больше об судьбах звёзд советского кинематографа вы можете узнать из следующих книг:
Похожие материалы: