27 июля 1935 г. завершился, пожалуй, самый малоизвестный процесс в череде сталинских репрессий – так называемое «кремлевское дело». С ним связано падение секретаря президиума ЦИК СССР Авеля Енукидзе и коменданта Кремля Рудольфа Петерсона. Кроме того, разбирательство привело к ликвидации Льва Каменева. А началось все с банальных сплетен.
«Клубок» из разговоров
16 декабря 1934 г., через две недели после убийства первого секретаря Ленинградского обкома Сергея Кирова, секретно-политический отдел НКВД получил донос на трех кремлевских уборщиц, которые якобы обсуждали Иосифа Сталина. Согласно документу, одна из них, Анастасия Константинова, в личной беседе произнесла: «Товарищ Сталин хорошо ест, а работает мало. За него люди работают, потому он такой и толстый. Имеет себе всякую прислугу и всякие удовольствия».
Другая – Анна Авдеева, совсем молодая девушка из подмосковной деревни, – якобы обронила фразу: «Сталин убил свою жену. Он не русский, а армянин, очень злой и ни на кого не смотрит хорошим взглядом. А за ним-то все ухаживают. Один дверь открывает, другой воды подает». Третью уборщицу звали Бронислава Катынская. По словам доносчика, она заявила: «Вот товарищ Сталин получает денег много, а нас обманывает, говорит, что он получает 200 руб. Он сам себе хозяин, что хочет, то и делает. Может, он получает несколько тысяч, да разве узнаешь об этом?»
Сначала донос дошел до Авеля Енукидзе и Рудольфа Петерсона, но ни один, ни другой на него внимание не обратили. А вот в НКВД заинтересовались. 19 января 1936 г. Енукидзе и Петерсон встретились со Сталиным, наркомом внутренних дел СССР Генрихом Ягодой и начальником оперативного отдела главного управления государственной безопасности НКВД Карлом Паукером. Вероятно, именно тогда Сталин распорядился, чтобы чекисты разобрались с этими сплетнями. Историки полагают, что вождь лично был заинтересован в результате.
«О том, что первопричиной возникновения "кремлевского дела" было именно недовольство Сталина сплетнями о его персоне, свидетельствует не прекращавшийся на протяжении всего следствия интерес чекистов к "клевете" на вождей, а также упорная и подробная фиксация этих "наветов" в протоколах допросов <...> Чекисты еще и потому рьяно взялись за дело, что уже давно точили зуб на Енукидзе, который не только зачастую игнорировал их "сигналы" в отношении тех или иных работников Секретариата ЦИК, но, как жаловался Ягода на июньском пленуме 1935 г., еще и "завел в Кремле свое параллельное ГПУ", и как только выявлял нашего агента, он немедленно выгонял его» (из книги Василия Красноперова «Анатомия "кремлевского дела"»).
Между собой сотрудники НКВД назвали это дело кодовым словом «клубок». 20 января Паукер и руководитель СПО Георгий Молчанов принялись его «разматывать», организовав допрос уборщиц, продолжавшийся в течение 11 дней. Успех был относительным: число подозреваемых расширилось – к ним добавилась кремлевская телефонистка Мария Кочетова.
В ходе допроса всплыло все больше запретных тем, которые обсуждали между собой работники Кремля: загадка смерти жены Сталина, убийство Кирова, критика вождя Лениным, необходимость переработки Конституции. Несмотря на то что показаний едва хватало на статью о «распространении клеветнических слухов», НКВД вменило подозреваемым «контрреволюционные взгляды».
На одном из заседаний оргбюро ЦК Сталин подлил масла в огонь: «Единственный человек, который имеет доступ в квартиры наших руководящих людей, – это уборщица, которая убирает помещения, это библиотекарша, которая приходит на квартиру под предлогом привести книги в порядок. Кто она, мы часто этого не знаем. Существуют самые разнообразные яды, которые можно использовать очень легко. Насыпал яду в книгу – берешь книгу, читаешь и пишешь, насыпал яду на подушку – ложишься в постель и дышишь, а через месяц – кончено».
След Каменева
27 января был арестован Борис Розенфельд, работавший инженером московской ТЭЦ, а еще через четыре дня – порученец коменданта Кремля Алексей Синелобов. В показаниях их имена не фигурировали, и, судя по всему, уборщицы их даже не знали. Однако Борис Розенфельд был племянником опального революционера Льва Каменева.
История противостояния Каменева и Сталина началась через некоторое время после смерти Ленина. Каменев уже был обвинен по делу «Союза марксистов-ленинцев» в 1932 г. и пережил ссылку в Минусинск, после чего публично покаялся, однако это не уберегло его от дальнейших репрессий.
Бывший герой революции, а теперь высокопоставленный политзаключенный, буквально за несколько дней до ареста родственника – 16 января 1935 г. – был приговорен к пяти годам лишения свободы по делу так называемого «Московского центра» (одной из якобы существовавших подпольных контрреволюционных групп). И его племянник оказался замешан в новом процессе неслучайно.
«Розенфельд и Синелобов, судя по доступным сегодня документам, были обречены, загодя предназначены в жертву. Ведь их аресты ничем формально не мотивировались. Ни чьими-либо показаниями, ни хотя бы доносами. И потому можно с большой долей уверенности утверждать, что НКВД действовал по некоему заранее подготовленному плану. Его сотрудники давно уже определили, кого необходимо арестовать для создания "дела", для быстрого выведения следствия на комендатуру Кремля и правительственную библиотеку» (из статьи историка Юрия Жукова «Тайны "кремлевского дела" 1935 г. и судьба Авеля Енукидзе»).
Новые допросы еще сильнее расширили круг подозреваемых. Теперь в него вошли оба родителя Розенфельда. Отец Николай был родным братом Каменева, а мать Нина (в девичестве – княжна Бебетова) привлекла внимание спецслужб сочетанием происхождения и работы в кремлевской библиотеке. Через нее сотрудники НКВД вышли на двух коллег – Екатерину Муханову и Елену Раевскую, которые тоже были из дворян.
Арестованный Синелобов дал показания на коменданта Кремля Василия Дорошина и начальника спецохраны Ивана Павлова. «Только теперь начальство СПО смогло говорить и о "кремлевском деле", и о трех составляющих его группах – уборщиц, библиотекарей, комсостава комендатуры. Да еще и связать "дело", хоть пока и косвенно, с Каменевым» (из статьи Юрия Жукова).
«Список 17-ти» и охрана Кремля
Неизвестно, как далеко бы зашло это дело, если бы не одно неосторожное высказывание Дорошина, которое привело к изменению фабулы преступления: вместо «контрреволюционных взглядов» заговорщикам стали вменять подготовку к убийству Сталина. 7 февраля в ответ на наводящий вопрос он заявил: «Я знал список 17-ти в связи с занимаемой должностью, но неправильная система в использовании этого списка привела к тому, что из секретного он превратился в несекретный. По моим подсчетам, этот список расшифрован перед восемью ротами красноармейцев-курсантов кремлевского гарнизона».
Речь шла о системе безопасности: высшим партийным функционерам были присвоены секретные номера, которые отмечались при въезде чиновников в Кремль и при выезде из него. То, что список «расшифрован», было вполне естественным, ведь курсанты со временем соотнесли номера с конкретными людьми. Однако в НКВД посчитали это частью заговора. Количество обвиняемых увеличилось.
Через неделю, 14 февраля, политбюро по представлению Ягоды утвердило решение «Об охране Кремля». Документ кардинальным образом изменил всю систему обеспечения безопасности и правительственных зданий, и проживавших в них руководителей страны. Главным результатом изменений в системах Кремля стало то, что все они теперь полностью подчинялись НКВД.
Преступное расположение
Еще одно направление дело получило после того, как допросу подверглась бывшая сотрудница кремлевской библиотеки Екатерина Муханова. Она рассказала о том, что в 1933 г. благодаря расположению Авеля Енукидзе получила путевку в дом отдыха Большого театра. Там она познакомилась с сотрудницей консульства Великобритании Н. Бенксон, с которой впоследствии продолжила общение и дружбу.
Одни эти слова позволили НКВД включить в состав подозреваемых «крупную рыбу» – некогда друга и соратника Сталина Енукидзе, положение которого со временем становилось все более шатким. А упоминание в показаниях иностранной гражданки автоматически превратило простое общение в контрреволюционную деятельность, спонсируемую из-за рубежа.
21 марта политбюро утвердило сообщение «Об аппарате ЦИК СССР и тов. Енукидзе», написанное секретарем ЦК Николаем Ежовым. В сообщении говорилось, что старого большевика переводят на другую должность «в качестве одного из председателей ЦИКа Закавказья». При этом, хотя следствие по «кремлевскому делу» еще шло, в сообщении рассказывалось, что «было обнаружено в последнее время несколько связанных между собою контрреволюционных групп, ставивших своей целью организацию террористических актов в отношении руководителей советской власти и партии и в первую очередь в отношении товарища Сталина». Отдельно, впрочем, оговаривалось: «Само собой разумеется, что тов. Енукидзе ничего не знал о готовящемся покушении на товарища Сталина, а его использовал классовый враг как человека, потерявшего политическую бдительность, проявившего не свойственную коммунисту тягу к бывшим людям».
Расправляться с Енукидзе не спешили, но тучи над ним сгущались. Бывший глава ЦИКа отказался от перевода в Тифлис на новую должность, попросив длительный отпуск по состоянию здоровья. В это время Максим Горький писал Сталину: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Не так поражает поведение Енукидзе, как постыдно равнодушное отношение партийцев к этому поведению. О том, что старик тесно окружен дворянками, меньшевичками и вообще говенными мухами – давно знали и говорили даже беспартийные».
Уже на июньском партийном пленуме прозвучал доклад «О служебном аппарате Секретариата ЦИК Союза ССР и товарище А. Енукидзе». Его снова делал Ежов. «НКВД вскрыл пять связанных между собой, но действовавших каждая самостоятельно террористических групп»: в правительственной библиотеке, комендатуре Кремля, троцкистов – военных работников, троцкистской молодежи, бывших активных участников белогвардейского движения. По словам Ежова, они представляли собой «единый контрреволюционный блок белогвардейцев, шпионов, троцкистов и зиновьевско-каменевских подонков»: «Все эти озлобленные и выкинутые за борт революции враги народа объединились единой целью, единым стремлением во что бы то ни стало уничтожить товарища Сталина».
После этого пленум единогласно исключил Енукидзе из партии. При этом из числа обвиняемых он был все-таки выведен.
Приговор и последствия
27 июля 1935 г. состоялось закрытое судебное заседание, на котором без участия гособвинителя и защиты приговорили 30 человек. Еще 80 человек были осуждены особым совещанием при НКВД за две недели до этого, 14 июля. Их обвинили в подстрекательстве к совершению террористического акта в отношении Сталина и контрреволюционной деятельности.
Главной «звездой» процесса стал Каменев: ему дали еще 10 лет лишения свободы сверху. К исключительной мере наказания – расстрелу – были приговорены Синелобов и начальник отделения разведывательного управления РККА Михаил Чернявский. Остальные получили от 2 лет ссылки до 10 лет заключения. Среди осужденных были 11 уборщиц, 18 сотрудников библиотеки, шесть сотрудников секретариата Президиума ЦИК, 16 военнослужащих и сотрудников комендатуры, 48 работников разных производств и предприятий, шесть домохозяек и пять родственников Каменева.
На суде Каменев не признал себя виновным и заявил, что ничего не знал о заговоре с целью убийства Сталина. Он отрицал свое знакомство с другими обвиняемыми, за исключением родственников. Дело против Каменева строилось почти полностью на показаниях его брата Николая, полученных под давлением. Через два года Розенфельда приговорили к расстрелу, после чего он заявил, что показания по «кремлевскому делу» были ложными.
Самого Каменева в августе 1936 г. снова осудили – по делу «троцкистско-зиновьевского объединенного центра». 24 августа ему назначили высшую меру наказания, а 25 августа расстреляли.
Енукидзе, избежавший обвинения по «кремлевскому делу», не сумел избежать следующих репрессий. С сентября 1935 г. он был переведен в Харьков, а уже 11 февраля 1937 г. арестован, обвинен в измене родине и шпионаже и расстрелян.
Петерсон также не был в числе обвиняемых по «кремлевскому делу», однако лишился своей должности и был переведен в Киев в качестве помощника командующего Киевским военным округом. 27 апреля 1937 г. он был арестован по обвинению в участии в «контрреволюционной террористической организации», приговорен к расстрелу и казнен в тот же день.
Большая часть тех, кто был обвинен в июле 1935 г. и получил даже небольшие сроки, уже не вышли на свободу. Многие были повторно осуждены и расстреляны в 1937 г. Так, это произошло со всем семейством Розенфельд, бывшим библиотекарем Екатериной Мухановой, Василием Дорошиным и многими другими.
Подпишитесь на «Ведомости» в Telegram
Читайте также:
Экономисты дали прогноз по ключевой ставке на конец года
Как Александр Чачава стал владельцем 27,71% Ozon
Думская комиссия предложила депутату Селезневу извиниться перед коллегой Ниловым