- О, Надежда, - раздался над головой знакомый басок. – Легка на помине!
Она глянула вверх. Прокурор района Игорь Николаевич Матвеев попивал чаёк у раскрытого окна, довольно щурился и сиял безмятежной улыбкой.
- Здравию желаю, - ответила Надежда и заметив в левой руке прокурора печенюшку, добавила. – Приятного аппетита.
- Да уж приятнее некуда, - неожиданно посуровел прокурор и отставил чашку. - Ну-ка, зайди ко мне. Разговор есть.
- Так вы при исполнении, или просто поболтать? А то велосипед девать некуда.
- Нашла отмазку, - хмыкнул прокурор. – Оставь его, так и быть, рядом с постом на входе. И смотри мне, - он постучал костяшками пальцев по подоконнику, - не вздумай сбежать!
Надежде не очень понравился его тон, но перепалка с бывшим одноклассником, зубрилой и педантом, никак не вписывалась в ее планы. Пробормотав сердито: «Зануда!», она покорно направилась к высокому крыльцу прокуратуры.
Приёмная оказалась пустой, но дверь в кабинет была приоткрыта. Матвеев восседал за столом под сенью важных портретов и четырех знамен: российского, ведомственного, краевого и районного, и делал серьезный вид, уставившись в какие-то бумаги.
«Ах ты ж, боже мой, пупсик при делах», - умилилась Надежда, но вслух свой восторг не озвучила и, переступив порог, поинтересовалась:
- Чего звал?
- Чего звал, - передразнил, скривившись Матвеев. – Того и звал, что бесчинствуешь ты, Надежда на своем избирательном участке. Руки распускаешь, закон нарушаешь. Депутатской неприкосновенностью пользуешься, или думаешь твой Упы…, пардон, капитан Упрямов, от тюрьмы отмажет? – и махнул рукой на стул. – Чего у порога торчишь? Проходи уже, присаживайся.
- Так уж от тюрьмы? Говори, да не заговаривайся!
Надежда к столу подошла, остановилась напротив прокурора, но садиться не стала, только взялась за спинку стула, словно приготовилась к обороне.
- Некогда мне! Говори быстрее, что стряслось?
- А то ты не знаешь? Может, тебе интернет включить? Твой Вонялкин опять видео в сеть выложил. За полчаса десять тысяч просмотров. Мне уже из края позвонили, интересуется, что у меня под носом творится в Загадаеве. Откуда, мол, этот заповедник беззакония и насилия взялся?
- Венька, значит? – Надежда задумчиво почесала кончик носа. – Ох и наскребет он на свою патлатую голову…
- Только без рукоприкладства, - выставил пухлые ладони, как щит, местный законник. – И без смертоубийства. Главное, телефон у него отбери, коли проучить вздумаешь!
- Кого я хоть рукой тронула? – рассердилась Надежда. – Сравни, мой и твой кулак. А все туда же! Создали мне славу чуть ли ни монстра местного разлива. Я ведь за порядок бьюсь, за соблюдение законов, за чистоту в селе, за то, чтобы не пили и не браконьерничали!
- Ты, конечно, женщина интеллигентная. Местами. Но кто ж твой кулак не знает? - усмехнулся Игорь Николаевич. – Маленький, да удаленький. Помнишь, как в волейбол играла. Так на подаче мяч закручивала, как торпеда, летел. – И опять посуровел. – Кого хоть отметелили? По виду не нашенские?
- Не нашенские, - вздохнула Надежда и, наконец, присела. – Городские. На дорогом катере заявились. Избой Тунгуса хотели завладеть. Какую-то его родню нашли. Из алкашей. Самого деда то ли опоили, то ли укололи чем… Пришлось отбивать у этих подонков.
- Надо же, - Матвеев озадаченно почесал в затылке, - старая изба… С какого перепуга? Я бы понял, квартира в городе… То, сё… А то халупа в глухой деревне.
- Не халупа, а вполне себе крепкий домина. Пятистенка, баня, погреб, летняя кухня, огород большой, сараи… И не глухая деревня, а село. Заметь, самое крупное после райцентра.
- Ой, не говори мне за село, - отмахнулся Матвеев. – Мой дом покруче будет, а вот уже второй год продать не могу. Никому твое Загадаево даром не нужно.
- С чего вдруг только мое? - поразилась Надежда. - Как родителей перевез, так и село чужим стало?
- Оставь это, - поморщился прокурор, - а то заплачу! – И смерил ее взглядом. – Ты там осторожнее, чтоб впредь никаких скандалов…
- Ладно, - отмахнулась Надежда. – Напугал и убедил. Ты лучше разберись с эти нотариусом и его командой. Сдается мне, что он не отстанет от деда. И еще… Помог бы ты Толика найти, сына Тунгуса. Ну, не пропал же он бесследно. Исправно из Нового Уренгоя переводы шлет. Раз в три месяца обязательно. Но ни адреса, ни телефона. И хоть бы письмишко какое написал.
- Хорошо, попробуем отыскать. Может, осужден?
- С чего вдруг осужден? Как он деньги тогда присылает? Или ты Толяна не знаешь? Помнишь, как он наркоманов местных гонял? А как Юрку Черкасова заломал, когда тот птичник трактором из ревности разворотил, где Люська, жена его работала. Толику – семнадцать, а Черкасову за тридцать. Бугай под два метра ростом. Ты ж ему тогда помогал. Помнишь, только-только на каникулы приехал после третьего курса. Мы с тобой в аэропорту в Красноярске встретились, – и вздохнула. - Тогда еще самолет в Загадаево летал. Ан-2. Пока летит, дребезжит, как консервная банка.
Матвеев поднялся из-за стола, подошел, обнял сзади за плечи.
- Надя, ты не представляешь, как я хочу в Загадаево. Порыбачить на зорьке, по грибы сходить в Марьин лог, водочки выпить после твоей баньки, на яру вечерком посидеть, воздухом енисейским надышаться … Эх, - он досадливо махнул рукой. – Кручусь, как белка в колесе. А в отпуск – на море. Не понимает моя благоверная, что для меня Загадаево значит. Городская она… Там, говорит, мошка и петухи по утрам голосят… Не нравятся ей петухи.
- А тут петухов нет? Тут они не поют?
- Поют, но на окраине. В центре всех извели. А в Загадаево чисто Кубанский казачий хор…
- Так ты один приезжай, - улыбнулась Надежда. – Или сыновей прихвати. Познакомь с малой родиной.
- Хотел как-то, - вернулся в кресло Матвеев. - Не отпускает моя мальчишек. Боится Енисея, как змеи. Мол, вдруг катер потонет. – И протянул Надежде ладонь. - Давай, подруга, не беспредельничай там… В случае чего звони, я помощь пришлю. А сама не лезь…
- Спасибо, Игорь, - Надежда пожала ему руку. – Я пойду?
- Иди, - кивнул прокурор и пристально посмотрел на нее. – Ты это… Не знаю, как сказать. Упрямов на повышение пошел. В звании повысили. Всей службой участковых будет руководить. Ты в курсе?
- Нет! А зачем ты это мне говоришь? – Надежда прищурилась. – На что намекаешь?
- Ни на что не намекаю, - с досадой произнес Матвеев и подтянул папку с бумагами. – Он ваш околоток как свои пять пальцев знает, сама понимаешь, а сейчас придет лейтенантик сразу после вуза…
- Все желторотыми начинают, а потом в таких орлов вырастают! - усмехнулась Надежда. – Не знает – научим, не хочет – заставим.
- Я к тому, что опорный пункт у вас возродим. Как там, не развалился еще?
- У нас ничего не разваливается. Только занят он. Там у нас батюшка живет, пока храм строится.
- Придется батюшке другое жилье подыскать. Это ж милое дело, что участковый в селе будет жить, а не из района мотаться.
- Ладно, найдем батюшке, приют на время. Дом его к осени закончат, семью перевезет.
- Ладите с ним?
- А чего ж не ладить? Благое дело делаем. Скоро купола установим. Иконостас обещают к июлю закончить. С Божьей помощью к Собору Архистратига Михаила думаем освятить…
- Ну, смотри, - Матвеев перестал улыбаться, приобрел строгий вид. – Главное, чтобы без обид. Ты в райотдел все-таки зайди. Они точнее скажут, когда новый участковый заедет. Он только в июле диплом получит.
- В июле?
- Так лучше в июле, чем вообще никак.
- Не верится мне, чтобы кто-то к нам за реку переехал, да еще добровольно. После вуза? Да в наши хлебени? У нас два врача по миллиону подъемных вернули, и смылись. Скучно городским у нас. Особенно тем, кто никогда в деревне не жил. Им тоже крики петухов мешают.
- Ой, развела тут безнадегу, - отмахнулся Матвеев. – Ты еще поплачь!
- Не дождешься, гражданин начальник! - Надежда лихо вскинула ладонь к козырьку бейсболки. – Разрешите идти?
- Иди уже!
Надежда развернулась через левое плечо и, чеканя шаг, направилась к выходу.
- Ох, и чума ты ходячая, Надька, - вздохнул за ее спиной Матвеев. И добавил тихо, чтобы, не дай бог, не услышала. – Что ж тебя замуж никто не берет, красаву нашу?