В древнем, давно покинутом готическом замке никто не жил уже много веков. Лишь ветер — старый, ленивый сторож — по-прежнему бродил по его коридорам и залам. Пыль была здесь королевой, а старые, истлевшие портьеры — её придворными. Они ещё цеплялись за штанги и крючки, как за смысл бытия, храня тени когда-то былой роскоши. Росписи на стенах выцвели, но казалось, они не исчезли, а ушли внутрь стены — туда, где ещё что-то помнилось.
Летом зной тяжёлым дыханием входил сквозь разбитые окна и раскрытые двери, проникая в глубины замка, обволакивая его вялым жаром. Зимой же холод царствовал один, как истинный владыка — молчаливый, безликий, не знающий жалости.
Живых здесь не бывало давно. Ни охотников за сокровищами, ни любителей приключений, ни праздных туристов. Последние следы ботинок исчезли, и лишь пыль и мышиные лапки, как письмо забытой эпохи, оставляли следы на полу.
Но недавно что-то изменилось.
В деревнях начали шептаться: в окнах замка по ночам загорается свет. Люди сторонились той стороны, крестились, старались не говорить об этом громко. Все знали: если мертвое оживает — это неспроста.
Однако нашёлся один, кого манили загадки и запах древности. Исследователь старины, доктор археологических наук, собрал группу. Молодой аспирант, профессор-средневековик, два крепких техника и парочка оружейников — на всякий случай.
— «Берём фонари, карты, счётчик Гейгера, компас — всё по списку. Плюс аптечка, монтировка и карабины на пояс. Замки мы не взламываем, мы вежливо заходим», — говорил профессор, с лёгкой иронией поглаживая карту.
— «Вы уверены, что там ничего… не двигается?» — пробормотал аспирант, поправляя очки.
— «Сынок, если бы я был в чём-то уверен, я бы сейчас не шёл в заброшенный готический замок на краю богом забытого ландшафта. Но когда ещё нам выпадет такой шанс?»
— «Я бы предпочёл шанс остаться в живых», — буркнул один из техников, проверяя дробовик.
— «Холодно там будет, говорят, как в морге», — сказал второй и надел третью куртку. — «Я не подписывался на это, когда пошёл учиться на техника археолога…»
— «Ты вообще подписывался на разминирование в Египте, так что заткнись», — отрезал профессор.
Так они оказались у подножия замка.
Шпили его вздымались вверх, как мачты затонувшего в небе корабля. Камни были чёрные, гладкие, как будто не состарились вовсе, а просто ждали, когда их снова тронет чья-то рука. Замок был тих. Слишком тих.
— «Господи…», — прошептал аспирант.
— «Он будто смотрит на нас», — добавил один из техников.
— «Он не смотрит. Он ждёт», — произнёс профессор, и его голос был уже без иронии.
Скрипнула дверь — и их встретил запах плесени, старины и чего-то… другого. Холод вошёл в их кости сразу, не спрашивая разрешения. Они прошли внутрь, пытаясь сохранять учёный энтузиазм.
И вдруг — ХЛОБЫСЬ! — дверь захлопнулась сзади.
— «ЧЁРТ!» — вскрикнул один из техников.
— «О господи! Кто это? Кто там?!» — завопил аспирант.
— «Тихо! Всем тихо!» — скомандовал профессор.
— «Это… это ветер. Наверное. Ветер. Дверь сама. Да?»
— «Ветер с характером, блин…» — пробормотал техник. — «Я вообще-то записался в экспедицию по древним манускриптам. Не по фильмам ужасов».
— «Успокойся, это просто готика», — прошипел профессор. — «Она любит громкие входы.»
Они шли по коридорам. Стены молчали. Свет фонарей выхватывал фрески, странные надписи и арки, ведущие в никуда. Счётчик Гейгера щёлкал спокойно. Компас не капризничал.
До тех пор, пока не нашлась картина.
Холст рассыпался давно, но рама выглядела, будто её только что покрыли лаком. Аспирант, любопытный, потянулся к ней.
— «Не трогай!» — хором закричали все.
— «Руки убери, дурак!»
— «Подожди хотя бы анализ провести!»
— «Серьёзно, что ты…»
Но было уже поздно.
Аспирант дотронулся до рамы — и тогда всё и началось.
Вой. Скрип. Взметнулись летучие мыши, и из темноты донёсся смех. Не человеческий. Хриплый, ехидный, словно кто-то, очень древний, очень уставший — но до сих пор с чувством юмора — решил, что пора немного пошалить.
Рама отъехала вбок, открывая узкий проход, ведущий вниз.
Счётчик Гейгера с тихого тик-тик перешёл на режим истерика.
Компас начал бешено кружиться.
Техник пошептал:
— «Как будто мы воткнули его в ядерный реактор, блин…»
— «Слишком поздно останавливаться», — выдохнул профессор. — «Спускаемся. Медленно. Фонари вверх. Оружие наготове. И... постарайтесь не уронить свои души где-нибудь на лестнице.»
И всё же они пошли.
Ступени были крутыми, влажными. Свет становился всё ярче. Но ламп не было. Он лился из самих стен — ровный, белый, даже приятный. И странно знакомый. Как экран старого телевизора, если на нём нет сигнала, но ты всё равно на него смотришь.
Зал внизу был просторным. На столах — предметы, напоминающие артефакты из других эпох и других логик. Форма, не поддающаяся анализу. Как будто они были одновременно и книгами, и инструментами, и живыми существами. В дальнем углу — кровать. Простая, двуспальная, покрытая белым покрывалом.
На ней — огромный белый кот. Он мурлыкал. И смотрел на них как на школьников, пришедших слишком рано.
— «Вы тоже это видите, да?» — хрипло сказал техник.
— «Я не знаю, что именно я вижу, но оно мурлычет…» — ответил профессор.
— «А я больше не хочу быть археологом. Я хочу домой», — пробормотал аспирант.
И вот тогда, в воздухе, между ними и котом, появилась надпись.
Она светилась тем же мягким светом, что и стены. Появилась, вспыхнула — и осталась висеть, как икона нового мира.
ЗАШИБИСЬ.
Никто не двигался.
Кот моргнул.
Профессор смотрел, не моргая. Наконец, выдохнул:
— «Ну… хоть честно.»
