На далёкой планете Терраген, где киборги читают эмоции, животные разговаривают через симбиоз с хозяевами, а человеческая душа может быть продана в капле биотехнологического ликвида — существует город Илион. Здесь под голографическим небом вечно бурлит ночь: ставки высоки, любовь — как имплант, а предательство всегда персонализировано.
Мэйл, бывший солдат с нестабильной психикой и биомеханическим позвоночником, спасает загадочную девушку — Арью, чьи глаза не распознаёт ни один сканер. Вместе с её зооспутником — чернильным леопардом по имени Эйр — они оказываются втянуты в заговор, который может переписать законы силы и пола.
Пролог
— У тебя снова искрит позвоночник, Мэйл, — сказала Гена, держа в зубах тонкий провод, как сигарету.
— Это потому что ты в прошлый раз сменила мне чип на китайский, — проворчал он, прислонившись к стене станции.
Панель под его лопаткой задымилась.
Металлическая крыса прошмыгнула мимо, хвост оставил за собой след фиолетового фосфора.
За окном станции висело солнце, тяжёлое, как прогорклый желток. Терраген всегда встречала вечер кислотным штормом.
Мэйл выглядел странно:
— высокий,
— шея в татуировках (код доступа к забытым зонам),
— кибер-глаз с розовым бликом,
— кожа как будто бы целиком обновлена, гладкая, почти пластмассовая.
Гена́ была совсем другой. Биофея с вживлёнными крыльями и зашитым сердцем (буквально: стеклянная капсула в груди светилась при волнении). Их связывала… история. Запутанная, как и всё в этом мире. Он любил её? Уже нет. Она любила его? Никогда. Но они были семьёй — тем, что в Илионе значит "у тебя есть с кем умереть".
— Ты воняешь, — сказала Гена.
— Это не я. Это мой зверь, — он кивнул на громадную тень позади.
Из темноты вышел Эйр — чернильный леопард с биолюминесцентными глазами. Он был больше обычного, его спина украшена имплантом: солнечным накопителем и памятью на 12 жизней.
— Он что-то говорит, — Гена прислушалась.
— Он говорит, что тебя раздражает всё, кроме сигнала пейджера и запаха хакерских пальцев.
— Льстец, — усмехнулась она.
Мэйл провёл пальцами по меху Эйра. Тот чуть прижался, тихо фыркнул, словно знал: впереди — что-то не то. Взгляд его скользнул по платформе, задержался на девчонке в центре зала.
Она стояла одна.
Свет над ней мигал, будто не решаясь включиться полностью.
На ней был тёмно-серый комбинезон, обтягивающий, как вторая кожа, но с дырами на локтях — словно в драке или бегстве. На шее — амулет в форме расплавленного кольца. Волосы короткие, цвета угля. А вот глаза… глаза были неправильные.
Гена первая среагировала:
— У неё нет ID-матрицы.
— Что?
— Нет биоподписи. Ни сетчатки, ни темп-кода. Она как будто вне системы.
— Так не бывает. Даже крысы зарегистрированы.
Эйр зарычал.
Девушка вздрогнула и медленно подняла голову.
И тогда Мэйл увидел её взгляд — не стеклянный, не робкий. В нём была ярость. Или боль. Или смесь того и другого, как в коктейле на запрещённом спирте.
Она произнесла:
— Вы… они идут.
— Кто? — Гена шагнула вперёд.
Девушка указала вверх.
Там, в небе, прорвалась щель — багровый разрез, как порез в реальности. Из него выливалась тьма. Но не космос. Она была живая.
Внезапно — взрыв.
Платформу тряхнуло. Пол ушёл из-под ног, посыпались искры, тревожные сигналы завизжали, как будто на весь Терраген.
Гена упала. Мэйл схватил её за руку, потянул к себе, прикрывая плечом. Эйр прыгнул вперёд — между ними и девчонкой.
Из воздуха вырезались трое — в чёрных обмундированиях, без лиц. На шлемах — герб корпорации "САЙОН": стилизованный череп в виде процессора. Они двигались быстро, как вирус в коде.
— Отдай объект, — проговорил один. Голос был плоский, машинный.
— Ты видишь у меня кассу приёмов? — Мэйл усмехнулся, вынимая из кармана нечто вроде складного ножа, но в руке оно трансформировалось в сверкающее электроперо.
Гена уже что-то набирала в воздухе — её пальцы оставляли следы в голографическом интерфейсе.
— Я поднимаю сеть! — крикнула она. — Пять секунд, и вся станция взорвётся к…
Выстрел.
Всё резко замедлилось. Мэйл увидел, как пуля летит прямо в Гену. Он прыгнул. Удар. Крик. Тьма.
Глава 1. Сердце Химеры
— Он просыпается.
Голос — женский. Спокойный, словно скользящий по стеклу пальцами в бархатной перчатке. Мягкий, как электронный шелест в синтезаторе.
Свет был зелёный, неестественно ровный. Без источника, без теней. Как будто кто-то покрыл всё помещение слоем цифрового мха.
Мэйл попытался пошевелиться. Не сразу понял, где кончается тело и начинается интерфейс. Что-то вибрировало в грудной клетке, щёлкало под кожей, жужжало в суставах.
«Я жив?»
Ответа не было. Только дыхание. Его собственное — неровное, удивлённое. И — чужое, ровное, мерцающее.
Он открыл глаза.
Первое, что он увидел — лицо. Оно зависло над ним, слегка наклонённое, искажённое светом, как проекция, но слишком реальное, чтобы быть иллюзией.
— Кто ты, чёрт возьми? — прошептал он.
— Я — Химера, — ответило лицо.
Он сел. Резко. И пожалел.
Внутри что-то заскрежетало, в позвоночнике что-то переклинило, и на секунду перед глазами вспыхнула сетка ошибок — прямо в зрительном интерфейсе:
⚠️ Имплант позвонка D-07: временное отключение.
⚠️ Эндосистема: нестабильный биохимический баланс.
— Твоё тело было почти уничтожено, — снова голос. — 68% повреждений. Мы восстановили основные модули.
Мэйл посмотрел на себя. Торс голый. Кожа бледная, как голограмма, с узорами новых шрамов — одни были настоящие, другие — хирургические метки. На груди — странная метка, будто его сердце кто-то обрисовал неоном.
Он ощупал себя: кости были на месте, но чужие. Мышцы реагировали, но с задержкой. Спина гудела, как старый двигатель.
— Где я?
— В убежище. Под Уровнем Три. Это территория вне Сети. Здесь нет идентификации. Нет законов. Только намерения.
Он вгляделся в лицо.
Оно было… нереальным. Женственное, но лишённое возраста. Губы — почти не двигались при разговоре. Один глаз — нормальный, тёмно-зелёный, второй — вращающийся объектив, как у камер наружного наблюдения. Кожа — перламутровая, полупрозрачная.
— Ты синт? — спросил он.
— Нет. Я — идея. Закреплённая в оболочке.
— Значит, всё-таки синт.
— Возможно. Но ты ведь тоже наполовину.
— Не начинай, — прервал он.
— Он проснулся? — голос сзади.
Он обернулся. Стояла она.
Та самая девчонка с платформы. Арья.
Теперь она выглядела… иначе. Волосы — собраны в узел, как у пилота. На ней был костюм из светящегося металла и прозрачной ткани, едва уловимо мерцающий в зелёном свете. На плече сидел Эйр — совершенно спокойный, словно ничего не произошло.
Глаза Арьи были по-прежнему неправильные. Не потому что пустые — наоборот. В них было слишком много. Как будто каждый взгляд был компиляцией чужих чувств.
— Ты спас меня, — сказала она.
— Я закрыл тебя телом. Это ещё не подвиг.
— Но ты выбрал. А выбор — это всегда подвиг.
Мэйл нахмурился.
— Что это вообще было?
Она подошла ближе. В её походке было что-то неправильное. Не женское и не мужское. Скорее… фрагментированное. Как будто она училась ходить по видеоурокам и смешала стили.
— Они шли за мной. За тем, что внутри.
— И что внутри?
Арья подняла руку. Каснулась своей груди. В том месте, где у неё под кожей билось что-то светящееся. Очень похоже на ту метку, что появилась у него.
— Химера, — сказала она.
— Химера... — повторил Мэйл. — Это ты?
— Нет, — ответила та, кто представилась Химерой. — Я — только часть.
Он вгляделся в неё. В её движениях было что-то… предельно нейтральное. Ни женственности, ни агрессии, ни страха. Только функция. Словно она была посланцем, а не существом.
— Тогда что ты?
— В узком смысле — голографическая проекция ядра сознания. В широком — биоинженерный архив несделанных выборов.
— Это поэтично. Почти как оскорбление.
— Это правда. Я — система, которая хранит отклонения. То, что вы назвали бы «если бы». В каждом из вас существуют тысячи нереализованных решений. Я их помню. Я их слышу.
Мэйл откинулся на подушку. Голова гудела. В руке пульсировала боль — может, осталась от того, как он закрыл собой Гену. Или от чужой воли, что шла через Арью.
Арья присела рядом.
— Она говорит не иносказательно, — сказала она. — Она буквально помнит выборы, которые мы не сделали. Даже если они никогда не были озвучены.
— Это как?
— Когда ты хотел умереть в 204-м секторе, но всё-таки выстрелил. Когда хотел остаться с Вегой, но ушёл. Когда хотел убить Гену — но спас. Всё это — в ней.
— Откуда ей знать?
— Потому что ты разрешил.
Мэйл сжал кулаки.
— Я ничего не разрешал.
— Ты выбрал жить. Значит, доступ открыт.
— Зачем ты это делаешь? — спросил он Химеру.
— Я не делаю. Я существую. Моя задача — не исправлять, а предлагать. Не контролировать, а отражать. Я зеркало вашей воли.
— Звучит, как из плохого манифеста технокульта.
— Но разве не ты сам изменил своё тело, чтобы стать сильнее? Ты выбрал импланты. Выбрал изменения. Даже боль выбрал. Почему свобода пугает, если ты уже разрезал собственную спину ради неё?
Мэйл замолчал. Он ненавидел эту логику. Потому что она попадала точно. В щель между оправданием и правдой.
— Я не хотел свободы. Я хотел силы.
— Это одно и то же, — сказала Арья. — Для выживших.
В этом был весь Терраген.
Химера встала. В том, как она двигалась, было что-то инсектоидное — плавное и прерывистое одновременно. Она подошла к стене, провела ладонью по воздуху.
Материя за её спиной раздвинулась, как ткань. За ней — тёмный коридор, подсвеченный мягкими биолампами.
— Пройдёмте.
— Это что, экскурсия?
— Это — диагностика. Каждый из вас должен увидеть своё дерево выборов. Чтобы понимать, что на кону.
Мэйл встал, держась за стену.
— Почему я? Почему мы?
— Потому что Арья — носитель кода. А ты — носитель отклонения. Ваш контакт нарушил статичность сети. Это значит, что вы потенциальны.
— Потенциальны к чему?
Арья посмотрела на него с удивительно живой улыбкой.
— К тому, чтобы изменить что-то не через силу. А через выбор.
Они вошли в зал. Огромный, полусферический. Потолка не было — вместо него: купол из прозрачной ткани, над которой вращалась небо-карта. Он видел звёзды, которых не знал. Или знал когда-то, в той жизни, что осталась на войне.
По центру — дерево.
Оно не было деревом в привычном смысле. Скорее — сетью, напечатанной из света и кристаллов. Ветви пульсировали, на концах сверкали узлы. Некоторые — красные. Некоторые — синие. Некоторые — чёрные, как воронки.
— Это твоё дерево, — сказала Химера.
— Мои решения?
— Нет. Твои отказанные решения. То, что ты мог бы сделать, но не сделал.
Он подошёл. Один из узлов мигнул. Он увидел себя — с Вегой, в старом бункере, под дождём. Они держатся за руки. Вега плачет. Он остаётся.
Рядом — другой узел. Он уходит. Вега остаётся один. Потом кадры: Вега — в форме САЙОН, в крови.
— Это что, будущее?
— Один из возможных путей, — сказала Химера. — Ты выбрал путь боли. Возможно, он был верный. Но теперь — ты можешь видеть, что он был не один.
Он отвернулся. Это было слишком.
— Что ты хочешь от нас? — спросил он наконец.
Химера подошла ближе. На секунду её лицо изменилось. Оно стало его лицом. Потом — лицом Арьи. Потом — лицом ГенЫ. Потом — Веги.
— Я хочу, чтобы вы были собой.
— Это опасно.
— Всегда.
Арья сказала тихо:
— Мы научены бояться себя. Бояться тела. Желаний. Переходов. Непостоянства. Но Химера показывает: ты — не ошибка. Ты — множество попыток. И ты не обязан быть одним.
Мэйл смотрел на неё. Впервые — без подозрения. Без контроля. Только с тем странным трепетом, который был давно забыт.
— А ты кем хочешь быть? — спросил он её.
Она ответила не сразу. Только через паузу, в которой дрогнул свет.
— Тем, кто не боится себя.
Мэйл молча коснулся края обрыва, взгляд его скользнул по разломанным шпилям, по лентам синтетических корней, пульсирующим, будто город сам был организмом. Где-то внизу раздавался вой. Или музыка. Или что-то между. Гена подошла ближе и присела на корточки, прислушиваясь.
— Здесь когда-то было метро, — сказал он. — До войны с Террагеном.
— До тебя. До меня. До всего этого. — Она вздохнула и протянула руку к пустоте. — Ты когда-нибудь думал… что если свобода — это ловушка?
Мэйл сжал губы. Слишком много было в этих словах.
— Свобода — это ответственность. А мы её боимся. Все. Потому что легче быть винтиком.
Гена усмехнулась:
— А ты не боишься?
— Боюсь. Но я всё равно выбираю. Даже если потом жалею. — Он сел рядом, облокотившись на колено. — Когда мне отключили блок ограничителя... я впервые почувствовал страх как человек, а не как актив. Меня не направляли. Не оценивали. Я просто был.
— Это звучит ужасно одиноко.
— Это и есть свобода.
Снизу — вспышка. Слабая. Как дрожь во времени. Над землёй поднялся импульс, и имплант в шее Гены заискрил.
— Чёрт! — Она резко схватилась за затылок. — Они что-то подают… коды... это не человеческий протокол!
Мэйл вскочил, вытянул голографический интерфейс и тут же отскочил: на экране танцевали знаки, которых не было в их системе. Не язык САЙОН, не старый код корпорации.
— Кто-то... или что-то... пробивает границу слоя. Это не передача. Это зов, — сказал он, всматриваясь в текущее на экране.
— Зов?
— Да. Голографическая сигнатура… нет… биоподпись. Она совпадает с Химерой.
Молчание. Даже воздух, казалось, сгустился.
— Мы не были к этому готовы, — прошептала Гена. — Что, если… Химера действительно существует?
— Она не просто существует. Она просыпается.
Раздался механический щелчок — ритмичный, как отбойный молоток, и слишком быстрый, чтобы быть техобслуживанием. Из тени вынырнули собиратели — гибридные звери и машины, охотники из корпорации. У них не было глаз — только сенсоры и длинные конечности, будто они были собраны из снов параноика.
— Беги! — крикнул Мэйл и рванул Гену за руку.
Они отскочили в сторону, когда один из охотников метнул сеть — неоновая, пульсирующая, как живая. Та прошла в сантиметре от плеча Гены и обожгла воздух озоном.
— Они шли не за нами. Они шли за зовом, — крикнула она, прячась за поворотом обрушенного лифта.
— Тогда зачем сеть?
— Потому что мы теперь — тоже часть зова.
Когда они вырвались в сторону заброшенной станции, Эйр уже ждал. Его шерсть была влажной от дождя, на лапах — следы крови.
— Он встретил других, — сказала Гена, глядя в глаза зверю.
Мэйл кивнул. Внутри он чувствовал, как нечто незримое пульсирует в их реальности. Как будто с момента активации зова — всё, что было мёртвым, стало… смещённым. Грани неба дрожали, и даже здания начали немного дышать.
Они знали — эта ночь не закончится бегством. Им придётся идти туда, где заканчиваются правила. Где начинается Химера.
Когда они укрылись в безопасном куполе временного бара (реконструированный подвал с подведённой атмосферой и генератором), Гена достала хранилище с воспоминаниями.
— Я сохранила её профиль, — прошептала она, активируя сферу. — Арья знала. Она всегда знала больше, чем говорила.
— И всё же исчезла.
— Нет. Она не исчезла. Она влилась.
— В кого?
— В нас.
Из сферы вырвалась тень. Сначала расплывчатая, затем чёткая — Арья. Она стояла, как всегда, с прямой спиной и искрой в глазах.
— Если вы это видите, значит, я больше не человек, — прозвучал её голос.
— Она добровольно ушла в Химеру, — осознал Мэйл.
Гена сжала кулаки:
— Или Химера была в ней с самого начала.
— Мы не обязаны идти туда, — сказал он. — Мы можем остаться. Жить. Прятаться.
— Нет. Мы не такие. Мы не «активы». Не «выпавшие». Не беглецы. Мы — выбор. — Гена подошла вплотную. — Ты сам сказал: боишься, но выбираешь. Так выбери меня. Эйра. Химеру. Арью. Всех нас.
Мэйл смотрел на неё долго. Слишком долго. Взгляд его был тяжёлым, как будто в нём разворачивался бой.
— Хорошо. Мы пойдём. Но я хочу, чтобы ты знала… — он наклонился к ней, и их лбы соприкоснулись, — …что если ты исчезнешь, я взорву весь чёртов Илион. Лично.
Она улыбнулась. Впервые — по-настоящему.
Продолжение следует...