Говорят, на озере Сторожевом нет дна. Местные не любят об этом рассуждать — в глаза смотрят, а губы сжаты, как будто боятся, что вода услышит.
Но я не из тех, кто верит в деревенские сказки. Просто озеро, заброшенное, окружённое сосновым лесом, и редкий зверь осмеливается там напиться. А для меня — это идеальное место: глушь, рыбы много, и никто не помешает. Точно не городские с камерами и пивом.
Вышел я туда на рассвете, когда воздух ещё держал ночную прохладу, и пар медленно стелился над зеркалом воды. Лодку — старенькую надувную — я дотащил сам, сквозь мокрый мох и ветки. Плеск где-то в камышах — крупная рыба, может, щука. Настроение было отличное.
Когда гребёшь один, слышно, как стучит сердце. Озеро казалось безжизненным, но в этой тишине была угроза, что-то… наблюдало. Смешно, конечно. Просто сова в чаще ухнула, а мне уже холодок по спине. Плевать.
— Ну, покажись, старая чертовка, — пробормотал я, раскладывая спиннинг.
Глубина здесь немеряная, эхолота нет, но я по памяти — знал одно место. Там, у поваленного дерева, метрах в двадцати от берега, всегда что-то водилось. Насадку поставил надёжную: пучок червей, пропитанных анисовой каплей. Профессиональный подход.
Часы шли. Солнце поднялось выше. Я сидел, будто один на всём свете — ни звука, ни ветра, ни даже птиц. Как будто лес вокруг замер, замолчал, затаился. Только вода — ровная, как стекло. И вдруг — дёрнуло.
Не кивнуло. Не подёргало. А дёрнуло — так, что спиннинг чуть не вылетел из рук. Я едва удержался. Катушка взвыла.
— Вот ты где, старая... — выдохнул я, вцепившись в удилище.
И тут началось.
Рывок был как у машины. Лодку поволокло вперёд, я едва не вывалился. Я крикнул — сам себе, от неожиданности — и начал сражаться. Удилище гнулось, будто это не леска, а проволока, и что-то тянуло меня, словно решило утащить под воду.
Я подумал: не может быть. Так не ведёт себя даже сом. Это… другое. Я чувствовал, как что-то живое, огромное, внизу, делает оборот. Вода пошла кругами. Лодка закрутилась, и на секунду я ощутил, что теряю равновесие.
— Спокойно… спокойно… — шептал я, прижимаясь к борту.
Но в следующую секунду оно дёрнуло с такой силой, что спиннинг хрустнул, как сухая ветка, и лодка пошла вверх днищем. Я даже не понял, что произошло — мир перевернулся, и я оказался в воде.
Холодная, темная, бездонная. Я вынырнул, хватая воздух, перевернувшись спиной, чтобы видеть небо. Где лодка — не видно. Где спиннинг — нет. Лес — как тень.
Но хуже всего — тишина. Вода снова стала спокойной, будто ничего не было. Ни волн, ни кругов. Только я — один — и ощущение, что оно ещё рядом, подо мной.
Я поплыл, как мог. Греб руками, будто сам чёрт подо мной. Каждый раз, когда нога задевала тину, я вздрагивал. Пару раз что-то тянуло меня назад — водоросли или… не знаю. Но я не оборачивался.
На берег я выбрался мокрым комком страха. Руки дрожали, дыхание сбивалось. Сел на мох, смотрел на гладь озера. Ни звука. Ни лодки. Ни следа.
Только позже, когда я уже шёл к машине по лесной тропе, я оглянулся — и заметил обрывок моей лески, аккуратно намотанный на сучок. Как будто кто-то выбрался первым и оставил мне напоминание.
Я больше туда не езжу.
Но иногда, по ночам, мне снится, как вода снова дёргает за снасть… и что-то поднимается со дна.