Охота начинается с тишины. Не с выстрела, не с шагов по хрусткому мху, не с щелчка затвора — с глухой, звенящей тишины, в которой слышно, как кровь стучит в висках. Особенно, когда ты стоишь один в предрассветном тумане, в десятках километров от ближайшей деревни, с ружьём, на которое ты больше надеешься, чем доверяешь.
Я шёл один. Сергей простыл за день до выезда — горло, температура, ну и жена дала ультиматум: "Ещё раз в лес с насморком — в лесу и живи". А мне невтерпёж. Осень как по заказу: золотая, но не солнечная, с тяжёлым небом, серым, как олово, и воздухом, в котором пахнет грибами, сырым мхом и чем-то тревожным, почти электрическим.
— Кабан — не лось, — вспоминал я слова деда, когда пробирался через бурелом. — Он не уйдёт в чащу при встрече. Он сначала посмотрит. Потом подумает. Потом побежит на тебя.
Лес был мокрым и вязким. Тропа почти исчезла, старые заросли орешника захлопнулись за мной, как дверца, и я понял, что теперь сам за себя.
Кабаньи следы я нашёл ещё у болота. Свежие. Глубокие. Один из отпечатков — как ладонь. Место, что называется, «жирное». Но почему-то по спине пошёл холодок.
Привалился к стволу старой ели. Ветер шуршал в кроне. Ружьё — на коленях. Уши напряжены, глаза — в каждую тень. Ждал.
Время растянулось. Сначала замёрзли пальцы. Потом заболела спина. Потом я почти задремал. И вот — щелчок. Трещит сучок. Один. Второй. Точно, идёт.
Всё было, как по инструкции: шум, потом тишина, потом силуэт. Низкий, чёрный, как клякса на жёлтом фоне опавших листьев. Кабан. Не просто кабан, а кабанище! Клыки видны даже отсюда. И он смотрит. Не щурится, не роется, а просто смотрит. На меня. Прямо. Слишком долго.
Я поднял ружьё, но что-то внутри будто остановило. Не страх. Что-то другое — странное ощущение, что это не я охочусь.
Он двинулся. Не шагом. Броском. Как глыба, как поезд, как лавина. Рев, треск кустов — и всё это в две секунды. Я успел выстрелить один раз. Не знаю, попал ли. Второй патрон заклинило. И тогда он был уже рядом.
Я рванул в сторону. Ветви хлестали по лицу, ноги скользили по мху. Сзади — топот, сопение, хрип. Он гнался. Он не испугался. Он знал, что делает. Кабан напал первым.
Споткнулся. Упал. Больно ударился. Ружьё улетело в кусты. Я закрыл лицо руками — глупо, но инстинктивно. И — тишина.
Он не добежал. Я медленно поднял голову.
Кабан стоял в нескольких метрах. Дышал тяжело, морда в пене, в глазах — ни страха, ни злобы. Просто — как будто он понял, что этого хватит. Что я уже не охотник, а добыча. Или никто.
Постоял. Развернулся. И ушёл в чащу. Просто ушёл. А я остался сидеть на мокрой земле, дрожащий, с поцарапанными руками и сбившимся дыханием. Долго не вставал. Потом ползком добрался до ружья. Потом до тропы. Потом до машины.
Когда я рассказывал это Сергею, он молча слушал, потом сказал:
— Повезло тебе. Кабаны не всегда дают шанс.
На охоту я все еще хожу, но не на кабана. Теперь я уважаю тех, кто в лесу хозяин. И, главное, я запомнил, что в дикой природе не ты выбираешь момент. Там всё решает тот, кто нападает первым.