У нас в школе, в шестом «А» классе, учился Сашка Лошадкин. Ну, Лошадкин — фамилия как фамилия, но уж больно подходящая: Сашка был крепкий, шустрый, как молодой жеребчик. И умный! Головастый! По математике — зубр, по русскому — хоть сейчас в академики. Все контрольные на «пять», у доски — бойко, уверенно. Учителя его обожали, особенно наша математичка Ольга Васильевна — у неё прямо глазки загорались, когда Сашка начинал решать.
А у Сашки был брат — близнец Юрка. Тоже Лошадкин. И внешне — копия! Точь-в-точь! Тот же вздёрнутый нос, веснушки, торчащие вихры. Но вот характер — совсем другой. Сашка — огонь, искра, везде первый. А Юрка — тихий, себе на уме, спокойный, как… ну, как лошадь после работы. И учился он… скажем так, не очень. Кстати, в шестом «Д». А главное — они постоянно ссорились! Как кошка с собакой! То из-за велосипеда, то из-за последней котлеты, то просто так — взглянули друг на друга и подрались! Ругательства, кулаки, портфели летят во все стороны!
Руководство школы, да и их родители, устали их разнимать и мирить. И придумали: «Раз они как петухи, пусть живут в разных курятниках!» То есть в разных классах. Сашку — к нам, в «А», а Юрку — в «Д», подальше друг от друга. Вроде бы затихло. Виделись редко, на переменах обходили друг друга стороной.
И вот однажды, перед самым концом четверти, подходит ко мне Сашка, весь такой озабоченный:
— Слушай, у Юрки беда. По математике у него в четверти маячит двойка!
— Ну и что? — спрашиваю я.
— А то, что я придумал! — в глазах Сашки загорелся авантюрный огонёк. — Мы же близнецы! Ольга Васильевна не всех в лицо помнит. Я завтра пойду вместо него на математику! Отвечу! А он… — Сашка хитро прищурился, — …а он пойдёт вместо меня на русский к Алле Александровне. У нас же словарный диктант, там отвечать не нужно. Просто посидит. И всё! Я ему тройку вытяну, а у него двойка не выйдет! Гениально?
Честно? У меня аж дух перехватило. Рискованно! Но… гениально, да. Мы же с Сашкой дружили, и Юрку, в общем-то, было жалко — парень он неплохой, просто ленивый. — Ладно, — говорю, — только смотрите, не попадитесь!
На следующий день — спектакль! Юрка, надев Сашкину рубашку (чтобы уж наверняка), робко прокрался в класс на урок русского языка. Сел на Сашкино место, втянув голову в плечи. Алла Александровна, наша строгая, но справедливая учительница русского языка, даже не взглянула на него — ну Лошадкин и Лошадкин. Начался диктант. Юрка, бледный как мел, выводил буквы, словно пахал землю. Мы-то знали, в чём дело, и едва сдерживали смех.
А в это время в пятом «Д»… Там был триумф! Позже Сашка взахлёб рассказывал: вошёл он в Юркин класс, такой уверенный в себе.
Ольга Васильевна:
— А, Лошадкин! Ну, выходи, покажи, на что способен!
И Сашка вышел. И понеслось! Теоремы, формулы, задачи — щёлкал как орешки! Говорил громко, чётко, с достоинством. Ольга Васильевна даже прослезилась от умиления: «Вот видите, дети? Вот что значит захотеть! За вечер так подтянуть знания! Лошадкин, ты меня поразил! Молодец! Пять с плюсом!» Тройка Юрки (а значит, и спасение от двойки в четверти) была у него в кармане.
Казалось бы, история закончилась? Как бы не так! Только мы собрались сделать антракт в нашем «спектакле», как дверь в класс распахнулась. Вошла... сама директор, Зоя Васильевна, а за ней — строгая комиссия из районо! Оказывается, у нас сегодня был запланирован открытый урок русского языка! А мы и не знали!
Алла Александровна слегка побледнела, но взяла себя в руки. Диктант закончен. Теперь нужно показать «работу с сильным учеником». Кто у нас самый сильный? Ну конечно же, Сашка Лошадкин! Алла Александровна, сияя улыбкой под прицелом директорских и районных глаз, объявляет:
— А теперь, уважаемые председатели комиссии, я покажу вам, как наши ученики умеют работать с текстом. Саша Лошадкин, выйди, пожалуйста, к доске!
Воцарилась гробовая тишина. Только Юрка, сидевший на месте Сашки, еле слышно ахнул. Весь класс замер. Мы, знавшие правду, уже давились от смеха, но виду не подавали — страшно же!
Юрка доплелся до доски, бледный как мел (который ему сейчас предстояло опозорить). Алла Александровна, сияя под взглядами директора и завуча, объявила:
— Лошадкин, покажи нашим гостям блестящий синтаксический разбор! Разбери предложение: «Брат читает интересную книгу». Выдели главные члены!
Юрка вцепился в мел, как утопающий в соломинку. Он тупо уставился на написанное. «Брат»… «читает»… Главные члены? Ну, «книгу» — вещь полезная, наверное, главная? Или «интересную»? Она же описательная!
— Ну, Саша? — голос Аллы Александровны зазвенел, как натянутая струна. — Подлежащее? Кто?
— Э-это... — Юрка ткнул дрожащим пальцем в слово «читает». — Вот! «Читает»! Оно главное... потому что это действие!
В классе ахнули. Алла Александровна побледнела.
— «Читает» — это СКАЗУЕМОЕ, Саша! ПОДЛЕЖАЩЕЕ! Кто читает?!
— А-а… — Юрка бросил безумный взгляд на «брата». — Это? «Брат»? Но… он же не главный, он… брат! — гениально выдал он.
Директор Зоя Васильевна так высоко подняла бровь, что та скрылась в волосах. Алла Александровна, стремительно краснея, прошипела сквозь улыбку:
— Лошадкин, «Брат» — это ПОДЛЕЖАЩЕЕ! Подчеркни одной чертой! СНОВА!
Юрка в ступоре провёл мелом по доске. Линия пошла... но не под «брат», а под «читает», да ещё зигзагом, как кардиограмма в агонии. Мел с визгом сломался, оставив жирную черту не там, где нужно. Юрка от неожиданности громко:
— Мму-бээ! — и чихнул от меловой пыли.
Тишину взорвал дикий хохот. Кто-то с грохотом упал со стула. Алла Александровна, красная как рак, закрыла лицо руками. Директор встала, загремев стулом. Юрка стоял в облаке меловой пыли с идиотски торчащим в руке куском мела и одной чертой под сказуемым — жирным памятником своему провалу.
— Тишина! — рявкнула Зоя Васильевна, вставая. — Что здесь происходит?! Лошадкин! — она строго посмотрела на Юрку, который чуть сквозь землю не провалился. — Ты что, с лошади упал? Или заболел? Алла Александровна, что это?
Тут кто-то не выдержал и сквозь смех выпалил:
— Да это же Юрка! А не Сашка! Они же близнецы!
На секунду повисла тишина, а потом раздался новый взрыв смеха, на этот раз от осознания абсурдности ситуации. Алла Александровна схватилась за сердце. Зоя Васильевна оглядела Юрку с ног до головы, потом посмотрела на нас, на Аллу Александровну, и… в её глазах мелькнула странная тень. Позже мы решили, что она тоже с трудом сдерживала смех.
— Так, — ледяным тоном произнесла она. — Лошадкин Юрий, следуйте за мной. И Лошадкина Александра, которого, как я подозреваю, сейчас найдут в шестом «Д», тоже ко мне. Немедленно. А урок… урок продолжим без сюрпризов.
Разумеется, всё выяснилось мгновенно. И про двойку, и про подмену. Сашку вытащили из «Д»-класса, где он ещё купался в лучах славы «исправившегося» Юрки. Братьев отчитали по полной программе. Вызвали родителей. Ольга Васильевна была в ярости из-за обмана. Алла Александровна долго не могла прийти в себя. Юрке, конечно, влепили ту самую двойку за четверть. Сашке — строгий выговор за участие в авантюре.
Вот так Лошадкины и вошли в историю. И знаете что? После всей этой кутерьмы они… помирились. По-настоящему.
Вечером того же дня я увидел их у вешалки. Юрка мрачно ковырял пол носком ботинка, Сашка стоял рядом, засунув руки в карманы, и смотрел в потолок. Тишина стояла густая-густая, как кисель. Потом Сашка вдруг легонько толкнул Юрку плечом.
— Ну что, Лошадь, — буркнул он. — Попался...
Юрка фыркнул. Не то чтобы ему было смешно, но так... с облегчением.
— Сам балда, — пробормотал он в ответ, но без злобы. — А кто придумал эту идею? Кто полез в петлю?
Сашка усмехнулся: — Зато твоя «кардиограмма» на доске — это было круто! Директриса чуть со стула не упала!
Тут Юрка не выдержал и хмыкнул. А потом и Сашка засмеялся. Сначала они смеялись тихо, а потом всё громче, до слёз, держась за животы. Смеялись над своим провалом, над меловой пылью, над тем, как Сашка «купался в лучах славы» в шестом «Д» ровно до появления директора.
— Всё равно двойка, — вздохнул Юрка, вытирая глаза.
— Зато не через четверть, а завтра, — философски заметил Сашка. — Подтянешь. На велосипеде не покатаешься, пока не исправишь.
— Велосипед! — оживился Юрка. — А помнишь, как мы из-за него дрались?
— Помню, — Сашка снова толкнул его, уже по-дружески. — Идиотство. Давай так: я тебе с математикой помогу, а ты мне… ну, хоть котлету последнюю уступишь когда-нибудь. Чтобы без драк.
Юрка задумался, потом кивнул: — Договорились. Только котлета — это святое. Одна уступка — одна задача.
— Ладно, скряга, — засмеялся Сашка. И они пошли домой, уже не обходя друг друга за три версты, а плечом к плечу, что-то оживлённо обсуждая. Ну или споря — но уже по-другому, без злости.