Когда мы ехали в музей-заповедник «Остафьево», разговорчивый таксист из местных спросил, знаем ли мы, почему усадьба называется именно так. И тут же рассказал расхожий анекдот про Пушкина, который, прибыв в дом своего товарища-арзамасца Петра Вяземского, был так впечатлен, что потерял дар речи. Лакею, поинтересовавшемуся, куда поставить чемодан, он махнул рукой и сказал: «Оставь его!» А Вяземский обещал назвать усадьбу первыми словами, которые произнесет Александр Сергеевич!
Текст: Ирина Ивина, флото: Александр Бурый
Эта история, конечно, не имеет отношения к действительности. Усадьба называлась «Остафьево» уже в 1792 году, когда отец одного из ближайших друзей Пушкина, князь Андрей Иванович Вяземский, оформлял на нее купчую. Зато благодаря великому поэту за ней закрепилось другое название – «Русский Парнас». Так с легкой руки Александра Сергеевича сначала стали называть полюбившуюся ему прекрасную липовую аллею за господским домом, а после и всю усадьбу Остафьево, в которой бывали крупнейшие литераторы первой половины XIX века. Здесь же были написаны восемь из двенадцати томов карамзинской «Истории государства Российского». А в 1899 году, к столетию Пушкина, в Остафьеве открылся один из первых в мире музеев «солнца русской поэзии».
ЛАКОМЫЙ КУСОК
В год рождения своего сына Петра князь Андрей Иванович Вяземский приобрел Остафьево у вдовы тульского купца Козьмы Матвеевича Матвеева, владевшего имением с середины XVIIIвека. Полагают, выбор Вяземского пал на Остафьево потому, что на территории усадьбы Матвеев оборудовал передовую суконную фабрику и красильню, а речку Любучу перекрыл плотиной, благодаря чему появился усадебный пруд. Уже в 1796 году Вяземский заключил с Черноморским адмиралтейским правлением договор на поставку красного и белого сукна для пошива обмундирования. Кстати, ткани, произведенные в Остафьеве, ценились тогда очень высоко.
Андрей Иванович занялся и обустройством усадебной территории. Сейчас в Остафьеве разбиты два парка: подчиненный строгой симметрии регулярный французский и пейзажный английский. Знаменитую липовую аллею – центральную ось усадьбы – заложил еще купец Матвеев, однако большая часть сохранившихся в ней деревьев была посажена уже в XIX столетии. В начале 2000-х годов сотрудникам музея удалось восстановить уникальную липовую рощу кенконс, появившуюся в усадьбе при первых Вяземских и утраченную в ХХ веке: в ней деревья высажены в шахматном порядке. Так что в солнечные дни, когда липы отбрасывают тени, на траве появляется своеобразная «доска» для игры в шахматы. Эту любопытную особенность заметили гости усадьбы, совершающие променад по живописным остафьевским паркам.
В последнюю очередь князь принялся и за господский дом, перестройка которого шла с 1800 по 1806 год. Андрей Иванович сносит кирпичное здание предыдущего владельца и по проекту неизвестного архитектора возводит величественный особняк в стиле зрелого классицизма. Вяземский, по семейному преданию, лично делал пометки на чертежах, продумывал все до последней детали. По его плану верхняя часть дома стала смотровой площадкой – бельведером, где князь, увлекавшийся изучением небесных светил, вполне мог бы разместить обсерваторию. Две открытые галереи с колоннадами соединяли дом с восточным и западным флигелями. Чувствуется, что Андрей Иванович строил с размахом.
БЕЗУХОВ С ИРЛАНДСКИМИ КОРНЯМИ
Покупке усадьбы Остафьево предшествовала драма в семействе Вяземских. В 1782 году 28-летний Андрей Иванович отправился в гранд-тур по Европе. Блистательный молодой князь за границей жил роскошно и денег не жалел: например, мог дать в Лондоне бал на 200 человек. Точно неизвестно, где именно – в Англии или Франции – он познакомился с замужней ирландкой Дженни Квин (в девичестве О’Рейли). И потерял голову. Аристократ увез возлюбленную в Россию, благодаря своим связям устроил ее развод с мужем и в 1786 году женился на Дженни. Его отец, князь Иван Андреевич, был вне себя от ярости и до самой смерти не простил своему наследнику такой дерзости. В пылу раздора Андрей Иванович продал имение Вяземских в Удино, а взамен приобрел Остафьево.
В браке с Дженни Квин, ставшей в России Евгенией Ивановной, у Андрея Ивановича родились двое детей: Екатерина и Петр. Петр Андреевич стал известным поэтом, литературным критиком, талантливым государственным деятелем, академиком, сооснователем и первым председателем Русского исторического общества (см.: «Русский мир.ru» №4 за 2020 год, статья «Подвиг жизни» князя Вяземского»). Отличился он и в Отечественной войне 1812 года: именно Вяземский на поле боя спас генерала Алексея Бахметева, которому во время Бородинского сражения оторвало ногу. Впоследствии чертами Петра Андреевича Лев Толстой наделил одного из ключевых героев своего романа «Война и мир» – Пьера Безухова. А сам князь, доживший до преклонных лет, в ответ на публикацию первых частей эпопеи, в качестве критических пометок «на полях» выпустит свои «Воспоминания о 1812 годе».
Екатерина Вяземская, к сожалению, прожила короткую жизнь и умерла во время беременности в 20 лет. Но была у князя Андрея Ивановича и другая, незаконнорожденная дочь с тем же именем: Катя родилась в результате бурного романа с замужней женщиной – графиней Елизаветой Карловной Сиверс. Девочка, появившаяся на свет в 1780 году в Ревеле (ныне – Таллин), получила фамилию Колыванова: по древнему названию своего родного города – «Колывань». Ее ветреная мать позже сбежала с очередным избранником, а Катю отдали на воспитание в семью княгини Екатерины Андреевны Оболенской, тетки князя Вяземского. Когда Андрей Иванович женился, он забрал дочь к себе и воспитывал наравне с остальными детьми.
В 1804 году в свои 24 года красавица Екатерина Колыванова стала второй женой 38-летнего Николая Михайловича Карамзина (см.: «Русский мир.ru» №12 за 2011 год и №1 за 2012 год, статья «Именитейший гражданин государства Российского»). Первая супруга писателя-сентименталиста умерла вскоре после рождения дочери Софьи. По преданию, спустя некоторое время после этого Карамзину приснился мистический сон: через могилу жены кто-то протягивал ему руку помощи, и, подняв глаза, писатель увидел перед собой Екатерину. Он воспринял это как знак свыше и сделал девушке предложение, хотя, как считалось, сама она относилась к жениху достаточно сдержанно. Своему приятелю Вильгельму фон Вольцогену Карамзин писал: «Моя первая жена меня обожала; вторая же выказывает мне более дружбы. Для меня этого достаточно».
Тем не менее любовь пришла в их брак, который оказался счастливым: в мире и согласии супруги прожили до самой смерти Николая Михайловича. Екатерина Андреевна подарила мужу девять детей и как родная мать воспитывала его старшую дочь. А Карамзин, в свою очередь, позаботился о ее единокровном брате Петре Вяземском: Андрей Иванович, вложив всю душу в Остафьево, после окончания строительства наслаждался результатом всего лишь сезон и умер в 1807 году, оставив 14-летнему сыну солидное наследство. Евгения Ивановна умерла и того раньше – в 1802 году. До совершеннолетия князя Петра Андреевича одним из его опекунов был Карамзин.
ПОСЛЕДНИЙ ЛЕТОПИСЕЦ
В 1804–1815 годах Николай Михайлович проводил в Остафьеве каждое лето. Именно здесь создавались первые восемь томов его знаменитой «Истории государства Российского». В 1803 году император Александр I назначил Карамзина официальным придворным историографом и поручил ему написать полную историю Отечества, что было соразмерно литературному подвигу. Ведь в то время русское дворянство знало историю Античности и Западной Европы намного лучше, чем собственную. Особо просвещенные, конечно, изучали книги по истории России Пьера-Шарля Левека на французском языке. Доступны были и труды Ломоносова, Татищева и Щербатова, но вот только слог их был труден и массового читателя привлечь не мог. Перед писателем, начавшим повествование с призвания варягов на Русь, стояла трудная и амбициозная задача: доказать, что у России есть прошлое и собственные традиции.
Как сказал его воспитанник Петр Вяземский, «Карамзин постригся в историки». По воспоминаниям молодого князя, писатель вел аскетичный образ жизни, был крайне воздержан в еде, соблюдал строгий распорядок дня и берег здоровье ради «беспрепятственного и свободного труда». Его рабочий кабинет в Остафьеве напоминал келью монаха: Николай Михайлович не терпел никаких лишних предметов вокруг себя. Биограф Карамзина, известный дореволюционный историк Михаил Петрович Погодин, рассказывал, что когда он впервые оказался в кабинете писателя, то с удивлением обнаружил голые оштукатуренные стены, простой сосновый стол без сукна и козлы с досками, на которых лежали документы, карты, книги… По воспоминаниям Погодина и воссоздавалась в музее обстановка кабинета Карамзина. Из подлинных вещей писателя сохранилась лишь его рабочая конторка в углу комнаты, остальное сотрудникам музея пришлось подбирать по подобию. А ведь когда-то именно здесь хранился переданный Вяземскому жилет Пушкина, который был на Александре Сергеевиче в день злополучной дуэли на Черной речке… После того как в советское время музей в Остафьеве был ликвидирован, жилет, а также пушкинская трость и знаменитый портрет Василия Жуковского с подписью «Победителю-ученику от побежденного учителя» были переданы в петербургскую мемориальную квартиру поэта на Мойке, 12.
Опубликованные в 1818 году первые восемь томов «Истории государства Российского» стали бестселлерами. 3 тысячи экземпляров разлетелись менее чем за месяц, пришлось печатать дополнительный тираж. По признанию Пушкина, даже светские дамы бросились читать историю своей страны, написанную простым и легким языком. Самого Николая Михайловича поэт назвал «первым нашим историком и последним летописцем», высоко оценив его многолетний труд.
Вскоре был выпущен IX том, посвященный правлению Ивана Грозного и опричнине. Изложение Карамзина, описывающего Ивана Васильевича как жестокого тирана, мало кого оставило равнодушным. Если до этого читатели критиковали Николая Михайловича за излишнее почитание властей предержащих, то теперь стали хвалить писателя за смелость. В глазах либерально настроенной молодежи он стал «нашим Тацитом». Работа над «Историей государства Российского» продолжалась: в последующие годы Карамзин издает еще два тома.
В морозный день 14 декабря 1825 года, когда вспыхнуло восстание декабристов, писатель был на Сенатской площади и пытался вразумить разбушевавшихся «злых детей», как он называл заговорщиков. Многих из них Карамзин действительно знал еще с их детских лет. Помня об ужасах Великой французской революции, начало которой Карамзин застал во время своего путешествия в Париж, он опасался подобного развития событий в родной стране. События, сопровождавшие восшествие на престол императора Николая I, подорвали здоровье Николая Михайловича. В тот день он простудился, тяжело заболел и умер от развившегося воспаления легких 22 мая 1826 года.
Последний, XII том монументальной «Истории государства Российского», в котором описываются события Смутного времени, по наработкам мужа издала Екатерина Андреевна. Карамзин логично подвел читателя к воцарению династии Романовых в 1613 году. Некоторые исследователи считают, что в дальнейших его планах было изложение и последующих событий, но это не так: приближавшийся к 60-летнему рубежу Карамзин устал. Юрий Лотман пишет, что незадолго до смерти писатель хлопотал о своем назначении консулом во Флоренцию, что означало бы отставку с должности историографа. Николаю Михайловичу хотелось сменить обстановку, насладиться теплым итальянским солнцем, но осуществить задуманное он так и не успел…
«ГДЕ С ПУШКИНЫМ МЫ ПИЛИ КОФЕ»
Петр Андреевич Вяземский, в 18 лет вышедший из-под опеки, умудрился довольно быстро промотать большую часть отцовского состояния. Одних карточных долгов он накопил на баснословные полмиллиона рублей! Чтобы расплатиться, князь начал распродавать имущество: с молотка ушли имения в Костромской и Тульской губерниях, а также московский дом в Малом Знаменском переулке, где он родился (ныне – филиал ГМИИ им. А.С. Пушкина). Было заложено и Остафьево, но, к счастью, усадьбу удалось сохранить. Необходимость восстановить состояние вынудила Вяземского поступить на государственную службу. Причем по иронии судьбы работать князю пришлось в Министерстве финансов. Получив назначение, Петр Андреевич переехал с семьей в Петербург.
В память о пагубном увлечении князя в Малой мужской гостиной на первом этаже остафьевского дома стоит ломберный стол. После женитьбы с вредной привычкой князю пришлось расстаться: его супруга Вера Федоровна запретила мужу брать карты в руки. Впрочем, согласно воспоминаниям их сына Павла, это не мешало Пушкину как-то раз обучить мальчика игре в дурачки на визитных карточках, которые скопились в доме Вяземских. При этом до самой смерти Александр Сергеевич очень нежно относился к «княгине-лебедушке» Вяземской и даже предложил ей быть посаженой матерью на своей свадьбе с Натальей Гончаровой.
При Петре Андреевиче дом Вяземских стал центром притяжения для крупнейших литераторов эпохи: помимо Пушкина гостями загородной усадьбы князя были Жуковский, Гоголь, Батюшков, Давыдов, Дмитриев, Мицкевич и многие другие. А вот в том, бывал ли в Остафьеве Грибоедов, которого тоже нередко записывают в список почетных гостей усадьбы, сотрудники музея сомневаются. Единственный документ, который мог бы косвенно свидетельствовать о том, что автор «Горя от ума» посещал усадьбу, это письмо Вяземскому, в котором драматург писал: «А кабы теперь был в Москве, сыграл бы в деревне у вас роль старухи-маркизши, Вольтеровой любовницы». Но нет никаких доказательств того, что Грибоедов осуществил свое намерение.
Собственную театральную труппу, какая бывала у многих других помещиков, Вяземские не держали. Перед спектаклями из Москвы выписывались декорации, приглашались художник и танцмейстер. В постановках могли принимать участие актеры-любители, а также сами хозяева и гости усадьбы. При Андрее Ивановиче в Театральном зале в северной анфиладе особняка были выставлены антики – небольшие скульптуры, датированные I–III веками н.э., которые Вяземский привез из своего заграничного путешествия.
Поражает воображение Овальный зал усадьбы, отличающийся изумительной акустикой благодаря куполообразному плафону. Сохранившаяся еще со времен первых Вяземских отделка этого зала выполнена из очень дорогого в то время искусственного мрамора. А вот паркет, рисунок которого соответствует историческому, музейщикам пришлось восстанавливать. Как и много лет назад, при Вяземских, здесь сегодня устраивают концерты для гостей музея.
Вопреки цитате Пушкина Петр Андреевич был не таким уж и «щастливым Вяземским». Если вспомнить о том, что супруги Вяземские пережили семерых из восьми своих детей (князь умер в 86 лет, княгиня – в 95), то слова Пушкина действительно покажутся преувеличением.
А Остафьево перешло в руки единственного оставшегося в живых сына четы – князя Павла Петровича.
ДВА РОДА, ДВЕ ФАМИЛИИ
Павел Петрович Вяземский – известный ценитель искусства и дипломат, побывавший в заграничных командировках от Константинополя до Вены, – собрал в имении огромнейшую библиотеку и значительную коллекцию живописных полотен европейских художников. Предпринял он и первые попытки музеефикации Остафьева: при нем появились отдельные мемориальные комнаты его отца и Карамзина – в последней также хранились некоторые личные вещи Пушкина.
Старший сын Павла Петровича, Петр, владевший усадьбой в 1888–1898 годах, почти ею не занимался: парки стали зарастать, а дом требовал ремонта. В результате он продал Остафьево своей родной сестре Екатерине и ее мужу, графу Сергею Дмитриевичу Шереметеву, за 300 тысяч рублей. Граф, владевший целым рядом имений, в том числе знаменитым Кусковом (см.: «Русский мир.ru» №9 за 2022 год, статья «Бог хранит все»), имел свои виды на усадьбу. К 100-летнему юбилею Пушкина он открывает в усадьбе один из первых частных музеев поэта. Посетить его можно было лишь по приглашению или с разрешения самого Шереметева.
Именно Сергею Дмитриевичу пришла в голову замечательная идея выпустить открытки с фотографиями всего первого, парадного этажа усадьбы. Благодаря этому музейщики через много лет смогли воссоздать исторические интерьеры комнат и залов. А вот второму этажу не повезло: он оставался жилым и потому не попал в объектив фотокамеры…
Начиная с 1911 года Шереметев устанавливает в остафьевском парке памятники Николаю Карамзину, Александру Пушкину, Василию Жуковскому, Петру и Павлу Вяземским. Все они были разработаны другом семьи Шереметевых, академиком живописи Николаем Пановым. Кстати, памятник Карамзину часто сбивает с толку гостей Остафьева: на нем выбиты цифры «1811–1911». Многие ошибочно принимают их за годы жизни писателя. На самом же деле Шереметев приурочил год установки памятника к столетию написания Карамзиным «Записки о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях».
В 1918-м Сергей Дмитриевич скончался. И в том же году нарком просвещения Анатолий Луначарский назначает его сына Павла хранителем Остафьева. Блестящий историк, а с 1921 года и заведующий музеем, Павел Сергеевич составлял каталоги экспонатов (в начале ХХ века только в остафьевской библиотеке насчитывалось 35 тысяч книг), разбирал и готовил к печати документы из архива Вяземских, сам вел экскурсии. В начале 1930-х годов советская власть музей ликвидировала. Последние годы Павел Сергеевич прожил в коммуналке в Напрудной башне Новодевичьего монастыря. Потомок знатного и богатого рода Шереметевых умер от истощения в 1943 году... Что же касается Остафьева, то сначала в усадьбе устроили пионерский лагерь, потом, во время войны, оборудовали госпиталь, а после Победы здесь обосновался элитный дом отдыха Совета Министров СССР, который функционировал до 1988 года.
В советский период Остафьево растеряло большую часть своих коллекций: мебель, книги, картины и экспонаты поступили в различные библиотеки и музеи, в том числе в Эрмитаж, Государственный исторический и Пушкинский музеи, Третьяковскую галерею, усадьбы Останкино и Архангельское, Государственную библиотеку СССР имени В.И. Ленина. Немало того, что экспонируется здесь после открытия музейного комплекса в 2016 году, имеет опосредованное отношение к истории усадьбы Остафьево и было подобрано по аналогии. А некоторые предметы, например книжный шкаф Вяземских, который случайно обнаружился в кабинете бухгалтера РГБ, предоставили музею лишь во временное пользование. Однако менее чем за десять лет со дня открытия Остафьево стало одной из наиболее величественных и красивых усадеб, соответствующей своему громкому имени – «Русский Парнас».