Большое интервью с актером, режиссером и любимым голосом игроманов.
С 12 по 13 июля в Перми проходил фестиваль гик-культуры PANICOMIX. В этом году организаторам удалось пригласить на фестиваль известных артистов озвучивания кино и компьютерных игр. Одним из гостей стал Сергей Чихачев — русский голос Арнольда Шварценеггера, Джоша Бролина, Стеллана Скарсгарда, и конечно же Кровавого барона из игры «Ведьмак 3: Дикая охота». Но сейчас многим он известен как фермер Николай из хитового сериала «Кибердеревня» (12+). Кроме того, Сергей Чихачев много лет проработал на телевидении и был соавтором легендарной программы о видеоиграх «От винта!». Григорий Ноговицын поговорил с Сергеем Чихачевым о его роли пермского колдуна в игре «Чёрная книга», работе журналиста, любимым ролям в озвучке, образе главного героя «Кибердеревни» и секрете хорошего настроения.
— Как выяснилось на вчерашней встрече со зрителями, вы в первый раз в Перми. Какие у вас впечатления от города?
— Отличное впечатление. Мне очень нравится Пермь. Коллеги сказали, что город отремонтировали и отреставрировали к трёхсотлетию. Я тут был раньше однажды, но давно и проездом. Я тогда гонял грузовики, и ездил через Пермь в Екатеринбург с грузом.
То первое посещение Перми было странным: зима, мороз, год, вроде, 2010-й. В кабине есть карта бумажная. Смартфонов, в таком обиходе, как сейчас, и Яндекс Карт, когда тебя навигатор сам ведёт, ещё нет. Я въезжал со стороны Кирова, проехал через город, где-то на выезде уткнулся в неочевидный Т-образный перекрёсток. И я не мог понять куда мне дальше — направо или налево? Вижу, стоят какие-то люди. Остановился, спрашиваю: «Здравствуйте, куда ехать на Екатеринбург?». Они уверенно машут рукой: «Туда!». Ну я поехал, а там через полчаса заканчивается дорога. Вообще вся. Сначала кончается асфальт, начинается грунтовка, а потом просто дорога обрывается и тупик в последней деревне. То есть они показали точно в противоположную сторону. Что это было?
У меня есть пермский товарищ, Юра Львов, однокашник по МГУ, так вот я его потом спрашивал: это что, такая древняя пермская манера — заманивать грузовые подводы? И что потом с ними делают? Грабят? Так нет же, не ограбили, эти сусанины остались где были! А я на этом потерял полтора часа. Но это не впечатление от Перми, просто забавное воспоминание.
Сегодня впечатления отличные. Отремонтированный, свежо выглядящий город, где куча чего-то ремонтируется, куча всего строится. Короче, впечатление — огонь! Очень уютно, очень тепло, очень зелёный город, и это мне нравится, потому что Москву всю закатали в плитку в пять слоёв.
— Но, всё-таки, косвенно, своим голосом вы уже были в Пермском крае. Вы озвучивали деда Егора в компьютерной игре «Чёрная книга» пермской студии «Мортёшка». Была ли у вас какая-то подготовка к этой роли и как вообще проходила работа над озвучиванием «Черной книги»?
— Во-первых, большой респект авторам. Они были на связи, когда мы озвучивали игру, и когда я писал на русском и на английском эту роль. Это очень талантливые ребята со своим видением мира. Потом мне дали поиграть «Чёрную книгу»; весьма странная игра — необычный сеттинг и двухмерное изображение. И когда ты начинаешь играть, то не вполне понимаешь, что это вообще? Какие-то картинки, потом начинается боёвка, и она карточная! Всё это выглядит странно и необычно, но эта штука совершенно завораживает.
Это сильное впечатление — когда ты начинаешь игру, попадаешь в её сеттинг, и сразу думаешь: «Ни хрена себе, это что?!» Я поиграл немного, потом посмотрел игрофильм на YouTube, чтобы узнать, что дальше по сюжету, потому что я не успеваю играть во всё, к сожалению. И из комментариев узнал, что точно такие же впечатления у всех — и у граждан России, и у иностранцев, кто в неё играл. Все сходятся на том, что «Чёрная книга» — это какая-то месмеризирующая штука.
Удивителен подход сам по себе: делать игру не на привычных движках, типа Unity, где красивый графон, всё взрывается, всё горит, где трассировка света и так далее, а сделать затягивающий национальный, я даже не знаю, как это назвать — полукомикс, полуквест. Это большая ачивка. Поэтому выражаю уважение авторам, они большие молодцы.
Что касается самой роли, то понятно, как сыграть дедушку — ты делаешь голос старше, хриплее, тяжелее, ему чуть-чуть тяжело говорить, говорит он негромко, хрипит. Но был вопрос, пытаться ли делать уральский говор интонационно. Я им не владею, и мне нужно было бы его тренировать, чтобы разговаривать так, как, условно, разговаривает Коля Наумов в «Реальных пацанах» (16+). Мы с знакомы с Николаем, снимались вместе в «Волшебном участке» (18+), он может говорить как с включённым пермским акцентом, так и с выключенным пермским акцентом как бы чуть-чуть подъедая слова (на этих словах Сергей Чихачев очень точно воспроизвел пермский говор — прим. Properm.ru). Я спрашивал у авторов «Чёрной книги», надо ли мне этот говор осваивать. Решили, что не надо. Так что единственной проблемой остались диалектизмы, и их было много.
Авторы написали словарик, настоящий глоссарий, и какие-то слова я знал, а какие-то нет. Мы всё время сверялись с этим глоссарием, чтобы не ошибиться в слове, в ударении, в особенности произношения. Разработчики помогали в записи, они большие молодцы, спасибо им за возможность так поработать. Я очень доволен этой работой.
— Была информация, что «Чёрную книгу» собираются экранизировать и ведутся работы над сериалом по игре. А у вас нет желания сыграть либо деда Егора, либо вообще кого-то в этом проекте?
— Есть! Есть большое желание поучаствовать в этом проекте. Я от вас это слышу впервые, мне никто ничего не говорил, но я с огромным удовольствием там поучаствовал бы в любом виде. Дед Егор, не дед Егор, всё равно. Ведь это уникальная, очень клёвая история по национальным сказкам, самобытный пласт культуры, и мне он очень нравится.
— Можно сказать, что свою творческую карьеру вы начинали как журналист на телевидении, где работали над такой знаковой передачей как «От винта!». Саму программу о компьютерных играх придумал Антон Гидионович Зайцев, а вы автор названия «От винта!». Вы помните, как оно родилось?
— Оно родилось от игры слов «винт — винчестер». Сейчас, мне кажется, так уже не говорят. Жёсткий диск — это винчестер, винчестер — сокращённо винт, поэтому «От винта!». Название родилось как-то быстро, был мозговой штурм, думали, как назвать передачу, придумалось «От винта!», ну и понеслось. Мы образ винта включили в графику. У нас сначала был самолётик, тень винта на студии. Затем мы сделали дирижабль, когда у нас был перезапуск, и мы меняли графику, пересадив ведущих из студии на палубу дирижабля.
Над такими штуками не думаешь, они как-то сами выскакивают, рождаются быстро. Я очень рад, что название подошло, и вообще горжусь тем, что участвовал в этой программе. Потому что мы тогда были первые и единственные в своём роде. Антон Гидионович Зайцев, автор и отец «От винта!», играл много, и разбирался в этой сфере. Что само по себе было редкостью, поскольку в начале 90-х компьютеры были мало у кого. В конце восьмидесятых компьютер вообще стоил как машина: тогда «Жигули» стоили что-то около шести тысяч.
И то, что Антон Зайцев тогда придумал и создал такую передачу как «От винта!» — было большим событием для всех геймеров. Я был счастлив в ней участвовать. У меня самого компьютер появился как раз накануне девяносто четвёртого года, это был простенький 286-й. А вообще в стране компьютеров было мало, многие геймеры тогда ещё не были геймерами, и для них программа «От винта!» была историей из какой-то параллельной вселенной. Нам очень часто писали: «Дорогая редакция „От винта!“, прошу вас выслать мне игру такую-то». Подпись: Вася такой-то, оттуда-то, Красноярский край.
А иногда писали вот так (я не придумываю, это настоящие письма): «Дорогая редакция, мне очень нравится ваша программа, вы так здорово рассказываете о компьютерных играх. К сожалению, у меня нет компьютера. Я прошу вас выслать мне компьютер». И это пишет ребёнок, чистая душа, на голубом глазу. Не потому, что он стяжатель, а потому что ему кажется, что мы можем его проблему решить, и просто выслать компьютер и несколько игр, чтобы он как бы синхронизировался с нами в этом художественном контексте.
— Вы неоднократно в своих интервью говорили, что с 2009 года не работаете журналистом и занимаетесь только озвучкой. Но, вы всё-таки столько лет отдали этой профессии, никогда не возникала тоски по ней и желания вернуться в журналистику?
— После того, как я закончил с телевидением, у меня было несколько работ, я работал как фрилансер, делал несколько больших материалов, то, что сейчас называется лонгриды. Первый я писал по своей инициативе: у меня появилась возможность попасть в среду чёрных археологов, которые копают войну. Это очень закрытое комьюнити, потому что они все ходят под 222-й статьей — оружие и боеприпасы. Даже когда ты раскапываешь ржавый немецкий ствол сорок первого года, который просто труха, проржавевшая насквозь, и кладёшь его к себе в машину — это сразу 222-я уголовная статья, если найдут. Потому что это оружие, и оно боевое. Плевать, что оно не стреляет. Экспертизы займут годы, и ты будешь оплачивать адвокатов, и всё это время будешь под следствием, под подпиской о невыезде и так далее. Поэтому копатели никого из чужих к себе не пускают.
А тогда оказалось, что один из моих товарищей-охотников как раз копатель. И, в силу того, что мы с ним были знакомы давно, и он меня знал, и был уверен, что не сдам, я попал в эту среду. Я тогда просто приехал к главному редактору журналу «Вокруг света» Сергею Борисовичу Пархоменко (внесён Минюстом в список иностранных агентов), мы до этого не были знакомы, и сказал: «Здравствуйте, меня зовут так-то и так-то, у меня есть такая вот штука не хотите ли, чтобы я для вас написал?». Он сказал: «Давайте».
Я ездил в три экспедиции, работал лопатой и металлоискателем с копателями, ночевал с ними в лесу, записывал всё, что они рассказывали, потом долго сидел в архиве министерства обороны. Там хранятся ЖБД, журналы боевых действий частей, их можно легально запросить. И мне было важно соотнести то, что я видел, с выписками из реальных документов военной поры, понять — что мы копали, какая тут воевала часть, чьи останки мы подняли и так далее.
Потом был другой большой материал; я сделал статью, для которой ездил к аляскинским краболовам. Есть такая программа «Смертельный улов» — Deadliest Catch, она выходила на канале Discovery. «Смертельный» — потому что по статистике бюро по трудоустройству США работа краболова в Беринговом море — это самая опасная профессия по количеству смертей на тысячу человек. Наши рыбаки ходят, понятно, с нашей стороны, с Камчатки, американские ходят с Аляски. А Берингово море — это такая страшная ледяная история; если человек упал за борт, то он, скорее всего, погибнет. Вода в Беринговом море всегда ледяная, и от переохлаждения человек умирает. Он даже не тонет, просто останавливается обмен веществ.
Если зимой и без спецкостюма, то время жизни до переохлаждения, по-моему, не больше двух минут. То есть даже если на судне человека за бортом сразу заметили, то они просто не успевают остановиться и развернуться. А на судне много опасного оборудования: лебёдки, тралы, краболовушки — такие клетки, наверное, полтора на полтора на полтора метра. Рыбаки туда суют наживку, всякую тухлую рыбу, потом опускают клетку на дно, крабы залезают внутрь, их поднимают. И когда тебя сносит любой стрелой, любым тросом, и ты падаешь за борт — это смерть. Я съездил к этим рыбакам, сделал второй большой лонгрид, о том, как побывал на их судах.
И потом был третий лонгрид, я уже упоминал историю про грузовики. Я нанимался перегонщиком, гонять китайские грузовики из Благовещенска в Москву. Всё было по-честному: я за рулём грузовика один, полноценный формат «журналист меняет профессию». Ездил из Благовещенска, а потом с грузом в Екат.
Отвечая на ваш вопрос — я отчасти скучаю по журналистике потому, что такие истории мне интересны. Мне этого не хватает. Работа, когда ты сам куда-то погружаешься, и потом честно рассказываешь — это правильная журналистика, на мой взгляд. Больше журналистика факта, чем осмысления. Но у нас журналистика, на мой взгляд, скончалась. Оба её вида.
Разгон и закрытие независимых СМИ, противоречащая Конституции цензура, изгнание многих сотен журналистов из страны и объявление их иностранными агентами — произошло полноценное разрушение этого общественного института. Мне двадцать пять лет назад казалось, что цензура невыносимо всё зажимает. Как мы понимаем сейчас, тогда цензура особо ничего не зажимала. Это были цветочки.
У меня есть ностальгия по профессии, которая была в моей жизни. Мне жалко, что сейчас в стране полноценной журналистики нет. Когда-то опять будет. Но я не думаю, что к тому моменту буду готов складывать обратно слова в предложения на каком-то уровне. Для меня это такой пройденный этап. Я о нём вспоминаю с ностальгией как о проделанной большой работе.
— Вы упомянули что написали книгу. У Довлатова есть такой диалог:
«– Правда, что все журналисты мечтают написать роман?
— Нет, — соврал я».
Вы как раз тот самый журналист, который написал роман, и даже издали свой сборник. Более того, ваши произведение, можно сказать, экранизировали — Дмитрий Месхиев по отдалённым мотивам вашей повести снял фильм «Механическая сюита» (12+). Но фильм всё-таки мало похож на ваше произведение, как вы это изменение восприняли?
— Я в девяностые зарабатывал, в том числе, тем, что писал синопсисы, повести — и их продавал. И «Механическая сюита» была такой повестью, которую у меня выкупили для экранизации. Я потом продолжал писать, но это не были сценарии, а именно истории. В силу того, что я много читаю, я скорее литературоцентричен, чем киноцентричен, поэтому писал истории так, чтобы их можно было читать глазами. Дальше были какие-то сценарии на заказ — я был такой литературный негр.
Потом у меня начали эти истории для сценариев тырить. Были истории, которые у меня взяли, сняли и мне не заплатили ничего, даже не поставили в известность. И чтоб красть перестали, я пошёл в издательство «Рипол Классик» и сказал, что у меня столько-то рассказов, я бы хотел их предложить. Они сказали: «Сборник рассказов сейчас мы не издадим, никого это не интересует, соберите их в одно произведение». Я собрал. Получился роман под названием «Кунст». Туда вошла и «Механическая сюита», которую на тот момент Месхиев уже экранизировал. Сценарий писал не я, поэтому, как вы верно заметили, там рожки да ножки остались от истории. Ну, моё имя есть в титрах — и на том спасибо.
Книжка вышла, но я не считаю себя писателем. Я её выпустил чтобы мои истории перестали воровать. Воровать перестали. Значит, сработало. Вы из Довлатова привели замечательную цитату. После выхода моей книги я разговаривал с писателем, у которого издана не одна книга. Я пришёл к нему радостный, говорю: «Смотри, у меня книжка!», он мне сказал: «Да одну книгу и ***** (дурак) может издать. Ты издай вторую!». Мне это очень понравилось. Гора Фудзи. Лестница усилий, улитка на склоне.
— Переходя к вашей работе к озвучке, на подобных встречах с поклонниками как здесь на фестивале, на похожих интервью, подкастах, о каких озвученных вами героях спрашивают больше всего, и как вы думаете почему именно о них, из-за чего именно они больше полюбились людям?
— Геймеры — это особый, отдельный народ. Потому что игры — отдельный вид искусства. Он особенный, потому что в этом вымышленном мире, в отличие от кино, ты можешь жить годами. Кино мы включили, посмотрели и выключили. Самый большой фильм — режиссёрская версия «Апокалипсиса сегодня» (18+) Френсиса Форд Копполы, — идёт четыре часа. Огромный материал, эпическое полотно, великий фильм. Ты его посмотрел и выключил. Ну, может быть, пересмотришь через десять лет, когда уже сыну будешь показывать, например. Но мы не живём в фильме. А в игре мы живём. Это кино, где мы главные герои. И это кино, которое может длиться годами.
Люди, которые залезают в игру и начинают в ней жить, неизменно ассоциируют себя с её героем. И я прекрасно понимаю, что для них персонажи игры — это персонажи их второй жизни, или третьей, или пятой, потому что можно проходить несколько игр параллельно или последовательно. И вымышленные герои для игроков зачастую реальнее и ближе, чем наш мир, который за окном.
Вот есть условный подросток. Он живёт в маленькой квартирке, пропахшей капустой. У него папа бухает, мама орёт на детей, за стенкой лежит больная бабушка, кашляющий дедушка курит вонючие сигареты на балконе. И подростку такой мир не очень нравится. Ему в нём плохо. И вот он включает компьютер — а там другой мир. Там у него нету алкаша-папы, кричащей мамы, больной бабушки и перхающего дедушки. И он сам не восьмиклассник, а, допустим, великан-рыцарь с мечом. И в том мире он может совершать те поступки, какие не может в нашей реальности. Его душа и разум, натурально, на время уходят в другой мир.
И если в том мире есть мой персонаж — он этому человеку может быть ближе, чем родственники за стенкой. Мой персонаж может быть ему верным товарищем, или надёжным другом, или могущественным врагом — но в любом случае геймер будет проводить с моим голосом больше времени, чем с любым из членов семьи. Для геймеров вымышленный мир имеет большую ценность. И я знаю об этом. В том числе поэтому я стараюсь ездить на встречи и фестивали. Я люблю встречаться с этими людьми, потому что знаю, что иногда герой, который говорит моим голосом, для них роднее родственников.
Из моих персонажей чаще всего вспоминают Филиппа Стэнгера, Кровавого Барона из «Ведьмака». У него мощная драматическая история в игре, это яркий трагический и местами комичный персонаж. Ещё есть Брок из God of War — угрюмый и жёсткий, но при этом крайне симпатичный гном из потустороннего мира. Их два брата, Брок и Синдри, они помогают главным героям — Кратосу и его сыну, — в мире богов.
И был такой капитан МакТавиш из игры Call of Duty. Озвучивали мы её лет шестнадцать назад, и я постоянно рассказываю эту историю, потому что она меня тронула до слёз, честно. Мне прислали в какой-то соцсети клип — реквием на смерть Мактавиша. Там читали рэп про то, что «ты был братом был для нас, ты был для нас там отцом и другом». А женские нежные голоса пели «пока течёт по венам кровь, тр-тр-тр-тр, что-то и любовь». Короче, люди сделали прям прощание с МакТавишем. У меня были слёзы на глазах, честно.
Это же люди запарились, взяли трек или написали его сами, я не знаю. Смонтировали клип и попрощались с героем, которого, я замечу, не существует в реальности, это компьютерная игра! Вот этим мне очень дороги геймеры.
— Ваша роль в сериале «Кибердеревня» — главный герой Николай. На интервью и подкастах вы неоднократно говорили, что для режиссёра сериала Сергея Васильева важны референсы и отсылки к советской культуре, к советскому кино. И упоминали, что Николай тоже основан на многих героях советского кино, в частности Егоре Прокудине из «Калины красной» Василия Шукшина. А вот лично у меня, когда я смотрел «Кибердеревню», возникла ассоциация не с конкретным героем Шукшина, а с шукшинскими чудиками. Насколько справедливо говорить, что Николай — это шукшинский чудик?
— Вы правы в том, что это похожие архетипы: и дяди Митя из «Любовь и голуби», и шукшинские герои и многие другие. Даже «Вечный зов» там есть. Николай — это архетип русского мужика. Он и одет так, как мы сейчас не ходим. Даже в самых отдалённых деревнях ватные штаны и телогрейки из шестидесятых трудно найти, они все истлели и развалились. Но мы ведь мы сейчас говорим не столько про костюм, сколько про характер. Простой мужик. Человек неунывающий, любящий семью. Да, со странностями, но мы все со странностями. Так что вы правы в том, что Николай отчасти близок к шукшинским чудикам
Мне кажется, что различие в том, что шукшинские чудики были не очень привязаны к миру. Они чуть более блаженные, чем Николай. Он сам человек более приземлённый. У него есть ферма, и он знает, как ей управлять, как ухаживать за коровами, как трактор ремонтировать. У него есть крепкая семья, он муж и отец. И в этом плане Николай чуть крепче держит в руках вожжи собственной жизни, чем, условно говоря, герои Шукшина, которые, во многом, жертвы обстоятельств.
Мы показали русского мужика вот таким. Трудолюбивым, незлобивым, душевным. Я таких людей видел, и вы, я уверен, видели и знаете. Когда вышел первый ролик «Кибердеревни», и у него были миллионы просмотров, в комментариях и под ним, и под следующими видео много людей писали: «да это же прям мой дядька!», «мой дед меня так же провожал из деревни!», «ведёт себя как мой отец!».
Значит, архетип узнаваем и любим. А раз Николая полюбили — значит, мы нормально этот образ сделали.
— Во многих подкастах и интервью, которые я смотрел, когда готовился к этой беседе, вчера при общении с аудиторией, и сейчас разговаривая с вами лично, очень заметно, что вы невероятно позитивный человек, с юмором, всегда в хорошем настроении. Как вам в наши непростые времена удается так себя держать? В чём секрет хорошего настроения?
— Мне трудно ответить, потому что себя вообще трудно анализировать всем — вам, мне, всем. Наверное, здесь два слагаемых. Мне по складу характера больше нравится смеяться, чем плакать. И когда люди вокруг смеются, а не плачут. Мне с детства нравилось, когда вокруг как-то весело. Ну вот и стараюсь веселить.
Если не мы это будем делать, то кто? Если я рассмешу, то люди рассмеются. Включишь ты в себе внешний позитив — он будет от тебя исходить. Выключишь — он исчезнет, вот и всё. Так что отчасти это склад характера, а отчасти — усилие воли. Как и у всех.
Да, мы живём в чёрт знает какое время. Но дело в том, что у нас с вами этот промежуток времени один. У нас не было его до рождения, и у нас не будет его после смерти. Вот как мы его проживаем, так мы его и проживаем. И на мой взгляд, чем больше удаётся за жизнь оставить в мире какого-то позитива в любом виде — написанных работ, сыгранных ролей, смеха — тем лучше. Я рад, что у меня пока психика справляется и не разрушилась. Значит — надо помогать психике других людей. Пока силы есть.
Читайте также:
На гик-фестиваль в Перми приедут русские голоса Шварценеггера и ведьмака Геральда
В Перми пройдет 100-часовой коми-пермяцкий фестиваль от создателей рейва в трамвае