Невозможно быть человеком современности - и никогда не встречаться с этим изображением. Взгляд наталкивается на знакомую картину на футболках и сумках, на рекламных плакатах и обложках музыкальных альбомов, на кружках и тату. Многие культурологи считают, что это - вообще, самое известное на Западе произведение азиатского искусства.
Дамы и господа, сегодня у нас знаменитый японский художник Хокусай, и его всемирно известная «Большая волна».
Начнем с того, что на самом деле, он не Хокусай. Это один из тридцати (!) псевдонимов, которые принимал художник на протяжении свой жизни (менять псевдонимы - распространенная практика в среде японского искусства: новое имя можно было выбрать переходя к другому стилю живописи, учитель мог дать своему ученику творческое прозвище или даже передать свое собственное имя - при жизни или в наследство, но тридцать имен - это большая редкость). Хокусай обычно выбирал новый псевдоним, когда начинал новую серию работ. Он даже не Кацусика - это всего лишь название района Эдо, где художник родился. «Хокусай» же означает «северная студия» в честь Полярной звезды, символа божества, важного для его религии — буддизма Ничирэн.
Знаменитая «Большая волна в Канагаве»- это первая гравюра в серии «Тридцать шесть видов Фудзи». И впервые работа была представлена публике в 1832 году. Именно гора Фудзи (а не мощный водяной вал) является главным объектом на картине. По сути, задумано, что это - вид на Фудзи со стороны Токийского залива (порта Иокогама).
На гравюре изображена огромная волна, нависшая над тремя рыбацкими лодками близ префектуры Канагава. Вообще, такие челноки были предназначены для плавания у берега, и уж точно, не для штормящего моря. На «Большой волне» рыбаки цепляются за свои весла, чтобы не быть поглощенными бурей. Но движение в картине «Большая волна в Канагаве» идёт справа налево, согласно японской традиции чтения. А значит, рыбачьи лодки являются активным началом, они двигаются по направлению к волне. Это «активное» японский созерцатель видел однозначно, прямо, как если бы написанное словами, а европеец считывает интуитивно, когда приглядится.
А еще перед нами - символ японской философии о переменчивости мира. Основной принцип — всё в этом мире преходяще, его составляющие — эфемерность, бренность и изменчивость жизни. А японское искусство, откликаясь на этот философский посыл, открывает стиль гравюр укиё-э, к которому относится и серия Хокусая. Укиё, дословно переводящееся как «плывущий мир», является омофоном к буддистскому термину «мир скорби», но записывается другими иероглифами. Первоначально термин «укиё» употреблялся в буддизме как обозначение «бренного мира, юдоли печали», но в эпоху Эдо, с расцветом театра Кабуки и культурного феномена гейш, термин был переосмыслен, и зачастую его стали понимать как «мир мимолётных наслаждений, мир любви». То есть, нам предлагается терпкий, сложный и свежий коктейль из печали и мимолетных удовольствий, краткий, как жизнь бабочки. И все это видит японский зритель на листах Хокусая.
Вода кажется антагонистом земли. Однако, давайте присмотримся внимательнее . Силуэт малой волны повторяет очертания Фудзи. Но зачем это?
Хокусай так передает идею целостности мира, который проявляется в разных комбинациях и вариантах. Бесконечная цикличность выражена в пенных изгибах, которые расходятся, создавая новые линии, а множество маленьких волн повторяет формы большой волны.
И в такой картине мира человек - не игрушка судьбы и стихий, а естественный элемент изменчивой природы.
Но в этом, таком японском и крайне камерном, взгляде на мир - что могло так поразить европейцев? Почему Хокусай потряс Запад XIX века, почему такое невероятное влияние оказал на гениальных Моне, Дега, Ван Гога и других, почему именно с него начал шествие победительный японизм в искусстве?
Всё дело в том, что работы Хокусая, начиная с определенного периода вообще, и «Волна» - в частности, можно сказать, представляют собой западные картины, но в японской обработке. И именно это так живо откликнулось европейской душе и обусловило успех «Волны».
Традиционной дальневосточной живописи не присуща знакомая нам по классическому европейскому искусству перспектива. Как в древнеегипетском или византийском искусстве, размер фигур или предмета зависит не от их положения, а от их значимости в происходящем моменте: персонажи могут быть изображены большими, так как они важны для сюжета, а деревья и горы — маленькими, чтобы не отвлекать зрителя от важного. То же, что находится далеко, изображается восточными художниками не меньшим, а выше. Именно такова логика перспективы традиционной живописи Восточной Азии. Вот, посмотрите, как выглядит традиция:
Хокусай же использует западную перспективу (японцы узнали о ней от голландских купцов, привозивших через Нагасаки свои товары и, среди прочего, - голландские гравюры на меди). Кроме того, новаторским моментом стало то, что Хокусай изобразил на воде самых обычных людей - рыбаков (это было не только бедное, но и презираемое сословие). Для японского искусства традиционно было в лодках изображать аристократию.
Также, необычен выбор материала: синий цвет на гравюре не был классическим японским индиго. Эта краска оказалась чем-то кардинально новым. Художник использовал «берлинскую лазурь», привезенную из Европы, пигмент, способный выдерживать яркий свет и время, не выцветая. Благодаря этому волна обрела глубину, которая раньше была недостижима. Вода стала холодной и тяжёлой, небо — прозрачным и резким. Это не просто цвет — это словно бы новый градус изображения. И благодаря мощной берлинской лазури «Большая волна» стала визуальным ледяным взрывом, который до сих пор не теряет свежести.
Хокусай писал : «С шести лет мной овладела мания зарисовывать формы предметов. К возрасту пятидесяти лет я исполнил бесчисленное количество рисунков, но все, что я сделал до семидесяти лет, не стоит считать. Только в возрасте семидесяти трех лет я понял приблизительно строение истинной природы, животных, насекомых, трав, деревьев, птиц и рыб. Следовательно, к восьмидесяти годам я достигну еще больших успехов; в девяносто лет я проникну в тайны вещей, а к ста годам мое искусство станет просто чудом. Когда же мне исполнится сто десять лет, то у меня каждая точка, каждая линия — все будет живым. Я прошу тех, кто проживет столько же лет, как и я, посмотреть, сдержал ли я свое слово. Хокусай — старик, одержимый рисунком».
«Большая волна» стала символом объединения восточной и западной культур, выраженным языком живописи. Точно неизвестно, какое количество оттисков этой гравюры в период Эдо было сделано и сколько из них сохранилось до наших дней, — это загадка, над которой бьются исследователи (вероятно, чуть больше сотни дошло до наших дней, но это не точно). Никаких записей на эту тему не существует. В то время эти гравюры не считались ценными, владельцы не особо заботились о них и в, большинстве случаев, просто выбрасывали, когда бумага истиралась или надрывалась. Землетрясения и пожары также были частыми в японских городах, и многие листы были уничтожены. Так или иначе, при жизни Хокусая оттиск продавался по цене двух мисок лапши, а сегодня крупные прославленные музеи считают за честь хранить в своем собрании любую из гравюр художника, и особой гордостью считается, конечно, «Волна».
Если вам интересно посмотреть на образцы массовой культуры, использующие «Волну» в наше время, напишите в комментариях , покажу вам несколько вариантов.
А у меня на сегодня все, дамы и господа, благодарю за уделенные время и внимание.