Привет! Я Катька, внучка деда Тихона. Дед у нас – легенда местного масштаба. Не потому что генерал, а потому что мед у него – мать честна! – самый-самый. Липовый – как слеза ангела, гречишный – темный, духовитый, акациевый – прозрачный, как янтарь. Весь поселок к нему на пасеку, что за огородами, тропинку протоптал. Все, кроме одного человека – нашего соседа Гришки, Григория Петровича.
Гришка – фигура. Вечно брюзжит, вечно всем недоволен. И пчелы у него, видите ли, болеют. То лихач какой напал, то мороз не вовремя, то еще что. А у деда – золотые труженицы жужжат, как оркестр! И вот пошла шепотня по деревне: мол, дед Тихон не просто пчеловод, а... колдун! Что он ворожбой мед у других пасечников "отбирает" и к себе приманивает. Кто первый пустил этот бред? Ну конечно, Гришка! Сам как осиное гнездо – злой и пузатый.
Сначала пакости были мелкие: то калитку к пасеке забыли закрыть (хотя дед всегда на щеколду задвигает), то лейку с водой для пчел кто-то опрокинул. Дед только головой качал: "Злоба, Катюш, она как ржавчина – разъедает". А потом случилось страшное – пропали два улья! Целых два! Дед аж посерел. Это же не просто коробки – это его пчелиные семьи, его труженицы!
Я-то Гришку давно на примете держала. И вот однажды утром, иду я к пасеке – а там, у дальнего края, следы! Не собачьи, не кошачьи – мужские сапожищи, здоровенные. И веду прямиком... к Гришкиному огороду! Вот же ж гад!
Вечером подруге своей, Ленке, все выложила. Сидим на крыльце, шепчемся, как партизаны.
"Кать, да он же псих!" – Ленка глаза округлила. – "Что если он тебя заметит? Он же может и...!"
"А мы его заметим первыми!" – заявила я. Родилась идея деревенского детектива. План был прост: ночная засада. Вооружились мы с Ленкой фонарями (папиным "жучком" потусклее и моим поярче) и главным оружием – дедовым фотоаппаратом "Смена". Пленку вставили свежую, на удачу.
Ночь была тихая, лунная. Спрятались мы за старым сарайчиком у пасеки, комаров отмахиваемся. Сердце колотится – то ли от страха, то ли от азарта. Часы тянулись как варенье в январе. И вот... Шорох! Тень! Мужик с пустым мешком пробирается к ульям! Под луной – никого не спутаешь: Григорий Петрович! И лицо у него... ха-ха! Весь красный, опухший! Видно, через забор лез, да в нашу крапиву-мутанта угодил. Зрелище еще то!
Он уже поднатужился, чтоб улей приподнять, а мы – прыг из засады! Два фонаря бьют ему прямо в глаза!
"Ага! Попался, медовый ворюга!" – ору я во всю глотку.
Ленка щелкает "Сменой" – фотовспышка ослепила его окончательно. Гришка аж подпрыгнул, мешок выронил, заорал что-то невнятное. И тут... Ох, и тут началось!
Шум, видимо, разозлил пчел. Из ближайшего улья вырвался целый рой – темная, гудящая туча! Они кинулись не на нас, нет – прямиком на Гришку! Видно, чуяли вора да еще и паникующего. Он завопил, замахал руками, как ветряная мельница, побежал – а пчелы за ним! Жалят в шею, в руки, в его крапивную рожу! Танец он отплясывал – загляденье! Мы с Ленкой, конечно, шарахнулись подальше, но видок запомнили на всю жизнь. Смешно и жутко одновременно.
Искусанный, орущий и плачущий, Гришка повалился на траву. Мы подбежали (осторожно!), дед наш тоже выбежал на шум. Григорий, сквозь сопли и слезы, стал выкрикивать:
"Тихон! Прости! Это я! Я ульи спер! Из зависти! И слухи пустил! Все вру! Прости!"
Наутро история гремела по всей деревне. Соседи качали головами: "Ай-яй-яй, Григорий, как не стыдно!" Украденные ульи нашли быстро – спрятал их балда в своем же сарае, под старым брезентом. Пчелы, бедные, измучились, но дед сказал, что отходят.
А дальше... Дальше был дед Тихон. Он принес баночку своего целебного меда и мазь какую-то.
"На, Григорий, мажь укусы. И медку по ложечке, от опухоли поможет".
Гришка смотрел на него, как на дурака: "Ты чего, Тихон? Я ж тебе пакостил, воровал..."
"Вижу, – спокойно ответил дед. – Злоба тебя сожрала. А пчела она не зря жало имеет – правду защищает. Хочешь мед хороший? Не пакости учи, а пчел лечить научись. Приходи, покажу, чем улей обрабатывать, чтобы болезнь не цеплялась. Зависть – худшая хворь для пчеловода".
Гришка что-то пробормотал, мед взял. Не знаю, стал ли он хорошим пчеловодом, но врать про деда перестал. А дед мой так и сказал мне потом: "Видишь, Катюш, доброта – она не слабость. Она как мед – липкая. Иной раз приклеит человека к правде крепче любого капкана". Мудрый у меня дед. И мед у него – действительно самый лучший!