Сегодня публичная казнь – анахронизм, чудовище прошлого. Но ещё каких-то 200–300 лет назад она была частью городской жизни, зрелищем, на которое приходили целыми семьями. Смерть преступника становилась не просто актом правосудия, а публичным представлением – смесью устрашения, воспитания и ритуала. Сегодня мы смотрим на казнь как на отражение культуры и духа эпохи. Ведь за каждым способом наказания стоял определённый образ мышления и ментальность – вера в порядок, страх перед ересью, стремление к покаянию или демонстрация силы. Как именно умирали осуждённые? Почему во Франции радовались казням, а в России смотрели во все глаза, но молчали? В этой статье погрузимся в мрачную, но завораживающую историю наказаний.
Французская гильотина: эстетично и гуманно?
Вопреки распространённому мнению, гильотина не изобретение времён Французской революции. Её аналоги с тяжёлым падающим лезвием использовались ранее: например, в XVI веке в Шотландии применяли устройство «Мэйден» – «Девицу». Однако именно во Франции гильотина стала массовым символом «цивилизованной» казни. Простой механизм, чёткий удар, минимум мучений – идеальное орудие для нации, которая верила в силу закона и равенство даже в смерти.
Казнь здесь воспринималась не как личная трагедия, а как акт очищающего правосудия. Общество, в котором долгое время господствовала монархия с её произволом, особенно остро нуждалось в демонстрации того, что теперь перед законом все равны – от крестьянина до короля. Именно поэтому казни на площади становились массовыми событиями: они символизировали не только наказание, но и торжество новой справедливости.
Во времена революции такие казни превращались в народные праздники. На площади собирались огромные толпы, устраивались палаточные городки, продавалось вино. Сам процесс длился днями: сначала строили эшафот, потом следовал суд, затем – публичная казнь. Люди разбирали одежду казнённого на сувениры, а кровь Людовика XVI, случайно пролитая на мостовую, собиралась зрителями, считающими, что она обладает целительной силой.
Германия: объятия «железной девы»
В Священной Римской империи суровость сочеталась с символизмом. в ходу была «железная дева» – печально известное орудие, внешне похожее на саркофаг. Внутри него были десятки шипов, расположенные так, чтобы только ранить. Человек умирал в течение часов, а то и суток, выставленный на всеобщее обозрение. Название «дева» вовсе не поэтичный эвфемизм, а буквальный перевод слова Jungfrau. Здесь прослеживается идея очищения через страдание: грешник становился «девственно чистым».
Инквизиция же превращала пытки в публичные ритуалы. Ведьму, желательно молодую, красивую и состоятельную, привязывали к креслу с шипами, раздевали, демонстрировали толпе, а затем медленно умерщвляли. Это было и устрашение, и форма массового развлечения, и способ пополнения казны. Всё, что принадлежало женщине, потом переходило в лапы её палачей.
Англия: очередь на «театральный» балкон
В старой Англии казнь была не столько кровавым шоу, сколько юридическим спектаклем с чётким сценарием. Простолюдинов вешали, знать обезглавливали – аккуратно, топором. Но палачи не всегда справлялись: леди Маргарет Поул, например, бегала по плахе, а палач догонял её ударами, по некоторым данным, больше десяти раз. Зато Анну Болейн, вторую жену Генриха VIII, казнили с почти театральной точностью: король заказал французского мечника, чтобы всё прошло ювелирно и «чисто».
Казни знати проходили в Тауэре, простых – в Тибёрне, у трёхвесельной виселицы. Толпа собиралась с раннего утра, занимая места, как на спектакль. Домовладельцы на пути процессии сдавали балконы в аренду – за хорошую цену. Некоторые торговцы даже печатали «последние речи» осуждённых заранее, чтобы продавать на месте. Особой считалась казнь за государственную измену. По закону – с потрошением и четвертованием, но, если преступник был знатного рода, его «миловали»: ограничивались отсечением головы. Здесь тоже работала логика порядка и статуса.
Италия: запах жжёной ереси
В Италии эпохи Ренессанса казнь нередко становилась финалом церковного спектакля. Инквизиция не спешила: сначала допрашивала, переписывала признания, устраивала показательные процессы. Саму казнь превращали в торжественное финальное действие. Еретиков чаще всего сжигали: это был акт «очищения» от заблуждений. Инквизиторы считали, что так спасают душу, если не самого приговорённого, то хотя бы зрителей.
Казни проходили на площадях: например, на Кампо-деи-Фиори в Риме, где позже установят памятник Джордано Бруно. Осуждённого вели через толпу, окружённого монахами, с молитвами и церковными песнопениями. Перед костром часто давали последний шанс: предлагали отречься. Кто отказывался, как Бруно, – погибал в огне. Здесь не было восторженной ярмарки, как во Франции, и молчаливого ужаса, как в России. Всё происходило торжественно и медленно, с проповедями, колокольным звоном и обязательным участием церкви. Это был почти ритуал с ощущением, что не человека уничтожают, а устраняют заблуждение.
Россия: молчание, муки и фантазия власти
В отличие от Европы, где казнь порой превращалась в народное гулянье, в России она воспринималась как момент покаяния и страха. Толпа не кричала, не осуждала, не хлопала. Люди стояли молча, молились о душе приговорённого, приносили иконы. Но некоторые зеваки, конечно, жаждали зрелища и залезали на крыши, откуда наблюдали за происходящим и нередко сваливались, ломая шею. Власть при этом вовсе не стремилась к «гуманности», наоборот, она находила в этом наказании средство устрашения. Казнь была не столько финалом, сколько напоминанием: грешен – ответишь.
Иван Грозный, пожалуй, первым сделал казнь инструментом устрашающего спектакля. По его приказу отливали огромные железные сковороды, на которых в буквальном смысле жарили бояр. Иноверцев, преступников, предателей сажали на деревянный кол – медленно и показательно. Смерть растягивалась на часы, а то и дни, и использовалась как доказательство власти над телом, верой, болью. Аналогичный метод активно использовал и Влад Цепеш, он же граф Дракула, которого турки боялись вовсе не из-за вампиризма, а из-за инженерной точности его казней.
В петровскую эпоху приговорённых могли подвешивать за ребро – обязательно за левое, «чёртово». Позже, при Екатерине II, появилось «висельное колесо»: плот с вертикальным бревном, на котором болталось тело преступника. Его пускали по реке, чтобы все увидели. Женщин, расправившихся с мужем, могли закопать по горло. Перед их лицом клали платок, туда бросали милостыню «на свечку». Если в казнь вмешивалась милость государя, ей могли разрешить быструю смерть – выстрелом.
Особое «изящество» эпохи Екатерины – трон с сюрпризом. Для благородных предателей делали кресло с шипами или люком: предатель садился и проваливался на колья. Или же его сажали прямо на шипы, с фразой: «Хотел на трон – получай». Иногда в ход шли и более экзотические методы: например, клетка с голодными крысами, надетая на голову осуждённого. По легенде, однажды казнь сопровождалась словами Хана Мамая: «К утру доберутся до мозга – тогда и разбудите меня посмотреть».
Заинтересовала тема? Эти книги помогут углубиться:
- «Моя профессия – убивать. Мемуары палача», Анри Сансон
- «Камера смертников. Последние минуты», Мишель Лайонс
- «Город у эшафота. За что и как казнили в Петербурге», Дмитрий Шерих
- «Энциклопедия пыток и казней», Брайен Лейн
- «Разговор за час до казни. Рассказы о преступниках, суде и камере смертников», Владимир Короленко
- «Ведьмы. Хроника 13 судебных процессов», Мэрион Гибсон
Похожие материалы:
Когда смерть – не финал, а пытка: почему казнь в Америке превращается в жестокое издевательство
Последний ужин: Топ-8 самых необычных заказов преступников перед казнью
Последний день смертника: чудовищные факты о казнях в СССР
Конец средневековым пыткам: история последней казни в Европе
Их не остановил даже эшафот: 5 счастливчиков, которые выжили после смертной казни