Звонок был утром. Самое мирное время — чай уже заварен, собаки накормлены, внук ещё спит. Ольга открыла окно, впустила запах сырой травы и услышала, как вдалеке кто-то косит. Ей стало хорошо. Такое «хорошо», которое не требует слов.
Телефон лежал на подоконнике. Незнакомый номер.
— Это Антонина Васильевна, — голос хрипловатый, пожилой. — Вы ж Ольга, жена Петра-то? Из города?
Ольга села. Сердце стукнуло в груди не от страха — от памяти.
— Была. А что случилось?
— Дом его стоит пустой. Никому не нужен. А пёс у сарая. На цепи. Племянница ваша оставила. Говорит, временно. Да месяц уже прошёл. Он орёт по ночам. Худая кость. Я его подкармливаю, но я старая… Он ведь не жилец так. А вы вроде добрая. Приезжайте. Хоть посмотрите.
Ольга кивнула, будто собеседница могла это увидеть.
— Я подумаю. Спасибо, что сказали.
Положила трубку. Помолчала. Потом подняла взгляд — Найда уже сидела перед ней. Смотрела в упор. Как будто слышала разговор. А может, просто узнавала что-то в голосе хозяйки, чего та сама ещё не поняла.
Через два дня Ольга собиралась в дорогу. Игорь оставил у неё внука — «на неделю, у нас с Лерой отпуск не совпал». Мальчику было восемь, звали Артём. Он не ныл, ел аккуратно, больше молчал, чем говорил. На Найду смотрел с уважением, а Кубика учил сидеть, как будто ему самому это важно.
Когда они втроём сели в машину, Артём спросил:
— А куда мы едем?
— В село. Дом посмотреть. И одного пса.
— Забрать?
— Посмотрим.
Он не задавал лишних вопросов. Это понравилось Ольге.
Село встретило тишиной и покосившимися заборами. Трава у дома росла по колено. Забор наклонился, калитка держалась на одном гвозде. Всё было знакомо — и всё чужое.
У сарая сидел он. Большой, грязный, на толстой ржавой цепи. Светло-песочный, с чёрной мордой. Глаза янтарные. Не дёрнулся, не зарычал, замер будто оценивая ситуацию.
— Рекс, — сказала Антонина Васильевна, выходя из-за дома. — Так племяшка его звала. Дворняга, но с голосом. Ферму охранял, пока хозяева не разбежались. А потом — только цепь.
Ольга подошла ближе. Пёс напрягся. Найда остановилась, насторожилась, но не зарычала. Стояла, как часовой. Артём держал Кубика за ошейник.
— Ты нас слышишь? — спросила Ольга тихо. — Мы не тронем. Пришли познакомиться, хотим тебя понять.
Рекс моргнул. Потом медленно отвёл взгляд. Как будто сказал:
«Я вас вижу. Но не верю.»
Они остались на ночь. В доме было холодно и пыльно. Зато крыша цела. Артём разложил спальные мешки, поставил чашки на стол. Кубик уснул сразу, Найда лежала у двери. А Рекс — не спал. Он выл. Не громко, глухо, с надрывом.
Ольга сидела на кухне, смотрела в окно и думала, что одиночество звучит одинаково — у людей и у собак. Только у одних — словами. А у других — ночью, из сарая, сквозь цепь и закрытую дверь.
Утром Рекс смотрел на них настороженно, но не рычал. На еду не бросался — ждал, пока отойдут. Артём выносил ему воду, медленно приближался. Сначала ставил миску у двери, потом — на полметра ближе. Через три дня пёс взял еду из рук. Молча. Без благодарности, но и без ярости.
В деревне про них заговорили. Кто-то кивал с пониманием, кто-то качал головой.
— Ещё одну приблуду, что ли, вздумает домой тащить? — Сама с ума сходит, и внука за собой.
Но одна женщина, лет сорока, привела к ним дочку и сказала:
— Можно с собаками погулять? У нас своей нет, а она всё мечтает.
Их стало больше. Один мальчик научил Кубика давать лапу. Девочка подарила Рексу мячик — тот не понял, что с ним делать, но принял подарок спокойно.
Найда наблюдала. Не вмешивалась. Только один раз встала между Рексом и соседом, который подошёл слишком резко. Спокойно. Без агрессии. Но так, что и сосед отступил.
Каждый вечер Ольга с Артёмом сидели на крыльце. Он читал книжку. Она перебирала старые записи мужа. Иногда молчали. Иногда обсуждали, как утеплить сарай.
На седьмой день Артём вдруг сказал:
— Он стал другим. Он теперь нас ждёт.
Ольга посмотрела в сторону сарая. Рекс лежал, вытянув лапы. Глаза были открыты. И в них, впервые, не было злости. Только усталость. И что-то вроде надежды.
Она кивнула:
— Это не мы его меняем. Это он — даёт нам шанс.
Гроза налетела резко. Днём было душно, тяжело дышалось, а к вечеру небо сжалось в серый комок. Первая молния ударила где-то совсем рядом, и дом содрогнулся от грохота.
А потом — тишина. Подозрительная, тревожная. И голос Артёма:
— Бабушка. Рекс пропал.
Цепь валялась в грязи. Сломанное кольцо. Следы — до изгороди, а дальше терялись в траве. Ольга обошла весь участок, вымокла до нитки, звала — без ответа. Найда металась, потом замерла, уставилась в сторону лесопосадки. Но не пошла.
Ночь была долгой. Артём не спал. Сидел у окна, щёки мокрые. Говорил шёпотом:
— Он не знал, что гроза — не опасность. Ему же не объяснили.
Ольга гладила его по волосам. Сама чувствовала, как внутри всё каменеет. Не потому что собака ушла. А потому что это опять — утрата. Даже если временная.
Утром дождь закончился. Земля тяжело дышала паром. Найда встала раньше всех. Ольга только успела накинуть куртку, как та уже махнула хвостом и пошла. Не бегом — уверенно.
Они шли за ней. Через сад, вдоль покосившегося забора, мимо колодца. Найда остановилась. Подошла к срубу, понюхала край, потыкалась носом в траву — и замерла.
— Он тут? — Артём едва выговаривал слова.
Ольга нагнулась. Там, под навесом, в тени старых досок, свернувшись в комок, лежал Рекс. Мокрый, дрожащий, живой. Он не поднял головы. Только хвост дёрнулся — как будто не совсем поверил, что его нашли.
— Слышишь, — прошептала Ольга. — Мы же не ушли. Мы рядом.
Рекс не ответил. Но не отстранился, когда Артём осторожно положил руку ему на шею.
И в этот момент Ольга уже знала — они не вернутся в город сразу. И, может быть, не вернутся вообще.
Они остались в селе. Сначала — «на лето», потом — «пока не похолодает». А к концу недели поняли: возвращаться незачем.
Ольга писала список: починить крышу, заменить проводку, утеплить сарай. Артём помогал. Иногда звал новых ребят из деревни — и те приходили. Один рисовал мелом на доске команды, другая — учила Кубика стоять на задних лапах.
Найда чаще лежала в тени. Рекс — сторожил. Не лаял попусту. Но вставал, когда чужие проходили мимо. В глазах у него было то, что бывает у тех, кто много видел. Но теперь — сдержанное. Спокойное.
Ольга звонила сыну:
— У нас тут всё получилось. Хочешь — приезжай.
Игорь приехал через неделю. Смотрел долго. Потом сказал:
— Мама, ты всерьёз решила остаться?
Ольга пожала плечами:
— Я не переезжала. Я просто осталась. Там, где меня ждут.
Он ничего не ответил. Только присел рядом с Рексом, протянул ему руку. Пёс не убежал, глянул на руку — и остался лежать.
Внук однажды нарисовал картинку. Там были три собаки и бабушка с чашкой в руке. А сзади — табличка, на которой неровными буквами было написано: «Наш новый дом».
Вечером Ольга снова взяла трубку. В приюте спрашивали, сможет ли она взять на передержку молодую суку, у которой щенки погибли. Очень тревожная. Пока вольер не готов.
— Привозите, — сказала Ольга. — У нас теперь есть место. И для неё — тоже.
А вы бы решились переехать из города в село — не по необходимости, а по зову сердца?
Оставайтесь и рассказывайте в комментариях свои истории🐾
Читайте также: