Найти в Дзене
Наш край

Юля и кошки. История одной борьбы с раком

Сама Юля считает, что рак начался с гематомы от сильного удара по груди. Сказали, рассосется. Через год навалилась усталость. – Раньше копала картошку как трактор, а сейчас силы стали пропадать. Анализы в норме, но в месте ушиба появилось уплотнение. Небольшое, с перепелиное яйцо, но знакомая врач на УЗИ сказала сразу: «Юля, это рак», – описывает она начало беды. Дальше были бесконечные анализы и исследования. И в день своего 36-летия Юля узнает результат: рак молочной железы третьей стадии. Так началась ее «новая жизнь». Жизнь с раком. – Первым чувством стала обида. «Почему я?» Даже задавала этот вопрос батюшке, который навещал нас в онкодиспансере. А он говорит: у Бога спрашивают не «почему?», а «для чего?» Парфюм для операционной Через неделю после подтверждения диагноза прошла экстренная операция. Делал ее Андрей Монич, заведующий онкохирургическим отделением. – Он повторял: «Вставай. Кто лежал и жалел себя – их уже нет». И я не раз видела тому подтверждение. Те, кто сдается, долго

Сама Юля считает, что рак начался с гематомы от сильного удара по груди. Сказали, рассосется. Через год навалилась усталость. – Раньше копала картошку как трактор, а сейчас силы стали пропадать. Анализы в норме, но в месте ушиба появилось уплотнение. Небольшое, с перепелиное яйцо, но знакомая врач на УЗИ сказала сразу: «Юля, это рак», – описывает она начало беды.

Дальше были бесконечные анализы и исследования. И в день своего 36-летия Юля узнает результат: рак молочной железы третьей стадии. Так началась ее «новая жизнь». Жизнь с раком.

– Первым чувством стала обида. «Почему я?» Даже задавала этот вопрос батюшке, который навещал нас в онкодиспансере. А он говорит: у Бога спрашивают не «почему?», а «для чего?»

Парфюм для операционной

Через неделю после подтверждения диагноза прошла экстренная операция. Делал ее Андрей Монич, заведующий онкохирургическим отделением.

– Он повторял: «Вставай. Кто лежал и жалел себя – их уже нет». И я не раз видела тому подтверждение. Те, кто сдается, долго не живут, – вспоминает Юля свои первые дни в онкодиспансере.

– Меня в отделении помнят все – как я подготовилась к операции: сделала маникюр и макияж, надела красивое белье, выбрала фотку на памятник с кошкой в руках. Даже парфюм подыскала соответствующий – в траурном черном флаконе. Хирург сказал, что от него потом 3 дня операционную кварцевали.

Зато на вторую операцию Юля надушилась, что называется, «за здравие» – и трое суток выветривали уже тягучие нотки вареной сгущенки.

– Монич ругал меня только за кошку на фото. «Ты что, совсем? Кошка-то живая еще». Потрясающий человек. Я всецело ему доверяю.

«Коты вытянули меня с того света»

Благодаря хирургу Юле сделали органосохраняющую резекцию. Проще говоря, сохранили грудь. Хотя после «красной» химии она едва чувствовала себя живой.

– За одну ночь выпали волосы. А я всё надеялась: вдруг пронесет. Не пронесло. Я осталась с трубками, тошнотой, температурой и... с ощущением полной пустоты. Самое тяжелое – даже не боль, а отсутствие помощи и поддержки.

– Приходилось перебрасывать трубки от дренажей через штангу в душе и так купаться. Выглядела как троллейбус, – смеется Юля, но смех – это тонкая броня.

Позже она призналась, что, по правде, это был самый тяжелый момент в ее борьбе.

– Разные мысли были. В том числе и те самые. Всё прекратить. От невыносимой обиды, что близкий человек не хочет помогать. Зато были они – шесть пушистых комков. Я поняла, что не могу бросить своих котов. Даже отпрашивалась из больницы и бегала мыть лотки. Они вытянули меня с того света. А позже, уже дома, кошка Маша ложилась мне на голову и вылизывала остатки волос, будто я ее котенок.

Помимо домашних, Юля опекает еще с десяток дворовых котов на работе. Даже во время интервью она ходит кормить свой прайд.

– Я всегда помогала животным, людям помогала. Вот и получилось: я спасла их, а они спасли меня.

Потом были метастазы в лимфоузлах, лучевая терапия. Вторая, третья операция. – И каждый раз я чуть ли не из реанимации бежала домой. И снова – к котам, – смеется грустными глазами Юля.

«Люди боятся, что я попрошу помощи»

Одиночество онкобольного – тема, о которой редко говорят в голос.

– Мы создавали группу поддержки в соцсетях. Но девочки переставали выходить на связь. А потом узнавали: одна умерла, другая… Это не выдержать. Закрыли группу. Многие близкие и знакомые затаились. Боятся, что попрошу помощи. Или списали со счетов.

И снова в голосе сквозит обида. За вопросы вроде «А сколько тебе осталось?», за фразы «Ты сильная», «Ты справишься». Да, справлюсь. А можно просто в гости зайти?

– «Волосы не зубы, вырастут снова», – говорили мне те, у кого ни разу не слетал парик на оживленной улице. Но мне это уже не важно. Только у здоровых бывает много проблем. У больных остается только одна – как выжить. Я боюсь встретить знакомых в онкодиспансере. Нет, я не стесняюсь своего вида. Боюсь узнать, что кто-то еще заболел, – говорит Юля.

«Ремиссия – это что-то из фильмов»

Вопреки сложившемуся мнению, никаких прогнозов онковрачи никому не дают.

– Ремиссия – это что-то из фильмов. Каждый онкобольной носит в себе бомбу замедленного действия. Никто никогда не скажет: «Всё, ты здорова». Никто не дает сроков. Ходишь к врачу каждые три месяца и надеешься, что рак отступил. Отступил – подлечиваешь другое: организм после химии как выжженное поле. Фиброз митрального клапана сердца и верхней доли легкого, сильнейшие ожоги, печень дала сбой… Но я иду вперед. Потому что иначе никак. У меня одна мечта: пожить спокойно со своими котами. И может, увидеть море.

– Многое в жизни изменилось после диагноза. Я стала больше читать, сама покупаю себе цветы и больше ничего не оставляю на потом. Теперь у меня нет одежды, которая хранится на выход. Нет выхода. Нету завтра. Есть только сегодня. И всем хочу сказать: носите свое лучшее белье. Душитесь дорогими духами. Тот самый день – это любое сегодня.

Полина ХАРЧЕНКО