— Не уходи! Виталик, пожалуйста, не бросай нас! — Ольга рухнула на колени в прихожей, судорожно хватаясь за брюки мужа. Её голос дрожал, как струна на пределе — тонкий, надрывный. — Давай поговорим! Я всё исправлю, я изменюсь! А дети… что скажут дети!
Виталий резко вырвал руку. Его взгляд, холодный и отстранённый, словно лезвие ножа, не дрогнул. Никаких сомнений. Только ледяная уверенность и тень презрения в уголках губ.
— Перестань унижать себя, — бросил он, застегивая молнию на чемодане. — Я никогда не переставал любить её. Ни на секунду. А с тобой… Просто так вышло. Удобно.
Сердце Ольги сжалось, будто в тисках. Тот самый хрупкий мостик, по которому она шла все эти годы, рухнул без предупреждения.
— Но ты же вернулся… Ты клялся, что сделал выбор в мою пользу… — Слёзы катились по щекам, голос распадался на обрывки.
— Я поторопился. — Виталий поднял чемодан, не глядя на неё. — Тогда Надежда уехала, помнишь? Её выгнали из больницы за тот скандал. А я остался один. Вернулся к тебе — квартира, женщина рядом, ужин на столе, стабильность. Что ещё мужику нужно?
Каждое слово впивалось в душу, как игла. Ольга медленно поднялась, вытирая лицо подолом старого халата.
— Десять лет, Виталик… Десять лет я верила, что мы — семья…
— Извини, что не оправал твоих надежд, — Он уже стоял на пороге. — Надя вернулась. Сказала, что любит. Теперь она руководит частной клиникой. Пообещала взять на должность зама. Кто от такого откажется? У неё всё — карьера, статус, красота. А ты… — его взгляд скользнул по её растрёпанным волосам, потрёпанному халату, — ну, ты сама понимаешь. Отражение каждый день видишь.
Дверь хлопнула. Ольга замерла посреди пустой прихожей, глядя на следы от колёс чемодана на паркете. Там, где ещё минуту назад был её муж, теперь зияла пустота.
Из детской выглянула Аня, старшая дочь. Восемь лет, папины глаза цвета морской воды, но характер — точная копия матери: упрямый и гордый.
— Мам, папа уехал по работе? — тихо спросила девочка, сжимая в руках потрёпанного плюшевого зайца.
Ольга попыталась улыбнуться, но губы дрожали. Слова застряли в горле комом. Вместо ответа она прижала дочь к себе, вдыхая запах детского шампуня, и разрыдалась. Не сдерживаясь, как в юности, когда ещё верила, что слёзы могут всё изменить.
Первые недели превратились в бесконечный туман. Ольга двигалась на автопилоте: готовила завтраки, водила Аню в школу, учила младшего сына в садике завязывать шнурки. Но внутри — лишь глухая пустота, которая поглощала каждый вдох, каждый шаг. Иногда, глядя в зеркало, она не узнавала себя: мешки под глазами, волосы, собранные в небрежный пучок, и взгляд, будто выцветший от слёз.
Однажды утром, разогревая борщ, она вдруг поняла: жизнь продолжается, даже если кажется, что всё кончено.
Только Аня, заглядывая к ней ночью под одеяло, шептала:
— Мам, ты не одна. Я с тобой.
И тогда Ольга крепче сжимала её ладонь, цепляясь за эту маленькую искру, как за последний шанс не утонуть.
***
Соседка Лидия заходила каждый день — помогала с детьми, варила суп, вытирала слёзы Ольги, глядя, как та сидит на кухне, уставившись в стену.
— Олюшка, ну хватит, — покачивала головой женщина, ставя перед ней чашку чая. — Не ты первая, не ты последняя. Мужчины — они как ветер: придут, уйдут, и след простынет.
— Я просто не понимаю, — шептала Ольга, сжимая кружку ледяными пальцами. — Как можно так? Я же отдала ему всё… Работу бросила, когда Аня родилась. Его маме подолгу сидела у постели, пока та болела. Терпела пьяные скандалы, прощала измены…
— Вот в этом и проблема, девочка, — вздыхала Лидия. — Они слабость за силу принимают. Думают: раз молчит — значит, всё можн, всё простит и примет.
Ольга знала, что соседка права. Но легче от этого не становилось.
Квартира, где жила Ольга с детьми, была съёмной. Раньше платил за всё Виталий. Сейчас платить было нечем. Пришлось переезжать в бабушкину «двушку» на окраине — тёмную, с облупившейся штукатуркой и запахом плесени. Обои в комнатах отставали от стен, как старые шрамы.
Дети восприняли переезд молча. Аня, восьмилетняя сдевочка, будто взрослела на глазах: учила младшего брата завязывать шнурки, успокаивала, когда тот плакал по ночам. А шестилетний Сашка всё спрашивал:
— Мам, папа когда приедет? У нас же теперь новый дом…
— Папа живёт отдельно, — наконец сказала Ольга, обнимая сына. — У него… другая жизнь.
— А мы? — мальчик смотрел на неё огромными глазами, в которых читался ужас. — Мы разве не семья?
— Мы — семья, — прошептала она, пряча лицо в его волосах. — Просто теперь нас трое.
Ольга искала работу. Без опыта, с двумя детьми, с гибким графиком. Предлагали уборщицу в метро, разносчицу пиццы, продавщицу в ларьке. Высшее образование не пригодилось, пришлось устраиваться кассиром в магазин, который был ближе всего к дому.
Смены по 12 часов давали о себе знать: отёки, боль в спине, мигрень. Но приходилось терпеть, чтобы не думать каждый день о том, чем прокормить двоих детей. Алиментов отец не платил, официально не был трудоустроен и сам состоял в центре занятости.
Коллеги делились на два лагеря: молодые девчонки смотрели свысока — «старуха с прицепом», — а женщины постарше, как Катя, напарница с тридцатилетним стажем, подмигивали:
— Не падай духом. Сама в такой ситуации была. Я троих вырастила одна. Муж ушёл к студентке, когда младшей год был. Думала — крышка. А вот выжили. Назло всем. Дети выросли, внуки появились. А бывший мой… — Катя горько усмехнулась. — Говорят, в запое сидит. Студентка бросила, как он работу потерял. Так что бумеранг всех догонит.
Ольга слушала и думала: «Это и есть утешение? Ждать, пока бывший сгорит в алкоголе?» Но злости не было. Только пустота, которая глушила даже боль.
А потом случилось неожиданное.
Понедельничное утро. Ольга, как обычно, разложила мелочь в кассе, поправила фартук. И тут к ней подошёл мужчина. Высокий, в идеально сшитом пиджаке, с букетом лилий в руках.
— Вы — Ольга? — спросил он, и его голос звучал странно знакомо.
Она кивнула, не веря своим глазам.
— Меня зовут Артём. Я… видел вас здесь раньше. — Он нервно поправил галстук. — Простите за наглость, но… это вам.
Ольга растерянно взяла цветы.
— Я на работе… Цветы, куда мне их сейчас.
— Тогда после смены? — он улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки. — Провожу до метро. Если не сочтёте за нахальство.
За спиной зашептались покупатели. Старушки недовольно фыркали.
— Я… подумаю, — выдавила Ольга.
— Буду ждать у выхода, — сказал Артём и исчез в толпе.
Весь день она ловила себя на мысли: «Кто он? Зачем? У меня дети, долг за квартиру, холодильник пустой…» Но когда смена закончилась, он стоял у дверей, опираясь на стену. Без цветов, но с той же тёплой улыбкой.
— Я вас не испугал? Вы мне просто понравились. Такая красивая, молодая и на кассе.
— Меня уже ничем не напугать. Сразу говорю, у меня двое детей, — предупредила она сразу.
— Знаю. Видел, как вы гуляете с ними во дворе после работы. Девочка похожа на вас. А мальчик — на смешарика в очках. Как только у вас сил хватает.
Они шли по вечернему городу, и Артём говорил о себе. Владелец небольшой IT-компании, разведён, без детей — бывшая не хотела связываться с материнством. Заметил Ольгу случайно, когда покупал кофе в этом самом гипермаркете.
— В вас есть… искра, — неожиданно сказал он. — Как будто вы светитесь изнутри. Даже когда устали до дрожи в коленях. Такие сильные женщины у меня вызывают восхищение. Я когда вас увидел, сразу всё понял.
Ольга едва сдержала слёзы. Искра? В ней — в женщине, которую бросили, как ненужную вещь? Которая кажду смену сдерживает слёзы, чтоб не заплакать от бессилия, которая ненавидит людей, работу и просыпаться рано утром.
Артём не шутил, ему действительно понравилась Ольга. Приходил каждый день. Привозил Сашке конструктор, Ане — книгу сказок. Старшая дочь сначала отстранялась, но потом растаяла: он учил её складывать самолётики из газет, а Сашка вовсе объявил его «своим дядей». Дети к нему привыкали, а Ольга таяла с каждым днём.
— Зачем вы это делаете? — спросила однажды Ольга, наблюдая, как он укладывает Сашку спать. — Молодой, успешный, красивый. Вы могли бы найти кого-то… проще. Без прошлого, без груза.
— Мне не нужен «проще», — он сел рядом, не отводя взгляда. — Мне нужна ты. Ты и дети. Понимаю, что в это сложно поверить, но так и есть. Я влюбился в тебя с первого взгляда, наблюдал долгое время, узнавал про тебя всё. ты настоящая, живая, сильная.
— Но ты же практически ничего обо мне не знаешь.
— Знаю, что ты каждое утро покупаешь детям фрукты, хотя сама себе в элементарном отказываешь. Экономишь на своих обедах, чтобы дать карманные детям в столовую. Улыбаешься посетителям через силу и слёзы. — Его голос дрогнул. — Ты напомнила мне одного человека...
Она отвернулась, пряча слёзы.
— У тебя была… такая же, как я?
Артём замолчал надолго.
— Мама. Она одна нас растила. Тяжело было, всю себя нам отдавала. Отец ушёл, когда мне семь было. Работала на трёх работах, но никогда не жаловалась. Всегда говорила: «Ничего, сынок — завтра будет лучше». А когда я открыл своё дело… она умерла. Рак. Устала всё на себе тащить, некому было ей помочь. Она после ухода отца, никого так не нашла. Жила ради нас получается. Я хотел сделать её счастливой, отблагодарить. Не успел....Не успел ей ничего дать. — Он вздохнул. — Когда увидел вас, понял: это второй шанс. Я сделаю вас счастливыми. Буду жить и работать ради вас.
Ольга молчала. Не верила, что такое может быть. Впервые за долгое время пустота внутри дрогнула, будто тронутая лучом света.
***
Однажды в дверь постучали.
На пороге стоял бывший муж. Похудевший до неузнаваемости, с фингалом под левым глазом, рубашка на нём была помята, будто неделю не переодевался.
— Ольга… нам нужно поговорить. Мне нужна твоя помощь.
Она молча отступила в сторону. Виталий прошёл на кухню, сел за стол — на "своё" место, где ещё недавно завтракал каждый день.
— Надя бросила меня, — выпалил он, не глядя на неё. — Богаче себе нашла, успешнее. Бизнесмен, депутат. А я чтобы доказать, что достоин её, кредитов понабрал. Думал тоже бизнесом начать заниматься, прогорел. А она издевалась: «Нищеброд, который в жизни ничего не добьётся». Выгнала меня, как щенка ненужного. Квартира-то была её служебная…
Ольга молчала. Ждала вспышки злорадства, но внутри — лишь тишина. Глухая, как зимний лес.
— Оля, что молчишь… Я виноват, знаю. Разве тебе меня не жалко? Но мы же столько лет… У нас дети… Может, ты дашь мне второй шанс?
— Второй шанс? — Она села напротив, руки лежали на столе спокойно, будто окаменевшие. — Ты предлагаешь снова мне стать просто тебе удобной? Твои слова, помнишь? Удабно, ужин на столе, квартира, женщина рядом.
— Да я просто хотел тебя позлить! — Виталий сжал кулаки. — Погнался за мечтой, а потерял всё.
— Потерял... — Ольга горько усмехнулась. — Первые недели я думала, что действительно умру без тебя. В буквальном смысле от голода и от горя. А потом поняла: нет. Я всё могу. Взяла себя в руки ради детей, нашла работу. Ты нам не нужен.
— Ольга…
— И ещё я поняла, — её голос стал твёрдым, как сталь, — что я не пустое место. Не удобный стул в твоей жизни. У меня есть право на уважение. На выбор. На своё личное счастье.
Виталий смотрел на неё, будто видел впервые.
— Но мы же…
— Нет. — Она встала, открыла дверь. — Уходи, пожалуйста.
— Куда мне идти? — в его голосе зазвенела жалость.
— Не моё дело. Это больше не моя забота.
— Какая ты жестокая!
— Я не жестокая. Я не твоя жена и не обязана тебе помогать. И не твой «спасательный круг». Обратись к Надежде, может она тебя третий раз обратно примет.
Дверь закрылась. Ольга прислонилась к ней спиной и впервые за три месяца улыбнулась. Широко, свободно, будто сбросила оковы.
Вечером пришёл Артём. Привёз Анечке мороженое, Сашке — новую игру на приставку, а ей — любимые пирожные с миндалём.
— Ты сегодня какая-то… другая. Счастливая что ли, — заметил он, разглядывая её.
— Просто я теперь свободная, — ответила Ольга, пряча улыбку.
— Это как? А я?
— Я про другое. Я теперь свободная, я могу всё. Раньше я была заложницей своих установок, проблем, комплексов.
В следующий раз с Виталием они встретились только за столом у юриста. Развод оформили быстро — он не спорил, лишь молча подписал бумаги. Говорят, теперь живёт в коммуналке у друга, подрабатывает таксистом, днём развозит еду. Оплачивает свои долги.
Молодые люди не спешили, двигались в своём темпе. Артём помогал во всём, сделал ремонт в квартире, купил новую технику, подарил Ольге путёвку в Китай.
— Мам, а дядя Артём теперь наш новый папа? — спросила как-то дочь, глядя на мужчину, который терпеливо учил её вешать картины.
— Милая, ещё рано такое спрашивать. Артём бы очень хотел стать для вас хотя бы лучшим другом, он вас очень любит.
— Он хороший, добрый, игрушки покупает нам. Не кричит даже на тебя, не ругается, как папа.
Ольга прижала девочку к себе. Да, Виталий кричал. Особенно в последний год — на неё, на детей, на весь мир. А Артём… спокойный, уверенный, рассудительный. На него можно положиться, ему доверяешь, веришь.
Однажды, когда дети уснули, а они сидели на обновлённой кухне, он вдруг сказал:
— Знаешь, даже хорошо, что твой бывший такой мудак.
— Почему?
— Он оказался таким глупым, не ценил того, что имел. Теперь у меня есть вы, я так счастлив.
Ольга улыбнулась. Впервые за долгие годы она чувствовала себя нужной, любимой, ценной. Не удобной частью квартиры, а полноценным человеком, который кому-то нужен.
И это было не просто открытие.
Это был её новый начало.