Это был самый обыкновенный, подготовленный к сносу, жилой дом. Собран из деревянных балок, изнутри и снаружи отштукатуренный, и окрашенный в приветливые тона. Входная дверь и окна забиты досками.
Любопытство, поиск острых ощущений толкнули нас к пролому в стене, образовавшемуся со стороны сада. Похожая на порванный аккордеон, лестница в подъезде, уже была готова, без постороннего вмешательства, обрушится, поэтому мы с Валерией решили не подниматься на второй этаж. Оказавшись в темном коридорчике, почувствовали, как обрывки чего-то очень мягкого, свисающего с потолка, задевают нам лица и застревают в волосах. Спасаясь от липких нежностей умирающего дома, завернули в первую попавшуюся квартиру, с перекошенными перегородками и вздыбленным полом. Мое внимание привлек лежавший на подоконнике раскрытый чемодан, заполненный черно-белыми фотографиями, в основном связанных с будничной жизнью местных обитателей. Дети и взрослые в старомодных одеждах, чаще всего позировали на фоне белоснежного фасада. Взгляды - искренние, улыбки – лучезарные: идеальный мир, оставшийся в невозвратно прошлом. Тут же прямо на открытом воздухе, посреди уютного дворика, украшенного постиранным бельем, проводились застолья в честь официальных праздников и дней рождения. На одном снимке мальчик в парадном костюмчике протянул руку к конфетам, сложенным в стеклянной вазочке. Валерия взяла следующее фото, сказав что-то невнятное (кажется «Тошниловка»), брезгливо бросила в сторону. Не успело оно опустится на пол, как сразу было подхвачено моими руками. Что же ее так возмутило? Посреди забитого людьми двора стоял знакомый стол для торжеств, на этот раз на его поверхности отсутствовали блюда и напитки, был только установлен открытый гроб, внутри в парадном костюме лежал тот самый мальчик-сладкоежка. Вокруг собрались убитые горем мать, отец и соседи. Подруга даже закрыла ладонью свои глаза, не в силах повторно взглянуть на то, как праздничный антураж и одежда, предназначенная для выхода в свет, позже без особых изменений становятся неотъемлемой частью ритуального мероприятия.
- Раньше не боялись фотографировать похороны — это было в порядке вещей, – успокаивала я, - в каждом семейном альбоме хранились покойники. В нашем альбоме тоже. Мама, такая же трусиха, как и ты, отнесла их на кладбище и закопала под памятником бабушки.
- Но тут траурных фото через чур много! – показала Валерия на содержимое чемодана.
Действительно, в ворохе фотокарточек слишком часто попадались похороны. Теперь на столе внутри узкого, обитого крепом, шестигранника растянулась мать мальчика, затем его отец. Ненасытная смерть по очереди хватала и вырывала из объятий жизни остальных обитателей дома. Каждый, зажмурившись и смирно сложив на животе руки, как буд-то с предвкушением ожидал, что вот сейчас опустится крышка и в этой деревянной капсуле начнется их вечное путешествие по темным либо светлым коридорам загробного мира. Чтобы не выдать свой страх, я еще раз, как можно громче, повторила, что в старину было принято фоткаться в ходе прощания с мертвой родней.
- И вообще, не верю в мистику и разную чертовщину! - добавила я
- Давай, эти снимки отвезем на кладбище? – предложила Валерия
- Зачем? – удивилась я. - Ты только что хотела выкинуть фото бедного мальчика!
- Машинально получилось, испугалась от неожиданности. – Соврала она, затем продолжила витиевато: Если твоя мама относила этот мрак на бабушкину могилу, значит мы должны поступить аналогичным образом. Ты и я не просто так здесь очутились. Тут замешана судьба. У нас появилось предназначение!..
- Ты собираешься искать памятники всех, кто здесь жил?
- Положим аккуратно на первое попавшееся надгробие, ночью ветер сам разнесет их по нужным адресам…
- Может, лучше будет сжечь с чемоданом в придачу? - предложила я, вытаскивая из нагрудного кармашка подарочную зажигалку
- О нет! Я очень суеверная, огонь ассоциируется у меня с адом.
- А у меня с сигаретами, бери одну, приструним нервы.
Валерия закурила, затянувшись, выдохнула из легких облачко, на мгновение принявшее очертания парящего по небу ангелочка.
- Вот видишь, это знак! – Сказала она сплевывая. - Да, мы отнесем мальчика и его соседей на кладбище, там их души обретут окончательный покой.
Все фотографии, где красовались покойники, решено было сложить в мою сумочку, потому что подруга, не смотря на свои благородные призывы найти им достойное пристанище, боялась даже прикасаться к ручке чемодана. Вместе с другими снимками, я спрятала его под опасно извивающейся лестницей.
Прибыв в свой двор, мы увидели, что перед моим подъездом на скамейке, вместе с другими престарелыми болтушками, сидит тетя Лида, постоянно обвинявшая нас в том, что курим перед окнами ее квартиры, мусорим, до полночи ругаемся и, «как спившиеся проститутки», громко хохочем. Отчасти в этих жалобах была доля истины, что не давало ей право нас оскорблять, к тому же выдумывала новые более тяжкие грехи, которые мы, по ее мнению, обязательно совершим в ближайшем будущем. Короче, она действовали на меня удручающе, не хотелось лишний раз попадаться ей на глаза. Мы встали перед соседнем подъездом и от нечего делать, желая только убить время, рассматривали фотографии, почти на каждой за ритуальными действиями из окон наблюдали две-три старушки, видимо, по состоянию здоровья, не имели сил выйти на улицу. Одна бабуся была немного похожа на тетю Лиду, кстати тоже жила на первом этаже, и, судя по свирепому вдовьему взгляду, доставляла массу неудобств девушкам-соседкам. Меня посетила забавная мысль: «пора бы двум ведьмам познакомиться».
- Давай, отложим поездку на кладбище. – Предложила я. – Ты говоришь «судьба». Я поняла, зачем она преподнесла нам чемодан с фотками. Мы успокоим, поставим на место, Лидию Геннадьевну, да так, что навсегда перестанет нас обижать. Только представь это зловещее кино: ночью ее будит проголодавшийся желудок, встает с кровати, идет на кухню, чтобы сожрать кастрюлю борща и дюжину холодных котлет. Включает свет, и вдруг видит траурную процессию, гроб и себя в придачу!.. Сердечный приступ обеспечен!..
- Ты несешь бредятину! – Раздраженно отозвалась Валерия, с завистью смотревшая, как я, особо не прячась, бесстрашно курю. Она пока продолжала разыгрывать на людях святую невинность, что за все годы студенческой жизни, не прикасалась к спиртному и табачным изделиям, просто, как лучшая подруга, вынуждена терпеть мои пагубные привычки. Незаметно я воткнула ей в рот фильтр, сделав пару затяжек, она сразу подобрела и осмелела:
- Как стемнеет, я сама прилеплю на окно фотку с мальчишкой и подглядывающей за ним старухой.
Ночью наш девяносто квартирный дом сотряс дикий, нечеловеческий вопль. В отличие от других жителей, я мирно спасала до тех пор, пока рано утром не была разбужена настойчивым стуком в дверь. На пороге стояла счастливая Валерия.
- Мы укокошили вредину! – целуя в щеку шепнула она
По-быстрому одевшись, я выскочила на улицу. Кухонное окно квартиры Лидии Геннадьевны было, броском стула, полностью выбито, россыпь осколков лежала на земле. Фотография с мальчиком в гробу исчезла, видимо, в сторону кладбища ее унес тот самый загадочный ночной ветер. Слово «укокошили» оказалось в корне неверным, когда я подводила итоги происшедшей трагедии. К сожалению, соседка с первого этажа выжила, зато до конца своих дней будет пациентом сумасшедшего дома. Теперь мы поняли, какое страшное оружие хранится в моей сумочке. У нас с Валерией достаточно много врагов или говоря мягче недругов, при желании, каждого сможем лишить разума, а возможно и жизни.
Павел ПОПОВКИН