Варвара услышала звук хлопнувшей двери, когда доставала пирог из духовки. Сердце кольнуло тревожным, но привычным уколом: неужели опять? В глазах потемнело — за последние два месяца сноха Алена вывела её на край.
— Варвара Алексеевна, — влетела на кухню Алена, звонко клацнув каблуками по плитке, — мне нужно, чтобы ты съехала. Сегодня.
Варвара медленно поставила форму с пирогом на стол, ощущая, как предательски дрожат руки. Она жила с сыном и его женой три года. Помогала. Отдавала пенсию на оплату коммуналки, забирала внучку из сада, готовила, мыла, стирала. Она не вмешивалась. Ну, почти.
— Алена… — Варвара хотела улыбнуться, но лицо застыло. — Ты не шутишь?
Алена скрестила руки на груди. На ней было шелковое платье, губы алели, глаза вспыхивали ледяными искрами.
— Ты мне никто, понимаешь? Никто. Это мой дом, мои правила. Я устала от твоего присутствия. Сама справлюсь.
Варвара села. Стул под ней скрипнул. За окном валил снег, февральский, тяжёлый, с ветром. Куда ей? На дачу? Там нет газа. В пансионат? На какие деньги? К соседке? Нет, гордость не позволит.
Она попыталась пошутить:
— Ну ты даёшь, Аленка… Ты же сама звала. Помнишь, “мам, останься, помогай”? Ты же говорила…
— Тогда — да. Сейчас — нет. И, пожалуйста, не заставляй меня быть грубой.
Вошёл Игорь. Варварин сын. Бледный, глаза опущены.
— Мам, ты пока уедешь. Ну, просто… ну… — он кашлянул, как всегда, когда врал.
— Ты хочешь, чтобы я ушла? — Варвара почувствовала, как по лицу ползёт что-то горячее, липкое. Едрёна вошь, неужели это слёзы? Сколько лет не плакала.
— Я не хочу скандалов. Алена права. Нам нужно пространство.
Варвара тихо встала. Взяла со стула вязаную шаль. Всё в доме было её руками связано — от покрывал до этих вот дурацких прихваток с клубничками. И ни одна нитка не пригодилась.
Она молча надела пальто, подняла воротник. Сзади раздался голос внучки, Сонечки:
— Бааабушка, ты куда?
Варвара обернулась. Улыбнулась через комок в горле:
— Солнышко, бабушка скоро.
Но она знала — не скоро.
В подъезде пахло холодом и кошками. Варвара спустилась на улицу. На ногах — тонкие сапоги, насквозь промокшие. Снег летел в лицо, и каждый шаг отзывался звонкой пустотой внутри.
Она шла. Не зная куда.
Проходя мимо витрины с детскими платьями, вспомнила: как они с Игорем жили, когда его отец ушёл. Как тянула одна. Как ночами шила, подрабатывала, мёрзла на рынках. Всё ради этого мальчишки. А теперь он стоял, опустив глаза, когда её выгоняли.
На автобусной остановке Варвара дрожала. Телефон в кармане молчал. Никто не звонил, не спрашивал, где она.
А потом… случилось странное.
— Варвара Алексеевна? — услышала она голос.
Это была Ирина, соседка снизу, лет пятьдесят, нарядная, с собачкой на поводке.
— Едрёна мать, вы что тут, на морозе, часами стоите? Пойдём ко мне! Чай горячий, поговорим…
Варвара смотрела на неё, не веря.
Вечером в квартире Ирины было тепло, пахло плюшками и смехом. Они сидели и говорили. Ирина рассказывала, как её дочь уехала, как сын перестал приезжать. Варвара впервые за долгое время не чувствовала себя лишней.
Прошёл месяц. Потом другой. Варвара сняла комнату в коммуналке. Устроилась в пекарню — бывшая коллега пристроила. Хватало на себя и даже на маленькие подарки Сонечке. Но Игорь не звонил. Алена — тем более.
На Пасху Варвара принесла внучке кулич. Сонечка обрадовалась, а Алена стояла в дверях и смотрела на неё, как на официантку.
— Спасибо, Варвара Алексеевна, — сказала она сухо. — Вы можете не заходить. Мы сами.
И тут Варвара поняла: всё. Дверь закрылась. И открывать её больше не будут.
Она пошла обратно. Под ногами хрустел лед. Солнце било в глаза. В груди было странное чувство — не боль, не обида. Свобода.
“Ты мне никто”, — вспоминала она. И улыбалась. Потому что знала: это не так. Она — себе всё.
БУДУ БЛАГОДАРНА ВАШЕЙ ПОДПИСКЕ! ДЗЕН СОВСЕМ НЕ ПРОДВИГАЕТ НОВИЧКОВ, ПОЭТОМУ МОТИВИРУЕТЕ ТОЛЬКО ВЫ — ЧИТАТЕЛИ. ПОМОГИТЕ НАБРАТЬ 1000