Цветущая юность
К одиннадцатому классу из угловатого подростка я превратилась в девушку, чья красота заставляла оборачиваться даже строгих учителей. Мои рыжие локоны, некогда непослушные и взъерошенные, теперь струились по плечам, будто сотканные из осеннего солнца. Глаза сохранили детскую глубину, но приобрели новый, загадочный блеск, а предательские ямочки по-прежнему выдавали мою улыбку раньше, чем она появлялась.
Триумф в гимнастике
Там, где когда-то были сплошные падения, теперь рождалось нечто удивительное. Особенно удавался номер с мячом под "Лунную сонату" — в эти минуты казалось, будто не я следую за музыкой, а сама мелодия подстраивается под ритм моего дыхания.
Артём
Школьный коридор после звонка превращался в бурлящий поток. В этом потоке Артём был как остров спокойствия, но остров, мимо которого нельзя было пройти, не заметив. Высокий, под метр восемьдесят пять, он выделялся не только ростом, но и осанкой. Плечи, уже начавшие оформляться в мужские, уверенно держали простую темно-синюю футболку. Движения его были плавными, почти ленивыми, но в них чувствовалась внутренняя пружина, готовая развернуться в любой момент. Он не спешил, но и не плелся – просто шел, будто знал точный ритм этого хаоса.
«Артёмка! Погоди!» – донеслось сзади. Он обернулся, и это был тот самый момент, который заставлял девичьи сердца в груди трепетать чуть сильнее. Его лицо – овал с намечающимися скулами и высоким лбом – еще хранило отголоски детской мягкости, но уже обещало мужскую четкость линий. Темные, выразительные брови слегка приподнялись в вопросе. Но главное – глаза. Глубокие, теплые, цвета темного янтара, они казались невероятно спокойными и в то же время живыми, будто вбирали в себя весь свет коридора. Когда он смотрел на догонявшего его друга, взгляд был таким внимательным и прямым, что казалось, он видит не только поверхностную суету, но и что-то глубже.
«Чего?» – голос у Артёма был негромкий, но четкий, без подростковой сипоты или нарочитой грубости. Уголки его губ дрогнули в намеке на улыбку. Настоящая улыбка у него появлялась редко, но когда появлялась – это было событие. Она начиналась медленно: сначала искра в глазах, потом легкое движение губ, и только потом распускалась во всю ширь – открытая, теплая, чуть сдержанная, но невероятно искренняя. Она делала его лицо молодым и беззащитным, и от этого в него хотелось влюбляться еще сильнее.
Его темно-русые волосы, с легкой естественной волной, были чуть растрепаны, будто он только что провел рукой по лбу, откидывая непослушную прядь. Эта небрежность, контрастирующая с опрятной одеждой (хорошие джинсы, чистые кроссовки), добавляла ему шарма. Он не был одет по последней моде, но в его простоте чувствовался вкус и уверенность. Он не пытался кричать о себе одеждой, он просто был.
Девчонки, проходя мимо группами, перешептывались и бросали на него быстрые, украдкой взгляды. Влюблялись в него многие. Не за показную браваду или громкие слова, а за эту самую тихую уверенность, что исходила от него. Он не лез в центр внимания, не пытался всех рассмешить или поразить. Но когда он говорил на уроке, особенно по физике или информатике, которые ему явно давались легко, голос его звучал убедительно, а в глазах зажигался тот самый живой огонек увлеченности. В эти моменты он преображался, и слушать его было завораживающе.
Его доброта была не крикливой, но заметной. Вот он придержал тяжелую дверь перед девчонкой из младших классов, нагруженной учебниками. Просто придержал, кивнул в ответ на смущенное «спасибо» и пошел дальше, не делая из этого жеста. Вот он помог другу донести громоздкий макет для истории до кабинета, хотя сам спешил на тренировку (он серьезно занимался плаванием, и это чувствовалось в его подтянутой фигуре, в пластике движений).
Его юмор был особенным. Не потоком глупых шуток, а точным, чуть ироничным замечанием, которое могло поставить на место зарвавшегося одноклассника или разрядить напряженную ситуацию на репетиции школьной группы. Да, он играл на гитаре. Не громко, не напоказ, но когда вечерами в пустом кабинете музыки доносились переборы струн, а через приоткрытую дверь можно было увидеть его сосредоточенный профиль – это было зрелище, от которого замирало сердце. В эти моменты он был полностью погружен в себя, в музыку, и эта внутренняя глубина, эта загадка, что скрывается за молчанием и спокойным взглядом, сводила с ума больше, чем любая напускная бравада.
С девушками он был вежлив, внимателен, но сдержан. Не тот, кто флиртует со всеми подряд. Если ему нравилась кто-то, он мог слегка смутиться при разговоре, отвести взгляд на секунду, и эта мгновенная, почти детская неуверенность в обычно таком уверенном парне была невероятно трогательной. Но смущение быстро проходило, сменяясь тем же спокойным, внимательным взглядом. Он умел слушать. По-настоящему слушать.
Артём не был идеальным. Под глазами иногда лежали синие тени от бессонной ночи за учебниками или кодом (он увлекался программированием). Он мог забыть про какую-нибудь мелкую порученную работу. Его кроссовки были чистыми, но не новыми. Он был живым, реальным парнем из 11 «Б».
И именно в этой реальности, в сочетании спокойной силы, ума, скрытой доброты, искренней увлеченности и той самой необъяснимой теплоты, что светилась в его карих глазах, и таился секрет его притяжения. Наблюдать за ним – за тем, как он задумчиво смотрит в окно, как сосредоточенно решает задачу у доски, как легко смеется с друзьями, как нежно касается струн гитары – было как читать увлекательную книгу, где каждая новая страница обещала что-то интересное. И для многих девочек в школе эта книга была самой желанной. В него влюблялись. Просто потому, что он был – Артём
Но....Артём выбрал МЕНЯ, а я его.
Первая любовь и первый поцелуй
Наш первый поцелуй случился в самый неожиданный момент — после школьного спектакля, где я играла Джульетту. Артём ждал меня за кулисами, прижав к груди букет полевых цветов.
Ты была прекрасна, — прошептал он, и в его глазах я увидела то, чего не замечала раньше.
Мы вышли во школьный двор, где нас окутал теплый майский вечер. В воздухе пахло сиренью и чем-то бесконечно юным. Когда его губы коснулись моих, время остановилось. Это был неловкий, трогательный, самый искренний поцелуй — со стуком сердец, дрожью в коленях и вкусом клубной помады, которую мне накрасили для роли.
Потом он смущённо отстранился, поправил мою выбившуюся прядь и сказал: "Я так долго мечтал об этом..."
А я не нашлась что ответить, потому что впервые в жизни осталась без слов.
Продолжение следует...
Оставляйте комментарии. Обрадуюсь подписке.