— Мама, ну зачем ты опять выбросила мои цветы?! — голос Марины дрожал от едва сдерживаемого гнева, когда она увидела пустой подоконник в гостиной.
Раиса Петровна даже не подняла взгляд от телевизора, где шла очередная серия бесконечного сериала. Она сидела в своём любимом кресле, укутанная в плед, словно ничего не произошло. Словно не она только что выкинула в мусорное ведро три горшка с орхидеями, которые Марина холила и лелеяла последние полгода.
— Развела тут оранжерею, — наконец снисходительно бросила свекровь, поправляя очки на носу. — Мошки от них летают, грязь одна. В нормальном доме должен быть порядок, а не джунгли.
Марина почувствовала, как к горлу подступает горячий комок обиды. Три года. Три года она живёт в этой квартире, пытаясь создать хоть какой-то уют, хоть что-то своё в этих стенах, пропитанных духом вечного недовольства. И каждый раз её попытки разбивались о железную волю Раисы Петровны, для которой существовал только один правильный порядок вещей — её собственный.
— Это были мои цветы, Раиса Петровна, — Марина старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело. — Я их покупала на свои деньги, ухаживала за ними. Вы не имели права их трогать.
Свекровь наконец-то соизволила оторваться от экрана и посмотрела на невестку с таким выражением лица, словно та сказала какую-то несусветную глупость.
— Не имела права? В своём собственном доме? — её голос стал ядовитым, как укус осы. — Ты, милочка, видимо, забыла, где живёшь. Это моя квартира, и здесь будет так, как я скажу. Не нравится — дверь знаешь где.
Марина обернулась к двери в кухню, откуда должен был появиться Павел. Он наверняка всё слышал — квартира была небольшой, типовая «трёшка» в панельном доме, где каждое слово разносилось эхом. Но из кухни доносилось только позвякивание посуды. Муж демонстративно мыл тарелки, делая вид, что полностью поглощён этим процессом.
— Паша! — позвала Марина, стараясь не срываться на крик. — Ты слышишь, что происходит?
Через несколько секунд он появился в дверном проёме, вытирая руки кухонным полотенцем. На его лице читалось привычное выражение человека, который очень не хочет вмешиваться в «женские разборки».
— Мам, Марин, ну что вы опять? — он старательно смотрел куда-то между ними, избегая встречаться взглядом с женой. — Из-за каких-то цветов ссориться… Мам, может, не надо было выбрасывать, а Марин, ну купишь новые, если хочешь. Давайте жить дружно.
— Жить дружно? — Марина не верила своим ушам. — Паша, твоя мать выбросила мои вещи! Она постоянно это делает! То мои книги «захламляют» полки, то мои фотографии «портят» интерьер, теперь вот цветы… А ты всё время делаешь вид, что ничего не происходит!
— Не драматизируй, — буркнул Павел, явно желая поскорее закончить этот разговор. — Мама просто любит порядок. Мы же договаривались — потерпим немного, накопим на первоначальный взнос, и переедем. Зачем сейчас скандалы устраивать?
Раиса Петровна довольно хмыкнула, услышав слова сына. Она откинулась в кресле с видом победительницы.
— Вот именно, сынок. Умный ты у меня. Не то что некоторые — только и знают, что истерики закатывать. Я в её годы уже троих детей растила, а не цветочками игралась.
Марина почувствовала, как в груди что-то оборвалось. Это был не первый такой случай, далеко не первый. Но почему-то именно сейчас, глядя на довольное лицо свекрови и виноватое — мужа, она вдруг с кристальной ясностью поняла: так будет всегда. Павел никогда не встанет на её сторону. Никогда не защитит. Он будет вечно лавировать между ними, стараясь никого не обидеть, а в результате предавая её снова и снова.
— Знаешь что, Павел? — её голос вдруг стал очень спокойным, почти безразличным. — Твоя мама права. Я действительно знаю, где дверь.
Она развернулась и пошла в их комнату. Павел растерянно переводил взгляд с матери на удаляющуюся спину жены.
— Марин, ты куда? Марина!
Но она не ответила. В комнате Марина достала из шкафа спортивную сумку — ту самую, с которой когда-то ходила в фитнес-клуб, пока Раиса Петровна не заявила, что «порядочные замужние женщины по клубам не шастают». Методично, стараясь ни о чём не думать, она начала складывать вещи. Бельё, джинсы, несколько футболок, любимый свитер…
Павел ворвался в комнату, когда она уже застёгивала молнию на сумке.
— Ты что творишь? Совсем с ума сошла? Из-за каких-то дурацких цветов!
— Дело не в цветах, — Марина подняла на него усталый взгляд. — Дело в том, что я устала быть третьей лишней в вашей с мамой семье. Устала от того, что мой муж считает нормальным, когда его жену унижают. Устала делать вид, что всё в порядке.
— Да что ты несёшь? — Павел начал заводиться. — Какая третья лишняя? Ты моя жена! Просто мама… она привыкла по-своему всё делать. Ну, характер у неё такой. Это же не повод…
— Это повод, Паша. Более чем достаточный повод. Знаешь, я всё думала — когда же ты наконец поймёшь, что женился не для того, чтобы привести маме бесплатную домработницу и мальчика для битья. Но ты, похоже, этого так и не понял.
В дверях появилась Раиса Петровна. Её лицо выражало смесь торжества и притворной обиды.
— Ах, вот как! Домработница она, видите ли! Живёт тут на всём готовом, ни за квартиру не платит, ни за еду, а ещё недовольна! Да я тебя, неблагодарная, из милости терплю! Павлуша мог бы и получше найти, а связался…
— Мам! — попытался вмешаться Павел, но она властным жестом его остановила.
— Молчи, сынок! Хватит с меня этих её фокусов! Пусть идёт, откуда пришла! Посмотрим, как она там без нас проживёт! Небось через неделю приползёт обратно, когда поймёт, что нигде её никто ждать не будет!
Марина взяла сумку и сделала шаг к выходу. Павел попытался её удержать, схватив за руку.
— Марин, не глупи! Ну, мама погорячилась, с кем не бывает. Давай поговорим спокойно…
Она высвободила руку и посмотрела ему прямо в глаза.
— Поговорить? О чём, Паша? О том, как твоя мама будет и дальше выбрасывать мои вещи? Или о том, как ты будешь и дальше делать вид, что это нормально? Нет уж, хватит разговоров. Я устала.
— И правильно! — встряла Раиса Петровна. — Иди-иди! Только вещички свои все забери, чтобы духу твоего здесь не было! А ты, Павлуша, не расстраивайся. Найдём тебе нормальную девушку, которая старших уважать умеет!
Эти слова стали последней каплей. Марина развернулась к свекрови, и в её глазах полыхнул такой гнев, что та невольно отступила на шаг.
— Знаете что, Раиса Петровна? Вы можете сколько угодно искать сыну «нормальную девушку». Только вот есть одна проблема — нормальные девушки не живут с чужими мамами. Они живут со своими мужьями. А у вас тут не муж, а маменькин сынок, который до сих пор не может от юбки оторваться. Так что удачи вам в поисках!
Лицо свекрови стало пунцовым. Она открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег, не в силах найти достойный ответ на такую дерзость.
— Паша, — Марина в последний раз повернулась к мужу, — когда повзрослеешь и поймёшь, что семья — это муж и жена, а не муж, жена и его мама, можешь мне позвонить. Хотя… лучше не надо. Слишком поздно.
Она прошла мимо онемевшей от ярости свекрови, по коридору, где на стенах висели фотографии счастливой семьи Павла — все сделанные ещё до свадьбы. Ни одной фотографии с ней, Мариной. Как будто этих трёх лет совместной жизни и не было вовсе.
В прихожей она обулась, накинула куртку. Павел стоял в дверях комнаты, растерянный и жалкий. Он всё ещё не верил, что это происходит на самом деле.
— Марин… ты же вернёшься?
Она посмотрела на него — на этого взрослого мужчину, который так и не смог стать настоящим мужем. И в её взгляде не было ни злости, ни обиды. Только усталость и что-то похожее на жалость.
— Нет, Паша. Не вернусь.
Дверь за ней закрылась тихо, без хлопка. В квартире повисла тишина. Раиса Петровна первой пришла в себя.
— Ну и скатертью дорога! — выплюнула она, хотя голос её слегка дрожал. — Подумаешь, королева нашлась! Да таких, как она…
— Мам, — глухо произнёс Павел, всё ещё глядя на закрытую дверь, — замолчи. Пожалуйста, просто замолчи.
Он прошёл в их с Мариной комнату — теперь уже просто свою комнату — и сел на кровать. На тумбочке стояла фотография с их свадьбы. Марина улыбалась, прижимаясь к его плечу. Такая счастливая, такая красивая. Он взял фотографию в руки и долго смотрел на неё, пытаясь понять, в какой момент всё пошло не так.
Из гостиной доносился голос матери — она уже звонила кому-то из родственников, жаловалась на «неблагодарную невестку». Павел знал, что к вечеру вся родня будет в курсе, и все будут его жалеть и утешать. Все скажут, что он молодец, что правильно сделал, что не побежал за ней. Что мать важнее. Что найдёт себе другую, получше.
Но почему-то от этих мыслей становилось только хуже. Он посмотрел в окно. Во дворе было пусто. Марина уже ушла. Куда? К подруге? К родителям в другой город? Он понял, что даже не знает. За три года совместной жизни он так и не удосужился узнать, куда бы пошла его жена, если бы ей некуда было идти.
Телефон лежал рядом. Можно позвонить, попросить прощения, уговорить вернуться. Пообещать, что всё изменится. Что они снимут квартиру. Что он поговорит с мамой. Что…
Из гостиной донёсся голос матери:
— Павлуша! Иди ужинать! Я твои любимые котлеты сделала! И не расстраивайся ты так, сынок. Не стоит она твоих переживаний!
Он положил телефон обратно. Мама права. Не стоит. Так всегда говорила мама. И мама всегда была права. Разве не так?
Павел встал и пошёл на кухню. На подоконнике, где ещё утром стояли Маринины орхидеи, теперь было пусто. Только круги от горшков на пыльном пластике. Он сел за стол, где его уже ждала тарелка с котлетами.
— Вот и молодец, — удовлетворённо кивнула Раиса Петровна. — Поешь хорошенько. А я тебе ещё компот сварила, твой любимый, из сухофруктов. Всё будет хорошо, сынок. Вот увидишь.
Он машинально кивнул и взял вилку. Котлеты были вкусные, как в детстве. Компот сладкий. Мама суетилась вокруг, подкладывала добавку, рассказывала про соседку с пятого этажа, про распродажу в магазине, про новую серию сериала. Всё было как обычно. Как будто ничего и не произошло.
Только почему-то есть совсем не хотелось. И в груди было пусто. Так пусто, словно вместе с Мариной из него ушло что-то очень важное. Что-то, без чего котлеты казались картоном, компот — приторным, а мамина забота — удушающей петлёй.
Но он послушно ел, кивал, отвечал на вопросы. Потому что так было проще. Потому что так было привычнее. Потому что он не знал, как жить по-другому.
А в соседней комнате на тумбочке всё так же стояла свадебная фотография. И Марина с неё улыбалась — молодая, влюблённая, полная надежд. Та Марина, которая ещё не знала, что выходит замуж не за мужчину, а за маменькиного сынка. Которая ещё верила, что любовь победит всё. Которая ещё не устала бороться за своё счастье в чужом доме.
Ночь опустилась на город. В квартире было тихо. Раиса Петровна смотрела очередной сериал, довольная, что наконец-то избавилась от «этой выскочки». Павел сидел в своей комнате, глядя в потолок и пытаясь убедить себя, что всё к лучшему.
А где-то в городе Марина сидела в кафе, пила чай и впервые за три года чувствовала себя свободной. Да, ей было страшно. Да, она не знала, что будет дальше. Но она больше не была третьей лишней. Она снова была собой.
И это стоило всех выброшенных цветов, всех несказанных слов, всех сломанных надежд. Это стоило свободы.