Глава 1: Кара Небесная и Нейронная Сеть
Скальпель Арсения скользил по границе ареолы с хирургической холодностью, не соответствующей теплу, разливавшемуся в его животе. Под увеличительными линзами микроскопа ткань была просто тканью – розоватая, упругая, пронизанная мельчайшими сосудами. Но в голове Арсения Каменева, пластического хирурга высшей лиги Сектора Евразия-7, ткань уже обретала иное значение. Идеальная форма. Идеальный размер. Шедевр, который он создавал на операционном столе под легким седативным сном молодой женщины по имени Алина.
Подумать только, – мысль проскочила, как всегда, между расчетом разреза и натяжением импланта, – через пару месяцев, когда все заживет... Может, зайти в ее чат-бот? "Проверить результат", конечно же. В воображении уже мелькнул образ: не клиническая белизна кабинета, а мягкий свет ресторана, Алина в чем-то облегающем, подчеркивающем его работу, ее благодарный взгляд, перетекающий во что-то большее. Мимолетный роман. Награда за мастерство. Жена, Лика, с ее вечной усталостью и разговорами о детях, о школе, о вечно ломающихся бытовых дронах, давно перестала быть источником такого тепла. Дети... Двойняшки, Соня и Степа, десять лет – вечный двигатель хаоса и расходов.
«Доктор Каменев, давление стабильное», – голос ассистентки вернул его в стерильную реальность операционной. Голос был ровным, но Арсений уловил легкую дрожь. Не в голосе. В воздухе. Словно далекий гул, неслышимый, но ощущаемый кожей. Или это просто его нервы?
«Спасибо, Аня. Продолжаем. Гемостаз идеальный». Он сосредоточился, заглушая назойливый фон тревоги. Наверное, те самые "нейроштормы", о которых трубят в новостях. Сбой имплантов у кого-то в квартале. "Гармония" починит.
Операция подходила к концу, филигранные швы ложились ровной линией, скрывая работу мастера, когда его собственный имплант в височной кости мягко вибрировал. Личный чат. Лика. Игнорировать нельзя – система напомнит, а потом и "Гармония" может вежливо поинтересоваться о семейных проблемах, влияющих на работоспособность.
Мысленная команда. Голос Лики ворвался прямо в сознание, сдавленный, прерывистый, на грани истерики: «Арс... Арсений! Тут что-то... Степа... Соня... Они... Боже, они не в себе!»
«Лика, успокойся. Что случилось?» – отправил он мысленный ответ, не отрывая взгляда от шва. Наверняка опять подрались. Или двойка в школе. Или сломали новый проектор.
«Нет! Ты не понимаешь!» – ее голос сорвался на визг. «Они... кричат... нечеловечески! Слюни... Глаза... Боже, глаза! Степа укусил бабушку! За руку! До крови!»
Ледяная струя пробежала по позвоночнику Арсения. «Что?! Где ты?»
«В детской! Я заперлась в ванной! Они... они бьются в дверь! Мама... Мама пыталась их успокоить, а Соня... О БОЖЕ, СОНЯ ВЦЕПИЛАСЬ ЕЙ В ГОРЛО!» Последние слова превратились в нечленораздельный вопль, заглушенный жутким, влажным хрустом и диким, не детским рычанием с той стороны связи.
Связь оборвалась.
Арсений замер. В операционной повисла гробовая тишина, нарушаемая только монотонным пиком мониторов пациентки. Ассистентка и анестезиолог смотрели на него, бледные. Далекий гул за стенами клиники стал громче, сливаясь с нарастающим воем сирен где-то в городе.
«Доктор?» – голос Ани дрожал.
Он не слышал. В ушах стоял хриплый рык и тот жуткий, костоломный хруст. Глаза. Глаза Сони? Какие они стали? В его воображении, пропитанном хоррор-фильмами юности, всплыли пустые, молочные или кроваво-красные белки. Нет. Этого не может быть.
«Завершайте!» – выдохнул он, срывая перчатки. Руки тряслись. «Немедленно! Заключительный отчет – позже!» Он не стал ждать ответа, вылетел из операционной, сметая стерильные занавески. Его белый халат мелькнул в коридорах клиники, где уже царила паника. Медсестры бежали куда-то, кто-то рыдал, упершись в стену, на огромном экране в холле вместо рекламы геномодифицированных фруктов мелькали обрывочные кадры: давка на улицах, горящие электромобили, силуэты, набрасывающиеся друг на друга с неестественной яростью. Красная строка бежала по нижнему краю: «ВНИМАНИЕ! КРИТИЧЕСКИЙ СБОЙ НЕЙРОИМПЛАНТОВ! ОСТАВАЙТЕСЬ ДОМА! НЕ ПОДХОДИТЬ К ВЕДУЩИМ СЕБЯ НЕАДЕКВАТНО!»
Неадекватно. Это слово резануло слух. Его дети? Неадекватны? Его Соня, которая вчера рисовала ему смешного кота? Его Степа, мечтавший о футболе в лиге Содружества?
Личный скоростной лифт домой казался адски медленным. Каждый этаж – вечность. Гул снаружи превратился в сплошной рев – сирены, крики, взрывы, дикий, звериный вой. На 150-м этаже их небоскреба лифт открылся в знакомый холл с панорамными окнами. Вид, за который они платили безумные кредиты, теперь был видом на Ад. Город пылал. Внизу, на автострадах, бушевали столкновения, фигурки людей метались, на них набрасывались другие фигурки, сбивая с ног, рвя на части. С высоты это напоминало муравейник, залитый бензином и подожженный.
Дверь их квартиры была приоткрыта. Арсений толкнул ее, и волна ужасающего смрада ударила ему в лицо – медный запах крови, кислый запах разорванных внутренностей, что-то еще, невыразимо мерзкое. «Лика! Соня! Степа!» – его крик сорвался в тишину квартиры. Тишину, нарушаемую лишь чавкающим, хлюпающим звуком из гостиной.
Он шагнул внутрь, ноги ватные. Прихожая была залита кровью. Темные брызги на белой стене. Чей-то тапок. Он замер на пороге гостиной.
Картина врезалась в мозг, как раскаленный нож. То, что осталось от тещи, Анны Петровны, лежало в неестественной позе у дивана. Горло было вырвано, грудь вскрыта, ребра торчали наружу. Над ней склонились две небольшие фигуры. Соня и Степа. Их руки и лица были по локоть в крови и чем-то темным, вязким. Они засовывали это в свои рты, чавкая и рыча. Спины были к нему. На одежде Сони алело огромное кровавое пятно. На полу, чуть в стороне, валялась оторванная рука в обручальном кольце Лики. Ее обручальное кольцо.
Арсению показалось, что сердце остановилось. Потом оно рвануло, бешено заколотившись, гоняя по жилам ледяной адреналин. Он не крикнул. Не зарыдал. Весь его мир сузился до этих двух маленьких спин, жующих останки его жены и ее матери. Его детей.
Степа что-то уловил. Медленно, с нечеловеческой скованностью, он повернул голову. Глаза. Глаза были ужасом. Не пустые, не красные. Глаза Степы. Но в них не было ни капли сына. Только плоская, животная ярость и всепоглощающий голод. Изо рта капала кровь и слюна. Он зарычал, низко, как зверь, и начал подниматься, его маленькие, окровавленные руки упирались в липкий пол.
Соня тоже оторвалась от «еды», повернулась. Ее взгляд был таким же. Пустым от всего человеческого, полным немого хищничества.
Кара. Мысль пронзила Арсения с ясностью молнии. За Алину. За эти пошлые мысли у операционного стола. За то, что жаждал измены, пока они... пока они...
Соня сделала шаг к нему. Неуклюжий, шаркающий. За ней поднялся Степа. Рычание стало громче. Они шли. Медленно. Неуклюже. Но шли. На него.
Инстинкт самосохранения пересилил оцепенение. Арсений рванулся назад, в прихожую, хлопнув дверью в гостиную. Тут же в нее что-то тяжело ткнулось. Потом еще. Дети бились в дверь. Стучали кулачками? Лбами? Он не знал. Знакомый детский смех? Нет. Это был тот же звериный рык, только выше.
Он огляделся, задыхаясь. Ключи от сейфа! В кабинете! Там был медицинский набор, морфин, скальпели... и охотничий нож, подарок пациента с Севера, незаконный, но такой красивый. Арсений кинулся по коридору. За спиной дверь трещала по шву. Детские голоса сливались в один жуткий, нечеловеческий вой.
Он ворвался в кабинет, захлопнул и забаррикадировал дверь тяжелым креслом. Руки тряслись так, что он еле вставил ключ в сейф. Нож. Холодная рукоять в ладони придала призрачную уверенность. Морфин? На всякий случай. Он сунул ампулы и шприц в карман халата. Надо выбираться. На крышу? Там посадочная площадка для их дрона-такси. Шанс есть.
Выбив окно кабинета (дорогущее бронированное стекло поддалось тяжелому пресс-папье), он высунулся. Воздух был густ от дыма и воя. Крыша ближнего небоскреба горела. Площадка на их крыше была пуста. Ни одного дрона. Только ветер гнал пепел и мусор. На автостраде внизу бушевало пламя. Фигурки бежали, падали, их настигали другие.
Дверь кабинета задрожала от ударов. Сильнее. Детские голоса? Нет. Взрослый, хриплый рев. Кто-то еще? Сосед? Служба безопасности? Зомби? Неважно.
Арсений оглянулся на кабинет. На столе – голограмма счастливой семьи: он, Лика, Соня, Степа, год назад на Плутоновых островах. Улыбки. Солнце. Море. Кусок мяса в зубах у Сони... Нет. Это не Соня. Это оно.
Ярость, холодная и беспощадная, сменила отчаяние. Он не просто выживет. Он узнает. Кто сделал это с его детьми? Кто превратил их в этих... тварей? Кто убил Лику? Это не кара небесная. Это что-то реальное. Что-то рукотворное. Он видел новости. Сбой имплантов. «Пандора». Мелькало это слово в панике. «Проект Пандора». Что это? При чем тут импланты?
Дверь кабинета треснула. В щель показалась окровавленная рука в лохмотьях чужой рубашки. Не детская.
Арсений не стал ждать. Он перелез через подоконник, на узкий карниз. Высота 150 этажей. Ветер рвал халат. Внизу – сущий ад. Но позади – кошмар похуже. Он начал карабкаться вверх, к слуховому окну на крышу, цепляясь за выступы, которые не были для этого предназначены. Каждый шаг – риск падения. Каждое движение – над бездной. Но страх падения мерк перед тем, что осталось позади. Перед образом маленьких, окровавленных фигурок, жующих останки их матери.
Я выживу, – шептал он себе, пальцы скользили по холодному металлу. – Я выживу, и я узнаю. Кто. И за что.
Имя «Пандора» горело в его мозгу, как клеймо. Ответ был там. Где-то там, в этом рушащемся, ревущем, обезумевшем мире. Он его найдет. Или умрет. Но не как Лика. Не как дети.
Предыдущее:
Ваши донаты напрямую влияют на то, какие уникальные истории на основе реальных событий и фантастические рассказы мы сможем подготовить ДЛЯ ВАС в будущем. 🤝
Юмани
2204 1202 0047 9729
Сбер
2202 2013 4223 7175
Альфа Банк
2200 1513 9884 7181
©
При использование публикации или части текста, активная ссылка на публикацию обязательна