В Эрмитаже работает больше двух тысяч человек: хранители, реставраторы, экскурсоводы, смотрители, сотрудники Службы безопасности, юристы, бухгалтеры, инженеры… При этом почти все они – люди творческие. Мало кто ограничивает себя одной сферой. Юрист здесь может оказаться поэтом, реставратор – художником.
Сколькими профессиями надо владеть, чтобы Эрмитаж принял тебя? Точного ответа нет. Есть живые примеры.
Разрешите представить: Игорь Карлович Малкиель, заведующий Лабораторией научной реставрации драгоценных и археологических металлов, археолог и ювелир.
– Игорь Карлович, ваши коллеги рассказывают, что первое образование у вас – техническое. Это так?
– Я учился на автослесаря, но очень недолго работал по специальности. Сразу после училища поступил в университет.
– Почему вы выбрали профессию археолога?
– Я с детства интересовался историей, был увлечён историческими книжками, Шлиманом… Совершенно случайно узнал, что археологической экспедиции в Пенджикенте (это Таджикистан) требуются рабочие. Приехал в Эрмитаж, познакомился с заведующим Сектором Средней Азии и Кавказа Борисом Ильичом Маршаком, который потом стал моим учителем. Он согласился взять меня в экспедицию, предложил пройти обучение прямо на раскопе. И я очень обрадовался, хотя до конца не понимал, насколько это сложно.
– Археология – тяжёлая работа…
– Археология – это болезнь. Это безумно интересно, всегда что-то новое, ты не знаешь, что будет через секунду. Потрясающая история, которая становится смыслом жизни.
– И как долго вы занимались раскопками?
– В Пенджикенте я работал около 30 лет, после смерти Бориса Ильича на несколько лет стал начальником этой экспедиции. Параллельно копал в Бухарском оазисе на городище Пайкенд, в экспедиции Григория Львовича Семёнова, заведующего Отделом Востока, уникального археолога, который многому меня научил. И в Термезе, на городище Кара-тепе. Копал в Казахстане, Киргизии, по всему Узбекистану. Как-то целый год, переезжал из экспедиции в экспедицию.
– Как же вы стали реставратором?
– Это связано с тем, что в экспедициях не всегда можно найти реставраторов, и каждый археолог должен знать азы реставрационного мастерства. Я клеил керамику, обрабатывал металл, чистил монеты, чтобы определить датировку. Естественно, учился. Параллельно занимался авторским ювелирным искусством.
– Откуда взялось ювелирное дело?
– Однажды ко мне случайно попали ювелирные инструменты. Я не понимал, для чего мне это понадобилось, совершенно не умел ничего делать. Они лежали у меня несколько лет, но в конце 1980-х годов я вспомнил про них и начал учиться. Сначала сам, потом на курсах в Финляндии, стал участвовать в выставках, выиграл несколько конкурсов, российских и международных.
– А как же археология?
– Ювелирное искусство для меня было тесно связано с археологией. Мы находили в экспедициях предметы, связанные со средневековым ремеслом обработки драгоценных металлов. В дальнейшем мне это помогло досконально изучить ювелирные технологии и в теории, и на практике.
– Ювелирное искусство и реставрация тоже связаны?
– Конечно. В то время я был научным сотрудником в Отделе Востока, меня часто просили реставрировать музейные экспонаты. Например, трон Анны Иоанновны XVIII века. Я восстанавливал гербы, которыми он украшен. Это была работа с драгоценными металлами, эмалью и так далее. И в какой-то момент я понял, что могу сделать в реставрации нечто новое. Мне показалось необходимым поменять технологии, более тщательно проводить исследования. Я написал служебную записку директору Эрмитажа Михаилу Борисовичу Пиотровскому – предложил создать лабораторию для работы с драгоценными металлами.
– Чем ваша лаборатория необычна?
– Её уникальность – в сочетании древних технологий и современного оборудования. Подразделение наше замечательно оснащено. Есть большое количество лазерных устройств (для сварки, очистки, резки, гравировки и так далее), они спроектированы специально для решения сложнейших реставрационных задач. Ещё до того, как открылась лаборатория, мне удалось поработать в Италии, протестировать разные установки, разработать новые методики, связанные с лазерными технологиями. Мы стали реставрировать вещи, которые раньше трогать боялись. Например, китайские золотые шпильки XVII века, спаянные из проволоки толщиной около 30 микронов, в два раза тоньше человеческого волоса. Параллельно придумали методики, связанные с виртуальной реставрацией и реконструкцией. Теперь рядом с оригинальным экспонатом мы устанавливаем мониторы и показываем, как вещь выглядела изначально.
– А ещё вы делаете тактильные копии экспонатов...
– Всё началось с автопортрета Рембрандта из Лейденской коллекции, которую привезли к нам на выставку. Когда мы решили изготовить его тактильную копию, мы были абсолютными неофитами в этой области. Действовали методом проб и ошибок, приглашали незрячих людей, чтобы они подсказали нам, какой из возможных материалов тактильно лучше. Позвали профессиональных скульпторов и 3D-специалистов, сделали объёмную реконструкцию автопортрета. Это было непросто. Ведь Рембрандт на всех своих автопортретах, живописных и графических, – разный, а скульптурных его изображений нет. Но мы, с помощью 3D-технологий так вытянули объём, чтобы черты лица давали точно такую же тень, как на портрете. История была очень интересная, вызвала много положительных реакций, и я понял: мы идём правильным путём.
– И куда вы пошли?
– Так как я занимался археологией, мне было интересно внедрить в инклюзию археологические истории. Мы сделали пять рельефных, тактильных панелей с сюжетами настенной живописи древнего Пенджикента и их анимированную реконструкцию – мультфильмы, раскрывающие смысл рисунков. Потом, вместе с Азербайджанским музеем ковра, – копии фрагментов древнейших из ныне известных ковров и войлочных фигурок из могильника Пазырык. Это очень хорошо сработало, и мы открыли выставку «Незримое искусство…» в Главном штабе. Она была настолько популярна, что нам пришлось сделать второй комплект всех вещей. Они ездят постоянно – по городам России, в Сеул, в Белград.
– Вы планируете развивать это направление?
– Мне кажется, нам нужно поменять формат. Наша задача – не только делать что-то доступным для людей с нарушениями здоровья, но и попытаться вернуть утраченную тактильность обычным людям (у взрослых она теряется). Сейчас мы разрабатываем методики, позволяющие этого добиться. Мы делаем выставку, посвящённую истории изучения и реставрации античной скульптуры Виктории Кальватоне. Это будет иммерсивная экспозиция глубокого погружения – музейный детектив, рассказывающий о наших исследованиях, открытиях.
– Параллельно вы преподаёте, разрабатываете новые методики…
– Я всегда занимаюсь тем, что мне интересно. Решаю сложнейшие реставрационные задачи, выступаю на конференциях, помогаю коллегам в организации реставрационных лабораторий и обучении специалистов. Есть большой проект с Российской национальной библиотекой – замечательное изобретение, благодаря которому можно будет лечить книги от плесени и грибов. С помощью микроплазмы, на листы бумаги наносится нанопокрытие, убивающее все грибы. Такого не было раньше.
– И кто же вы по профессии?
– Ювелирный археолог или археологический ювелир?
#Блог_Эрмитажа