Я осталась одна, с тремя детьми, без денег, без работы, в Лесничестве за 4-5 километров от Искитима. Это 1997 год. В стране самый развал всего что только можно и нельзя. Максим на четвёртом курсе, Света в седьмом классе, Илюшка - внук, Лена поступила заочно в Томский медицинский институт. Этот магазин, где я работала, к тому времени пришлось закрыть, потому что обслуживать его уже нужно было полностью самой. В то время ещё не было централизованной подвозки товаров. Я перед этим, думала, сейчас сделаю ремонт, и уже как предприниматель откроюсь. Но не стало Юры, а сама я не смогла. От безвыходности, я поехала к Носкову В И – директору лесхоза, проситься на работу в Лесничество.
Его в конторе не оказалось. Хотя перед этим я позвонила ему: - Валерий Иванович, можно я к вам приеду? Пошла к нему домой. Никогда бы в жизни я раньше на такое не осмелилась. А теперь мне или в петлю головой, или к Носкову домой.
- Хорошо – сказал Носков: - Я возьму тебя мастером леса, но надо учиться.
Он, наверное, не надеялся, что я пойду учиться, хотя у меня и у Юры один и тот же институт. И одновременно я ещё пошла на курсы шоферов. Так закрутила на себе гайки, чтоб, даже, и пикнуть не могла. Максим меня поддерживал, помогал, где не справлялась, увозил, привозил. Не знаю, выжила бы я без его поддержки или нет. Мамка ещё жила у меня в это время. Оформила пенсию на детей по 200 рублей. Пока оформляли, прошло три месяца, и мы получили 1200 рублей. Я отдала их Максиму, говорю: - Купи себе, что хочешь.
Максим: - Нет, мама, мы тебе купим машину стиральную - автомат. Только, только появились. В Искитиме ещё не было. Мы поехали в Бердск и там купили за 1175 рублей. Осталось 25 рублей. И ещё Максим купил переходник за 12 рублей, чтоб подключить. Увезла документы в Тогучин в лесной техникум. Я думаю, был звонок туда, не брать меня. В приёмной так начали меня отговаривать, да ты не сможешь, и диплом твой институтский не нужен, иди на первый курс. Так демонстративно вышвырнули этот диплом. Подняла. Хорошо, я пойду на первый курс, со свидетельством о десятилетнем образовании.
Вот надо ехать на первую сессию. Целую неделю не могла уехать, три раза уезжала на вокзал и возвращалась, бегу назад домой как умалишённая. Боюсь оставить детей одних. Я их ещё никогда не оставляла. Какой - то звериный страх. Юру не уберегла. А тут дети. Опоздала. Так переживала, что приехав в общежитие, я слегла. Лежала как в каком - то тумане. Заходили какие-то женщины, выходили. У меня под кроватью стоял таз, меня рвало без остановки. Не знаю, на какие сутки, я, кое- как, встала и побрела в здравпункт. Они померили давление: - Ого! Зашкаливает!
Накололи, таблетки. Чуть, чуть отлежалась. Пошла дальше.
Нашла аудиторию, спрашиваю у мальчишек: - Здесь такая-то группа занимается?
- Да, а зачем вам?
- Учиться.
- А мы думали учить.
И все грохнули от смеха. Целая группа молоденьких мальчишек и я одна почти пятидесятилетняя бабка.
Ох! Как же мне было стыдно! Я готова была сквозь землю провалиться! Прошла на ватных ногах в конец аудитории, тихонько села. Пришла преподаватель. Стала со мной разговаривать. Я говорю ей: - Я, наверное, не смогу, брошу, стыдно.
И её слова: - Если бросишь, уважать сама себя перестанешь. Я сейчас немного тебе помогу, потому, что ты опоздала, а потом буду спрашивать, как со всех остальных. И вот эти её слова « спрашивать, как со всех остальных», как то меня отрезвили, как вроде поставили в один ряд с этими мальчишками. Появилась сила, уверенность, злость.
Такое чувство, как кто-то подставил подножку и я со всех «копытов» летела в пропасть. А эта женщина взяла за шиворот, подняла меня, тряханула, как следует и поставила на рельсы. И я попёрла. Зубами уцепилась за землю.
Я почти всегда приезжала на сессию с опозданием на неделю, всё сдавала и уезжала на неделю раньше. Через какое-то время к нам в группу пришла молоденькая женщина, вот я уже не одна. А потом, когда пошла геодезия, я окончательно покорила своих мальчишек. Они даже с обидой говорили, что я приезжала позже всех и уезжала раньше всех.
Самое тяжёлое было: - Как там дети одни?
Я очень за них боялась. Дома написала большими цифрами телефон общежития. На вахте предупредила, если мне будут звонить, пожалуйста, позовите меня. И я так ждала этого страшного звонка, что один раз уснув, в коридоре был какой-то шум, молодёжь веселилась. Мне приснилось, что меня зовут. Я подскочила, и с красными, шальными глазами выскочила в коридор: - Кто меня звал?
Ребятишки засмеялись.
В ночь, полночь, в кромешной темноте, по лесу, бегу домой. Прибегу чуть живая, отдышаться не могу. Как я за них боялась!
А у них, слава Богу, всё хорошо. Печка топится. На печке сковорода с мантами. Пельмени наделаны. В этот страшно тяжелый период, Света взвалила на свои маленькие плечи заботу о всей семье. Стряпала , варила. Немного успокоюсь и опять поехала.
Скотину двух коров и телёнка я продала. Я бы одна не справилась. А заставлять Максима, зачем, он учится, у него трудный институт. Денег не хватало. На эту пенсию, я не могла им даже обувь купить, ботинки уже стоили 600 рублей.
Максиму в день я давала десять рублей – это на один пирожок и стакан кофе. На электричке стал ездить зайцем. Первое время мы ещё те проездные, что ранее покупали, выводили белизной и я своим почерком, со своей подписью писала. Когда кончался один, он говорил: - Мама, нарисуй мне проездной. Из еды в доме была только картошка, да салаты. Так и выжили. Я купила двух поросят, им было уже, где то полгода. Тут поминки по Юре, а утром я пошла, двое поросят лежат, сдохли. И опять не могли двое в одну ночь пропасть, это явно отравили. А у тёти Маши такая привычка, если я отвлекусь, чем-то занята, она обязательно, что-нибудь натворит или стащит. Если у меня в магазине привозка, она в эту минуту обязательно прибежит, и даже не спрашивая: - Таня, я возьму, тебе некогда, потом рассчитаюсь. И всё, забудет рассчитаться. Мне это надоело. – Тётя Маша, ты, сколько будешь брать? Поняла, что я не забыла. Поджала губы, растерялась.
Больше я не стала покупать поросят. Бесполезно.