Серое февральское небо придавило город. София, морщась от боли в спине — следствие неудобного дивана, на котором ей пришлось спать последние недели, — стояла у окна съёмной квартиры. Воздух пропитался запахами — лаванда от дешевого освежителя, старые обои и какой-то кислый, терпкий дух, похожий на трубочный табак. «Бывшие жильцы», — подумала она. Сумерки уже съедали очертания панельных домов напротив. Мусоровоз под окнами взревел и загрохотал, София вздрогнула, забрызгав рукав свитера кофе.
«Да чтоб тебя», — буркнула она, размазывая пятно. Их просторный загородный дом с террасой, где по утрам она любила читать с чашкой чая, казался теперь кадром из чужого кино.
Из-за стены снова донёсся всхлип. Алиса — вот уже третий вечер подряд. Шестнадцать лет — в этом возрасте каждая девчонка верит, что любовь вечна, а семья нерушима. София машинально потрогала висок. Седина обнаружилась неделю назад, прямо перед переездом. Кофе остыл, и она поставила чашку на подоконник.
Кирилл возник как-то неожиданно — просто открылась дверь, и он вошел. Мятая футболка, взъерошенные волосы и вечный трицератопс в руке. В десять лет он разбирался в динозаврах лучше иного палеонтолога.
— Мам, там это... Алиска опять ревет. Что-то про день рождения и приглашения, я не понял.
София прищурилась — мальчишка осунулся за последние дни. Щеки впали, под глазами тени. Когда-то она прочитала, что детство заканчивается не с возрастом, а с первым разочарованием. Кажется, у Кирилла оно случилось раньше срока.
— Скажи, через десять минут ужин. Пусть помогает накрывать.
Кирилл кивнул и вышел. В коридоре скрипнула половица — та самая, между кухней и детской, которую Кирилл с первого дня окрестил «ночным соседом». Каждую ночь она издавала звуки, будто кто-то расхаживал по квартире.
— Как это «клуб отменяется»?! — лицо Алисы исказилось так, будто ей объявили как минимум о конце света. — Я всем разослала приглашения! Лизка уже платье купила, Сашка дополнительные отменил... Господи, я теперь посмешище на весь класс!
София поразилась тому, как дочь походила на отца в эту минуту — тот же капризный изгиб бровей, то же запрокидывание головы. Внутри что-то сжалось — не то от злости, не то от нежности.
— Слушай, — она сглотнула и мысленно сосчитала до пяти, как советовал психолог, — ситуация другая теперь. Этот твой клуб стоит как полмесяца аренды. Либо отмечаем дома, либо...
— Либо что? — перебила Алиса. — Будем питаться святым духом до апреля? Папа бы никогда...
— Папа предпочел двадцатисемилетнюю дуру с сиськами собственной семье! — выпалила София и тут же прикусила язык. — Извини. Лишнее. Но факт простой: денег на клуб нет.
Алиса закусила губу и отвернулась. По оконному стеклу стекали капли — не то дождь, не то снежная крупа, противная февральская морось.
— Значит, не будет дня рождения, — выдавила она.
София смотрела на напряженную спину дочери и вспоминала себя в пятнадцать, когда стояла точно так же у окна в их с мамой квартире, кусая губы, чтобы не разреветься от обиды. Все повторяется. История делает круг, воспроизводя себя в детях с пугающей точностью.
...Все рухнуло в один из тех обманчивых ноябрьских дней — вроде и солнце светит, а земля уже промерзла. София возвращалась с работы в приподнятом настроении: Сергей обещал что-то особенное к годовщине их первого свидания. Она купила его любимое вино — то самое, с запахом чернослива и кислинкой.
Когда дверь открылась, на пороге стоял незнакомец с лицом мужа. Сергей, обычно живой и улыбчивый, смотрел с каким-то холодным любопытством.
— Поговорим, — сказал он, забирая пакет с вином. — Я ухожу от тебя.
Все происходящее казалось настолько нереальным, что она даже не возмутилась. Просто села за стол, который был накрыт для праздничного ужина, и слушала, как рушится ее жизнь. Напольные часы, подарок свекрови, мерно отсчитывали секунды.
— Ее зовут Вика, — голос Сергея звучал ровно, как у диктора программы новостей. — Двадцать семь лет, работает в современной галерее. Познакомились на выставке три месяца назад.
«Три месяца, — машинально отметила София. — Когда мы ездили на Валдай, и ты говорил, что любишь меня сильнее, чем в день нашей свадьбы».
— Она удивительная, — продолжал Сергей, и в его голосе появились нотки, которые раньше предназначались только для нее. — Тонкая, чувствующая. И главное — настоящая. Она не выносит лжи, поэтому мы должны оформить всё официально. Как можно скорее.
София разглядывала этого внезапно чужого человека напротив и думала о том, что, оказывается, можно годами спать с кем-то и не знать его совсем. Десять лет брака, двое детей, тысячи разговоров по душам — и всё перечёркнуто одним вечером.
— А дети? — спросила она, когда молчание стало невыносимым.
Во взгляде Сергея что-то мелькнуло — может, вина или стыд, но тут же исчезло.
— Вика пока не готова... Я буду помогать материально, конечно, но жить они должны с тобой.
Когда это произошло, Алиса наотрез отказалась признавать случившееся. Она не поверила и после развода, даже когда им пришлось переехать. Продолжала собирать вещи для возвращения, словно всё это было временным недоразумением.
— Папа вернется, — твердила она Кириллу, выстраивая на подоконнике своих фей. — Он не может нас бросить из-за какой-то...
Она никогда не договаривала, подыскивая приличный синоним слову, которое давно знала, но еще стеснялась произносить.
София не разубеждала. Пусть надежда умрет своей смертью. Но когда перед днем рождения разразился скандал из-за клуба, она поняла: пора становиться новой семьей. Без иллюзий и ожиданий.
Алиса сидела в темноте, лишь экран телефона освещал её лицо. На заставке — прошлогодний отпуск: они с отцом на водных лыжах. Она тогда с первого раза встала, и папа так гордился...
Телефон вдруг засветился входящим вызовом. «Папа». Сердце Алисы запрыгало.
— Алло, — голос дрожал, но она постаралась звучать обыденно.
— Привет, принцесса! — голос отца показался слишком бодрым. — Как ты? Мама говорит, вы решили не праздновать день рождения?
— Не в клубе, — буркнула Алиса. — Говорит, денег нет.
— Вот как, — в трубке повисла пауза. — Слушай, а может, ты ко мне? Вика не будет против, если ненадолго. И в клубе отметим.
Алиса почувствовала, как по телу прокатилась волна тепла.
— Правда? А можно с Кирюхой? Он скучает, просто стесняется сказать.
— Да, конечно, тащи брата, — что-то странное мелькнуло в голосе отца, но Алиса пропустила это мимо ушей. — Приезжайте в пятницу, я встречу.
Когда София услышала от детей про приглашение отца, она не стала спорить. Внутри что-то оборвалось, но не от ревности или обиды, а от изнеможения.
— Конечно, поезжайте, — сказала она, помогая собирать вещи. — Учебники не забудь. И, Кирилл, твои таблетки от аллергии возьми.
Дети смотрели растерянно. Они ждали скандала, запретов, слез — всего, что подтвердило бы их подростковое представление о матери как о тиране. А получили спокойное согласие.
— Ты не злишься? — тихо спросил Кирилл, прижимая к груди рюкзак.
София покачала головой:
— На что? На то, что хотите быть с папой? Это нормально. Я люблю вас, и он любит. Просто мы больше не можем жить вместе.
Вранье. На самом деле, София знала, чем всё закончится. Не просто догадывалась — знала. Сергей никогда не умел отказывать — ни ей, ни детям. И так же не сможет отказать новой жене. Дети вернутся, но уже другими — с надломленной верой в отцовскую любовь.
Вышло еще хуже. Вика продержалась ровно одиннадцать дней. На двенадцатый поставила ультиматум.
— Либо я, либо они, — ее наманикюренные пальцы отбивали дробь по столу. — Я не нанималась в няньки к чужим детям. Особенно к этой твоей дочке, которая зыркает на меня как на врага народа!
— Но это мои дети, — попытался возразить Сергей. — Они часть меня.
Вика смотрела прямо:
— Не драматизируй, милый. Они часть прошлого, от которого ты сам отказался. Будут у нас свои дети — вот в них и вложишься. А сейчас выбирай.
И он выбрал. Как всегда — сердцем, а не мозгами.
Когда дети вернулись, София не стала задавать вопросов. Просто открыла дверь и впустила их — осунувшихся, притихших, с печатью первого настоящего предательства на лицах.
Ночью, уложив Кирилла, она заглянула к Алисе. Та сидела, обхватив колени, и смотрела в стену.
— Поговорим? — София присела на край кровати.
— О чем? — Алиса не поднимала глаз. — О том, что ты была права? Что он выбрал эту... ведьму, а не нас?
— Нет, — София покачала головой. — О том, что боль пройдет. Что ты еще будешь с ним общаться и даже сможешь его простить. И о том, что я рядом, что бы ни случилось.
Алиса подняла взгляд, и София увидела в ее глазах странную смесь детского отчаяния и почти взрослой горечи.
— Я думала, что любовь сильнее всего, — прошептала девочка. — Что если любишь, то никогда не бросишь. А он...
— Любовь бывает разной, — тихо сказала София. — Иногда люди путают ее с другими чувствами. Твой отец любит вас, просто... не так, как вам хочется. Но это не значит, что он не любит вовсе.
В апреле, когда деревья покрылись первой зеленью, позвонил Сергей.
— Надо встретиться, — в его голосе звучала решимость, которую она помнила по началу их отношений.
— Что-то случилось?
— Да. Нет. Не знаю, — он запнулся, и София удивилась: Сергей редко терял самообладание. — Вика беременна.
София почувствовала, как что-то оборвалось внутри. Странно, но не больно — скорее как освобождение от последней иллюзии.
— Поздравляю, — сказала она, и это не было сарказмом.
— Дело не в этом, — Сергей шумно выдохнул. — Она... против, чтобы дети приезжали. Совсем. Говорит, ей нужен покой, и вообще она хочет, чтобы внимание доставалось нашему ребенку.
София молчала, ожидая продолжения.
— Я не могу так просто отказаться от них, — в его голосе звучало отчаяние. — Это же мои дети. Но и Вику я боюсь потерять. Она... делает меня счастливым, понимаешь?
И София вдруг поняла, что действительно понимает. Не оправдывает, не принимает, но понимает эту отчаянную человеческую жажду счастья. Даже если цена — чужая боль.
— Чего ты хочешь от меня? — спросила она.
— Я буду помогать. По-настоящему, а не как сейчас. Выплачу твой кредит за квартиру, куплю машину. Оформлю на детей дарственную на дом за городом. Но пусть они живут с тобой. А я буду приезжать, когда смогу.
София прикрыла глаза. «Как всегда, ты выбираешь легкий путь», — подумала она.
— И как ты себе это представляешь? «Здравствуйте, дети, я ваш папа на час, буду появляться раз в месяц с подарками»?
— Я не знаю, — в его голосе было отчаяние. — Просто помоги мне сохранить хоть что-то.
Прошло девять месяцев с того разговора. Жизнь постепенно обретала новые очертания. София закончила ремонт, и у детей появились отдельные комнаты. Кирилл заставил свою макетами динозавров и звездной картой. Алиса выбрала минимализм — белые стены, растения в горшках и несколько черно-белых фоток, которые сделала сама.
Сергей сдержал слово: выплатил кредит, купил подержанный «Фольксваген», оформил дом. Виделись раз в месяц — забирал их на выходные куда-нибудь. Без Вики, которая к тому времени родила девочку, названную каким-то вычурным именем Аделина.
София неожиданно увлеклась фотографией — сначала как хобби, потом как подработку, а теперь почти как основную профессию. Ее снимки старых заводов их района вдруг получили признание на выставке. Там и встретила Артема — архитектора, занимавшегося переделкой заброшенных пространств. Начали общаться по работе, потом... София еще не знала, как назвать происходящее между ними, но впервые за долгое время ей хотелось улыбаться просто так.
Как-то вечером в апреле, когда дети уже спали, она сидела на кухне, разбирая фотографии для новой выставки. Снимки покрывали весь стол — мозаика из света и тени.
Алиса вошла неслышно, завернувшись в мамин старый свитер, который был ей велик.
— Не спится? — спросила София, не отрываясь от работы.
— Неа, — девочка присела рядом, с интересом разглядывая фото. — Можно спрошу?
— Валяй.
— Ты счастлива?
София оторвалась от работы. В полутьме кухни лицо дочери казалось старше — будто напротив сидела не девчонка, а взрослая женщина.
— С чего вдруг такой вопрос?
— Да просто... — Алиса замялась. — Ты стала другая. Раньше всё время на взводе была, а теперь какая-то... спокойная, что ли. И фотки эти твои... в них столько жизни. Я подумала — может, ты все-таки счастлива?
София взглянула на снимок в руках — старая фабрика, в окна которой бьет солнечный свет, превращая облупленные стены в полотно.
— Знаешь, — наконец сказала она, — счастье — это не конечная станция. Это способ ехать. Иногда мне кажется, что я только сейчас начинаю понимать, как быть счастливой не вопреки жизни, а вместе с ней.
Алиса кивнула, словно это был именно тот ответ, которого она ждала.
— А ты? — спросила София. — Счастлива?
Девочка задумалась, накручивая на палец прядь — жест, унаследованный от матери.
— Фиг его знает. Мне кажется, я только учусь врубаться, что это вообще такое — счастье. Раньше думала, это когда всё как в кино: предки при бабле, тусовки, шмотки. А когда всё это ушло... — она замолчала, подбирая слова. — Я поняла, что главное осталось. Ты, Кирюха, наши разговоры, даже эта дурацкая хрущевка со скрипучими полами. Это и есть настоящее, врубаешься?
София смотрела на дочь с изумлением. Когда эта девчонка с диснеевскими принцессами в рюкзаке успела поумнеть?
— Врубаюсь, — тихо сказала она. — Еще как врубаюсь.
Они сидели молча среди разбросанных фотографий, и каждая думала о своем: Алиса — о предстоящей фотосессии для школы, которую хотела доверить маме; София — о том, что самые важные уроки получаешь не когда учишь других, а когда учишься у них.
За окном шелестел весенний дождь, смывая остатки зимы и открывая дорогу к лету — времени новых возможностей. И где-то в глубине души София знала: какие бы зигзаги ни ждали впереди, они справятся. Ведь главное они уже нашли — свою собственную, неидеальную, но настоящую тропинку в завтра.
Дорогие читатели! Если история Софии и её детей зацепила вас так же, как и меня — не забудьте поставить лайк и подписаться на канал.
А что вы думаете — можно ли научиться быть счастливым после серьёзных жизненных потрясений, или это врождённый талант? Может, у вас есть свой рецепт обретения внутреннего спокойствия в трудные времена? Поделитесь в комментариях — уверена, многим читателям ваш опыт поможет найти свою собственную "тропинку в завтра".